Они смотрели на лежащую в долине деревню – большую, гораздо больше Владе и намного богаче. Несколько десятков шагов – и они окажутся на деревенской улице, смогут зайти в дома и узнают, как обстоят дела. Добрич выглядел совершенно обычно – тихое, уютное местечко, в теплое время года утопающее в зелени и цветах, но и сейчас живописное, приветливое на вид. «Совершенно обычно?» – спросил себя Вукашин. Ведь что-то было не так, только он не мог сообразить, что именно. – Лошадей придется оставить здесь, – сказал Радослав. Он спешился, остальные последовали его примеру. Иного выхода не было: животные нервничали, отказываясь ступать на дорогу, ведущую к домам. – Слишком тихо. Ни петухов не слыхать, ни собак. И людей не видно, – проговорил Небойша, в его голосе прозвучали вопрос и затаенный страх. – Холодно, вечереет, люди по домам сидят, – сухо ответил Радослав, проигнорировав слова о собаках и домашней птице. Только когда путники подошли к первому дому, стоящему на окраине деревни, Вукашин, наконец, понял, что именно не давало ему покоя и было неправильным в пасторальном облике Добрича. – Они что, не топят? – проговорил он. – Как ты сказал? – переспросил Небойша. – Когда мы стояли там и смотрели на деревню, я подумал, что она выглядит как-то… не так. А теперь вижу: из труб не идет дым. Похоже, в домах никто не топит! – Морозы давно прошли. Сейчас не так холодно, – возразил Радослав, но все трое знали: потеплело вовсе не настолько, чтобы люди перестали отапливать свои дома. Во Владе тоже не топили – некому было делать это. И здесь, выходит, тоже. – Хватит! – резко проговорил Радослав, хотя с ним никто не спорил. – Пройдемся по деревне. Стучитесь во все двери, когда увидите кого-то… «Если», – мысленно поправил его Вукашин. – …зовите, дайте знать! – договорил Радослав и направился к ближайшему дому. Небойша хотел сказать что-то, пожевал губами, но промолчал и двинулся к следующему двору. Вукашину ничего не оставалось, как пойти следом. Говорят иногда – ноги не идут, вот теперь Вукашин и понял, что это такое. Как будто колоды деревянные привязали к щиколоткам – с места не двинешься. Доковыляв кое-как до двери, Вукашин остановился на пороге и обернулся. Небойши видно не было: уже зашел в чей-то дом. Стало быть, и ему придется. Однако он не мог заставить себя. Казалось, оттуда выпрыгнет кто-то, затаившийся в тишине и мраке, и вид его будет настолько ужасен, что сердце перестанет биться, гнать по венам кровь, и… «Ради всего святого, прекрати! Иди туда, не будь глупцом!» Дом был самый обыкновенный: четырехскатная крыша, белые стены. Вукашин постучал – сначала легонько, а потом, разозлившись на себя, изо всех сил забарабанил. Только никто не отозвался. – Эй, хозяева! – громко позвал он, отворяя дверь и пытаясь говорить солидно, басовито, как Радослав. – Можно к вам? Едва ступив внутрь, Вукашин понял, что дом пуст, точно так же, как и во Владе. В нос ударил знакомый уже запах покинутого жилища, подвальной сырости и еще чего-то мерзкого и вместе с тем пугающего, чему Вукашин не мог (или не хотел?) найти названия. Он сделал несколько шагов, подошел к печи и прикоснулся к стенке, хотя нужды в этом не было: и без того ясно, что здесь давно не топили и не готовили еду. В доме было сыро и холодно, стужа пробирала до костей. А еще было темно: свет шел только из открытой двери, и его явно не хватало. Вукашин огляделся по сторонам в поисках окон и увидел, что они заколочены. – Зачем заколачивать окна? – вслух проговорил он и подскочил на месте, с трудом сдержав вопль, когда услышал ответ: – В некоторых других домах точно так же. И ставни закрыты, и изнутри досками заколочено. Небойша. Господи, зачем же так пугать! – Ты долго не выходил, я решил проверить. Я уже в трех домах был – никого нет. И Радослав не нашел людей. Вукашин, стараясь унять бешено колотящееся сердце, подошел к Небойше. – Я решил немного осмотреться, – виновато проговорил он. – Значит, везде так? Они вышли на свет, и Вукашин подумал, что никогда еще не испытывал такого облегчения, покидая чей-то дом. – Не везде. Но встречается. – Небойша говорил сухо, напряженно. Куда делся тот бойкий остряк и шутник? Лицо будто вытянулось, посерело. Его имя означало «тот, кто не боится», но сейчас оно лгало. Небойша боялся. Очень боялся. Осознав это, Вукашин растерялся еще сильнее. – От чего они пытались спрятаться? – Что бы то ни было, у них не получилось. Другие дома и осматривать нечего. Никого здесь нет: ни людей, ни собак, ни скотины. Выйдя на улицу, они увидели Радослава, который прикрывал за собой дверь большого дома, что стоял наискосок через дорогу. Лицо его было мрачным и замкнутым, но Вукашин подумал, что под этой суровостью прячется страх – ничуть не менее сильный, чем у него или Небойши. – Что будем делать? – Ехать назад нельзя, стемнеет меньше чем через час. – Радослав говорил ровно, не глядя на товарищей. – До Журево часа три, есть тут и еще пара деревень, но они в стороне, не успеем добраться засветло. – Значит, здесь заночуем, – безжизненным голосом проговорил Небойша. – Другого выхода нет, – подтвердил Радослав. – Придется остаться. «Боян!» – вспомнил Вукашин. До его дома они так и не добрались, а вдруг… – Нам все равно, где ночевать, – начал он, – так пойдемте к Бояну. У них хороший дом, крепкий. Радослав взглянул на юношу: – Заодно и проверим, что там. Я отцу твоему обещал. Дом, в котором жил Боян с семьей, находился в центре деревни. Окруженный безмолвными соседями, он стоял посреди некогда оживленной улицы, и Вукашину казалось, что дом злобно смотрит на них, подстерегая незваных гостей. «Что только лезет в голову!» Прежде Вукашину уже доводилось бывать здесь – правда, всего пару раз, был он тогда мал и помнил немногое. Чаще Боян, его жена и дети приезжали в город, гостили у них. Но все же ему запомнилось, что здесь очень уютно: Десанка была хорошей хозяйкой, вкусно готовила и содержала дом в чистоте. Вукашин потянулся к ручке, и на миг ему показалось, что дверь вот-вот распахнется и навстречу выйдет улыбающаяся Десанка, а за ее спиной будут маячить Ана, Петар и старики, а из сарая выглянет Боян. Радужная картинка померкла – на месте сарая чернело пожарище. Никто не вышел из дома, который был так же тих, молчалив и заброшен, как и остальные дома Добрича. Внутри было холодно и пусто, и Вукашин почувствовал, как к горлу подступил ком. Где же хозяева? Какая сила заставила их среди зимы покинуть дом? – Боян! Есть тут кто? – позвал Вукашин, зная, что никто не ответит. – Нужно развести огонь, – сказал Радослав. – Схожу за дровами. – Небойша снова вышел во двор. Вукашин прошел по большой комнате, совмещенной с кухней, где стояла большая печь. Наверняка зимой все семейство собиралось именно здесь: зачем тратить дрова и протапливать весь дом? Тут готовили еду, отдыхали от дневной работы, обедали и ужинали, ночевали. Взрослые беседовали, дети играли. Комната еще хранила следы пребывания людей: на холодной плите стоял большой котел, на столе лежали наперсток и моток шерсти. В углу, забытая хозяином, валялась клюка, на которую опирался кто-то из стариков. Мог ли человек уйти из дому, не взяв с собой, как говорил отец, «третью ногу»? Неприятного запаха, как в других домах, здесь не было. Пахло лишь сыростью, как в помещениях, которые некоторое время не протапливали. Вукашин обошел весь дом, заглянул в задние комнаты, но никого так и не обнаружил. Вернувшись к своим товарищам, он увидел, что Радослав выгребает золу из печи, собираясь затопить ее, а Небойша уже принес дрова. – На ночь хватит? Чтобы не пришлось выходить на улицу? Или еще принести? – спросил Небойша. – Лучше еще принеси. Пусть уж останется, чем не хватит. – Я принесу! – быстро проговорил Вукашин. Что же он бездельничает, пока другие заняты? Он выскочил за дверь, избегая сочувственных взглядов Радослава и Небойши: у них не было родственников и близких друзей в покинутых деревнях. Небойша тоже вышел следом: нужно напоить лошадей, задать им сена. Лучше всего, конечно, привести их сюда, к дому, но ясно было, что они не пойдут, станут упираться, ночью нормально не отдохнут. Пусть уж лучше так, решили Радослав и Небойша. На деревню постепенно наползали синеватые сумерки, и от этого на душе становилось еще тревожнее. Набирая дрова и складывая их в корзину, Вукашин не мог отделаться от ощущения, что кто-то следит за каждым его шагом. Он спиной чувствовал недобрый, алчный взгляд, от которого припекало меж лопаток и вдоль позвоночника струился пот. «Кто может смотреть? Тут ведь нет никого!» – убеждал себя Вукашин, но чувство было таким сильным, что отделаться от него не получалось. Одно толстое полено вывернулось у него из рук, словно живое, упало и ударило по ноге. Вукашин зашипел от боли, но, по крайней мере, мысли о том, что кто-то смотрит на него, отступили. Он схватил тяжелую корзину и потащил в дом. Захлопнув за собой дверь, он почувствовал себя немного лучше, будто ему удалось спастись от чего-то, не впустить внутрь. – Тут мы в безопасности, – в ответ на его думы сказал Радослав. Печь уже была затоплена, огонь разгорался в ее чреве, прыгал и скакал, подобно юркому шустрому зверьку. – Скоро станет тепло, – отозвался Вукашин. – Надо бы насчет ужина подумать. – Небойша что-то долго возится, – заметил Радослав.