– А что я – подставлю всю планету? – резко наклоняется вперёд, а потом плавно оседает обратно – наверняка не справившись с приступом головокружения. – И сделаешь Ритку соучастником? Или, чего хуже, отправишь её в карантин на предмет инфицированности этой ебучей расой? Думаешь, кто-то будет разбираться в степени её вовлеченности? Пытаться манипулировать Алексом – всегда означает нарываться. Или – сразу же огрести… – И почему ты такой мудак, Кузнецов? – протяжно спрашивает он у пространства у меня за спиной. – С отморозком её гулял по тирам. А теперь – этот хуеплёт сладкоголосый! Не многовато сношений для долбаного отшельника?! Это в самом деле больно, и он прекрасно знает. – Алекс, мне тотально поебать на твоё псевдомудрое мнение! Что Артём, что Ритка… исключительно на моей совести. Но Том спас тебе жизнь. Если для тебя не важно, то для меня – слегка наоборот! – Спас… чтобы довесить ещё лапши! – Представь себя на его месте! – Спасибо, я останусь на своём месте! И в своём уме. Пока с твоей помощью не инфицируюсь какой-нибудь расой… – он поднимается с явным намерением закончить и разговор, и свой визит. – Ты и без моей помощи прекрасно умеешь инфици… – осекаюсь, но перехожу в наступление: – Так и зачем ты вообще пришёл ко мне, а не в штаб? Останавливается, разворачивается, подходит вплотную и нависает надо мной, не произнося ни слова. – Отвечу за тебя, – с вызовом пялюсь на него снизу вверх. – Потому что начнётся война. Прямо здесь, внутри Содружества населённых планет. – Война – это естественно. Твои, между прочим, слова, – он упирает руки в боки, то ли для выразительности, то ли отвлекаясь от боли. – Естественно. Потому что есть только одна причина не вступать в войну – доверие. – Ваня! Сколько раз Том тебе заливал? – Не знаю! Несколько сотен раз… Как и ты, за всю жизнь. Какая нахуй разница?! Алекс так понуро оседает на ступеньку рядом, будто если бы у него сейчас на голове была шляпа, он бы её снял в знак уважения к моим безвременно почившим мозгам. – Саша, прекрати, я не наивный болван… Это своего рода стратегия. Пока он не нанёс мне ни одного удара, и я не собираюсь проигрывать сам себе. У вранья полно теоретически возможных причин. Но доверие можно выдать только наперёд… – Окей. Тем разумным существам, которых ты мочил с Ёжика, то же самое бы сказал? – С ними я не был знаком. – Думаешь, со своей мирабилианской звездой ты знаком?! – Я знаком с Томом. И если он окажется не тем Томом, с которым я знаком, это будет хотя бы не на моей совести. То же самое могу сказать и о тебе. – И готов заплатить парой населённых планет за свою великую идею? – Да. Готов. С тобой и с Риткой ничего не случится, я уж прослежу. А на планеты мне как-то положить… Лестница приходит в движение, изящно отправляя нас на второй ярус. Я даже не успеваю никак отреагировать. Куда он нажал опять? Лунный свет здесь упивается сам собой на двадцати квадратах бесполезной площади. Покидая ступеньку, дотрагиваюсь до фактурной стены – по-прежнему шероховатая. Терпеть не могу такое покрытие, но постоянно забываю с ним разобраться. – Здесь всё ещё можно танцплощадку устраивать… – из той точки, где я нахожусь, кажется, что Алекс нарочно элегантно врисовывает силуэт между соседними рёбрами жёсткости оконной конструкции и стоит так, отбрасывая кинематографическую тень. Провожу по стене уже обеими ладонями до полного отвращения, когда слышу: – Окей. Я не прав. – Тихорецкий, поверь мне, сегодня не время для язвительных сентенций. – Я серьёзно. Поворачиваемся друг к другу мы одновременно. Я с досадой отталкиваюсь от стены и сжимаю кулаки, избавляясь от оскомины её осязаемости. – Ты просто воюешь за свою убеждённость. – Ну… разумеется. – Это ведь… тяжело, – определяет он с какой-то новой, уже неагрессивной интонацией, выразительным жестом заставляя материализоваться из ниши стулья, которыми, кажется, я последний раз пользовался лет десять назад… – Да, Саш, просто пиздец как тяжело, – для наглядности надломленно выгружаюсь в сидячее положение. – Особенно когда ты ни хера ни в чём не убеждён… Но в этом мире как-то, блин, больше нечем заняться. И здесь уж ты меня понимаешь! Иначе бы не строил перевёрнутые башни под протестующие вопли народа. – Рите придётся сказать. Она промолчала потому, что не уверена, долечился ли я… Ей нужен Том. – Или она в него влюбилась… – А как же тип из клиники травматологии? – Тип хм… второго типа… Ещё дней десять максимум. Алекс вопросительно поводит плечом. Объясняю: – Она выбирает либо завуалированных абьюзеров с псевдохаризмой, либо чуваков с причёсками как у партийных деятелей из СССР… Первых мы вытряхиваем, вторые надоедают ей максимум за три недели. – Том не из второй группы, заметь… – Не исключаю, что есть и третья… Не щёлкал бы ты клювом двадцать пять лет, оглядывалась бы она на тебя… Он только хмыкает, покачиваясь в кресле. – Саш, ты идиот, да?.. На кого ещё?! – Это относится к категории явлений, теряющих очарование при попытках их озвучить. Ты меня услышал? – Ещё как, блин, как всегда, ёлки… – бормочу себе под нос, выясняя, не вызывает ли у меня отторжения на ощупь ещё и обивка стула… – Рванёшь на Мирабилис – легенды мне не нужны. – И зачем меня, по-твоему, туда понесёт? – Вселенную ремонтировать… – Ремонтировать, Алекс, это на самом деле не мой профиль! Мой профиль – ликвидировать. – Ну… соберёшься ликвидировать Вселенную – сообщение мне отправь. Только Тихорецкий умеет сохранять серьёзное выражение лица, выдав такую фразу после прокатившегося по эмоциональному бездорожью диалога. Я вот, как выясняется, совсем не умею… *** «Надо поговорить». «Ещё неделя, чтобы наверняка судить о здоровье твоего друга», – Том, конечно, не спит. «Я не об этом». «Неделя – и можем лететь». «И почему, по-твоему, я собираюсь куда-то лететь?» – ожидаю ответа, по смыслу похожего на слова Алекса, и зря. «А что ты станешь делать? Ждать морковкина заговенья?» «И меня так просто туда пустят?» «Там никто и не подумает обращать на тебя внимание. Я лечу домой, и я решаю». Офигеть планетка. 28 марта 2099 года, Мирабилис