– Привет, Джо. 15 Жизнь жестока. В конце концов она оказывается жестокой ко всем. Она ложится грузом на наши плечи. Это видно по походке. Она отбирает у нас то, что нам дорого, и наполняет наши сердца сожалением. Победителей в жизни нет. Мы все в ней так или иначе проигрываем, теряя молодость и красоту. Однако самое страшное поражение жизнь нам наносит, отнимая у нас тех, кого мы любим. Иногда мне кажется, что мы стареем не потому, что уходит время, а потому, что уходят люди и вещи, которыми мы дорожим. И этого старения не исправить ни одному пластическому хирургу. Оно наполняет твои глаза болью. Глаза, которые повидали слишком много, всегда выдадут твой возраст. Как у меня. Как у Мэри. Она неловко села на диван, сдвинув колени и крепко обхватив их пальцами. Она была худой – гораздо более худой, чем та цветущая девочка-подросток, которой я ее помнил. Тогда ее щеки были круглыми, и, когда она улыбалась, на этих щеках появлялись ямочки. Ее ноги были длинными, гибкими и сильными, какими и должны быть ноги у юной девушки. Теперь эти обтянутые джинсами ноги казались тощими, как жерди. Щеки впали. А вот волосы были все такими же густыми, темными и блестящими. Мне понадобилось мгновение, чтобы понять, что это, вероятно, парик, а брови, должно быть, искусно нарисованы косметическим карандашом. Шевелясь не менее неуклюже, чем Мэри, я убрал страницы, которые читал, обратно в папку и сунул ее под мышку. Я понятия не имел, что Мэри успела увидеть. Я не мог даже предположить, сколько она простояла у двери, войдя в коттедж после того, как я не услышал ее стука. По ее словам, она, конечно же, стучала. – Выпьешь? Чай, кофе или, может, что-нибудь покрепче? Я поморщился от собственных слов. Стереотип. Я мысленно поставил себе минус красной ручкой. Она наклонила голову, и волосы, как и когда-то, упали набок. – Насколько покрепче? – Пиво, бурбон. Хотя ты, разумеется, еще не пробовала мой кофе… Мэри слабо улыбнулась: – Пиво. Спасибо. Кивнув, я отправился на кухню. Мое сердце бешено колотилось, а голова слегка кружилась. Должно быть, это просто на пустой желудок. Мне действительно нужно поесть. Или выпить чего-нибудь безалкогольного. От выпивки мне станет только хуже. Распахнув холодильник, я достал из него два пива. Прежде чем пойти обратно в гостиную, я сунул папку в шкафчик под раковиной и лишь затем вернулся в комнату, поставив банку с пивом на кофейный столик перед Мэри. Свое пиво я открыл немедленно, сразу же сделав щедрый глоток, и тут же понял, что был не прав. Хуже мне не стало. Лучше, впрочем, тоже, но разве дело в этом? Я тяжело опустился в кресло. – Давно не виделись. Сплошные шаблоны. Что за вечер такой? – Да уж. Но неужели ты мне не скажешь, что я ни капли не изменилась? Я покачал головой. – Все мы меняемся. Кивнув, она взяла банку с пивом и открыла ее. – Да. Но не все мы умираем от рака. Ее прямота ошеломила меня, однако, увидев, как Мэри залпом пьет пиво, я понял, что она уже была изрядно пьяна. – Полагаю, ты знаешь. В конце концов, это Арнхилл. Я кивнул. – Как идет лечение? – Все без толку. Опухоль распространяется. Медленнее, да, но это лишь оттягивает неизбежное. – Мне жаль. Одно гребаное клише за другим. После аварии я стал ненавидеть, когда люди говорили мне, как им жаль. К чему этот извиняющийся тон? Они, что ли, устроили аварию? Нет? Тогда к чему? – Что говорят врачи? – Немного. Они слишком боятся Стивена, чтобы дать прямой ответ. А он говорит, что они не могут знать всего. Полагаю, он собирается повезти меня на обследование в Америку. Клиника Бэрдон-Хоуп. Говорят, там изобрели какую-то новую чудесную методику лечения рака. Кудесник Иезекерия Хирст, подумал я. «Мэри не умрет. Я не позволю этому случиться». Это уже были слова его потомка. – А он говорил, какое конкретно это лечение? – спросил я. Мэри покачала головой. – Нет, но я готова на все! – Она взглянула на меня полными отчаяния глазами. – Я хочу жить. Хочу увидеть, как мой мальчик вырастет. Разумеется. Как и все мы. Даже несмотря на то, что чудес не бывает. Во всяком случае, бесплатных чудес. Я отвел взгляд, и некоторое время мы молча пили пиво. Жизнь полна иронии. Чем больше у людей общего, тем меньше слов им нужно. – Ты работаешь учителем в академической школе? – произнесла она наконец. – Да, – ответил я. – Должно быть, немного странно? – Слегка. Теперь я один из охранников, а не заключенный. – Что заставило тебя вернуться? Электронное письмо. Моя собственная мания. Незаконченные дела. Все эти причины – и ни одна из них. По правде говоря, я всегда знал, что вернусь. – По правде говоря, я не знаю, – произнес я вслух. – Появилась работа, и это показалось мне хорошим вариантом. – Почему? – В смысле? – Я очень удивилась, услышав, что ты вернулся. Никогда не думала, что снова тебя увижу. – Ну, ты ведь меня знаешь. От такой дряни, как я, не так-то просто избавиться. – Нет, – сказала она, – я всегда считала тебя хорошим. Я почувствовал, как мои щеки краснеют. Я вновь был пятнадцатилетним подростком, который сиял от счастья, услышав ее похвалу. – А как насчет тебя? – спросил я. – Ты так никогда и не уезжала? Она коротко и как-то безжизненно пожала плечами: – Всегда что-нибудь да мешало. А Стивен сделал мне предложение. – И ты сказала «да»? – А что тебя удивляет? Я вспомнил пятнадцатилетнюю девчонку, плакавшую у меня на плече. Вокруг глаза у нее был синяк. Вспомнил то, как она дала самой себе слово, что такого никогда больше не произойдет. – Я думал, у тебя были планы. – Ну, их не всегда удается осуществить, не правда ли? Я не набрала те баллы, которые хотела. Маму сократили. Нам нужны были деньги, так что я устроилась на работу, а затем вышла замуж. Конец истории. Не совсем, подумал я. – И у тебя есть сын? – Ты ведь и так это знаешь. – Да уж. Яблоко от яблони недалеко падает. Готов поспорить, папаша им гордится.