Я подскочил, развернувшись и едва не уронив каску на землю. – Черт! Что ты делаешь? Следишь за мной? Энни стояла в дверном проеме – худенький силуэт в последних закатных лучах. На ней была надета ее розовая пижама с мультяшным медвежонком, а длинные темные волосы были стянуты в хвост. Моя не по годам взрослая младшая сестра. Веселая, вздорная, упрямая, дурашливая. До сумасшествия умная и раздражающе милая. Жизнерадостная, невыносимая и забавная. Когда она обнимала меня, ее маленькое тело одновременно казалось костлявым и чрезвычайно мягким. Ее зубастая улыбка была способна растопить даже самое ледяное сердце. Девчонка-сорванец, все так же хотевшая верить в Санта-Клауса и магию. С другой стороны, кому из нас этого не хочется? – Ты не должен ругаться, – сказала она. – Ладно, ладно. Знаю. Но ты не должна подкрадываться к людям. – Я не подкрадывалась. Ты просто плохо слушал. Одной из многих бесполезных вещей в этом мире являются споры с восьмилетними детьми. Каким бы ты умным ни был, логика восьмилетнего всегда победит. – Ну, я был занят. – Чем? Это папино? Я быстро положил каску на место. – Да. И что? – Тогда зачем оно тебе? – Внезапно она заметила, что в другой руке я держал рюкзак. – Ты берешь папины вещи? Я любил свою сестру. Правда. Но иногда она была просто невыносима. Как терьер. Если она к чему-то цеплялась, то оторвать ее от этого было невозможно. – Слушай, я просто их одалживаю, ясно? Он ведь все равно ими больше не пользуется. – Зачем ты их одалживаешь? – Не твое дело. Она сложила руки и сузила глаза. Это выражение лица было мне хорошо знакомо и означало неприятности. – Расскажи мне. – Нет. – Расскажи мне, или я расскажу маме. Я вздохнул. Мои нервы и так были на пределе. Мне совершенно не хотелось возвращаться к тому странному люку в земле. Я вообще не понимал, зачем мы это делали, однако не мог отказаться, иначе выглядел бы трусом в глазах остальных. А теперь меня еще и доставала моя восьмилетняя сестра. – Слушай, это на самом деле просто одно унылое дерь… дельце, ладно. Мы идем на старую шахту, только и всего. Она подошла поближе. – Так зачем тебе папины вещи? Я вновь вздохнул. – Хорошо, я скажу тебе, но ты должна пообещать больше никому об этом не рассказывать, идет? – Идет. – Мы нашли дыру, которая ведет прямо к центру земли, и собираемся спуститься в нее, потому что думаем, что там есть затерянный мир с динозаврами. Энни сердито на меня посмотрела: – Что за хрень? Не ругаться, значит, да? – Ладно. Можешь мне не верить. – Я и не верю. – Ладно. Пауза. Я сунул каску, спецовку, веревку и ботинки к себе в рюкзак, застегнул его и забросил себе на плечи. – Джоуи? Я терпеть не мог, когда меня называл Джоуи кто-то, кроме моей сестры. Это было имя, которое часто носили клоуны в цирке. – Что? – спросил я. – Будь осторожнее. Развернувшись, она побежала к дому, сверкая грязными босыми пятками. Стянутые в хвост волосы развевались на ветру. Хотел бы я сказать, что, пока я глядел ей вслед, у меня возникло какое-то предчувствие. Что по небу промчалась туча, подгоняемая несущим невзгоды ветром. Что с деревьев с карканьем взмыли вороны. Что в ясном вечернем небе грянул гром. Но ничего такого не было. В этом-то и заключается главная беда. Жизнь никогда тебя ни о чем не предупреждает. Не дает ни малейших намеков на приближение важного момента. У тебя нет ни времени на размышления, ни шанса приготовиться. Ты не знаешь, что в этой жизни по-настоящему важно, пока не потеряешь его. Я смотрел вслед несшейся вприпрыжку Энни – счастливой, невинной, беззаботной – и понятия не имел, что это был последний раз, когда я видел ее такой. Равно как и не заметил, что она прихватила фонарик. Мы стояли вокруг люка. Я, Флетч и Крис. Хёрст еще не появился. Часть меня – бoльшая часть – надеялась, что он и не появится. На нас с Флетчем были ботинки, темная одежда и прочные куртки. Зато Крис выглядел так, словно пришел сюда прямо с прогулки в парке: джинсовая куртка, джинсы и кроссовки. Я был единственным, кто принес с собой шахтерскую каску, а также рюкзак, в котором лежала веревка. И все захватили фонарики. Мы были готовы. Впрочем, без инструмента, который можно было бы использовать в качестве рычага для того, чтобы открыть люк, вся наша экипировка была ни к чему. – Да где же он, на хрен? – простонал Флетч, вытаскивая сигареты. Я пожал плечами. – Может, он просто не придет. Тогда мы все сможем отправиться по домам, забыть об этом дурацком плане, при этом не чувствовать себя виноватыми и не выглядеть трусами. Крис все время топтался на месте. Флетч докурил свою сигарету. Я старался изображать рассерженного, все время поглядывая на часы, однако с каждой минутой ощущал все большее облегчение. Я уже собирался сказать, что пора нам признать очевидное и убраться отсюда, когда раздался знакомый голос: – Все в порядке, парни? Мы все обернулись. По склону проворно спускался Хёрст. За ним едва поспевала Мэри. – А она здесь что делает? – спросил Крис. – Она – моя девушка, вот что. Мое сердце упало прямо в мои огромные ботинки. Мало того что Мэри явно не была одета для лазанья по подземельям – на ней были потертые джинсы и сапоги на шпильках, – она еще и притащила с собой большой пакет, из которого торчала бутылка сидра. – Значит, все готовы? – ухмыльнулся Хёрст, помахав ломом. Его язык слегка заплетался. – Готовы. – Флетч отшвырнул сигарету, окурок которой некоторое время злобно светился во тьме. Крис опять начал топтаться, словно ему нужно было в туалет или его кроссовки были слишком малы. Он явно нервничал, однако это была совсем иная нервозность, чем у меня. Крис был охвачен тревожным возбуждением. – Она не должна здесь находиться, – пробормотал он почти себе под нос. Мэри сверкнула на него глазами. – Ты это обо мне? – спросила она. Несмотря на ситуацию – и на свое согласие с Крисом, – я не мог не заметить, как классно она выглядела. Ее волосы были встрепаны, а щеки красиво порозовели от долгой ходьбы и, вероятно, от сидра. Я сглотнул и заметил, что тоже начал топтаться на месте. Мэри пошла на Криса: – Хочешь сказать, что мне не следует здесь находиться, потому что я девчонка? Что я слишком слабая для того, чтобы делать то же, что и вы все? Мэри и так нередко бывала вздорной, однако в ту ночь она прямо-таки нарывалась на конфликт. Возможно, виной этому был все тот же сидр.