Смешавшись, Мишель пролепетала, отступая в коридор: – Ошиблась дверью. Прошу простить меня за… Хищно осклабившись, незнакомец схватил ее за руку и притянул к себе. – Не так быстро, красавица, – ожег дыханием, соскользнувшим с оказавшихся в опасной близости губ. А в следующий момент у Мишель за спиной захлопнулась дверь. – Тебе здесь все равно спешить некуда, малышка, – уколол насмешкой и взглядом, крепко удерживая Беланже за талию, точно та была легче перышка. Прижимая ошеломленную девушку к своей груди, молодой человек не догадывался, что тем самым ее пугает. А может, наоборот, прекрасно понимал, какие чувства в ней вызывает, и наслаждался смятением юной красавицы. – Что это вы себе позволяете?! – едва не задохнулась от возмущения пленница. – Пустите меня немедленно! Пустите!!! И никакая я вам не… малышка! По лицу незнакомца расползлась усмешка. – Тогда, может, крошка? Крошкой ты была, когда я уезжал. Крошкой и осталась. Такая же хорошенькая и строптивая. – Взгляд, пристальный и горячий, прошелся по лицу мятежницы, по плавному изгибу шеи. Лаская, скользнул по покатым плечикам, чтобы потом задержаться на напряженно вздымающейся груди. Мишель замерла, позабыв, что надо бы продолжать сопротивляться, изо всех сил вырываться. А потом, когда наконец высвободится, хорошенько пройтись ладонью по щетинистой щеке мерзавца. Пощечиной наказать за бесстыдные взгляды, прожигавшие ее насквозь. За оскорбительное обращение и издевательский тон. Несомненно, она так бы и сделала, если бы не шокирующее открытие. Только сейчас Мишель заметила, насколько незнакомец и Гален похожи. Чертами лица, хищным прищуром глаз. Вот только глаза старшего брата были сумрачно-серыми, напоминали озерную гладь пасмурным осенним вечером. Глаза же гостя вобрали в себя серую мглу рассвета, густившуюся у края радужки, и горький горячий шоколад, расплескавшийся у самого зрачка. Это смешение цветов придавало ему еще большее сходство с диким зверем. Глаза волка. И повадки тоже звериные. Мишель отчаянно дернулась, хоть и понимала, что, пока сам не захочет, он ее не отпустит. – Кейран? – уточнила зачем-то охрипшим от волнения голосом и чуть не застонала, поняв, кого пришла просить о помощи. – Не узнала? – негромко хмыкнул младший Донеган. – Впрочем, неудивительно. Сколько тебе тогда было, когда я уехал? Лет десять? Во внешнем облике братьев имелись и другие различия. Когда-то Мишель нравились губы Галена – аристократически тонкие, резко очерченные. Линия губ Кейрана была более мягкой, их можно было бы назвать даже чувственными, если бы не намертво прилипшая к ним усмешка, которая все портила. Оба брата были темноволосы и очень высоки, и Кейран не уступал в росте старшему. Разве что был более худощав… Впрочем, в последнем Мишель не была уверена, так как сравнивать ей не доводилось. Она никогда не видела Галена без рубашки. И сейчас многое бы отдала, лишь бы стереть из памяти бесстыдный образ второго братца и то, как он к ней прикасался. – Может, все-таки отпустишь наконец? – сверкнула глазами бунтарка. – Мм… обещаю подумать. – Шепот пощекотал чувствительную мочку. Кейран напомнил Мишель кота, неожиданно получившего в подарок горшок, до краев наполненный сметаной. – Подумал! – Все та же ухмылка и голос, полный сарказма. – Нет, не отпущу. Почему я должен отказывать себе в удовольствии пообниматься с такой симпатичной малышкой? Мишель совсем не нравилось чувствовать себя ни подарком, ни уж тем более каким-то там горшком. Она уже и так была по горло сыта не покидавшим ее ощущением, что здесь она кукла. Бесправная и бессловесная. Мишель уперлась кулаками в грудь негодяя, к коим Кейрана уже давно причисляла, мысленно содрогаясь от осознания того, что ей проходится касаться обнаженного мужчины. Он был обжигающе горяч, мышцы на груди твердыми, будто обтянутый кожей камень. – Отпусти сейчас же, – процедила с угрозой. – Иначе закричу! – Галена позовешь на помощь? – Капелька яда в обманчиво медовом голосе. Мишель едва не зарычала от злости. Таким Кейран ей и запомнился: задиристым мальчишкой, в детстве постоянно дергавшим ее за косички. И минуты не выдерживал без гадкой шуточки. Ни дня не проживал, чтобы не сцепиться с кем-нибудь в драке. Не обходил вниманием ни одной попойки. И не пропускал ни одной юбки. Мишель помнила, что уже тогда, в свои неполные девятнадцать, Кейран слыл первым в графстве повесой и ловеласом. Она вся внутренне затрепетала. Что бы сказала мама, увидев свою любимицу – раскрасневшуюся, с сердцем, сбивающимся с ритма, – в объятиях полураздетого прощелыги! Если манерами Галена восхищались, не догадываясь, какой в душе Донегана царит мрак, то Кейран покидал родные пенаты с длинным списком врагов и целой очередью жаждавших поквитаться с ним джентльменов. Кажется, он потому и сбежал в Тенненс (вернее, туда непутевого сына определил родитель): Кейран спутался с какой-то замужней женщиной, а ее обманутый муж прознал об интрижке. Пленница вздрогнула, почувствовав, как правая рука Донегана настырно очерчивает контуры ее тела и по-хозяйски, будто дразня намеренно, замирает у нее на бедре. Другой же Кейран продолжал крепко ее удерживать. – Представь, как озвереет Гален, когда узнает, что ты запер меня в своей комнате и нагло лез ко мне! – Я тебя не запирал. Ты сама пришла. К тому же мне для брата ничего не жалко. А ему – для меня, – недобро сощурившись, заметил Донеган. Ярость, пожаром полыхнувшая в груди, придала Мишель силы. Ей все-таки удалось отвоевать собственное тело. А может, Кейрану просто наскучила эта игра, и он решил ее отпустить. Она отскочила в сторону и собиралась уже рвануть дверь на себя, когда услышала позади заветные слова: – Я так понимаю, ты здесь не по своей воле. Наверное, потому и пришла просить о помощи. Что ж, могу помочь. Если захочешь. Мишель медленно обернулась, не веря своим ушам и гадая, в чем же подвох. – Ты – и будешь мне помогать? Если ты еще не заметил, Кейран, мне уже давно не десять. – Это-то я как раз и заметил, – задумчиво усмехнулся он. Приблизился, заставляя пленницу всем телом вжиматься в гладкое, согретое солнцем дерево. – Я помогу тебе. Не безвозмездно, само собой разумеется. – Костяшками пальцев медленно провел по ее щеке, воскрешая в памяти Мишель точно такое же прикосновение другого Донегана. Она тряхнула головой, уворачиваясь от очередной непрошеной ласки. – Я тебе не какая-нибудь распутная девка! – Это не то, о чем ты подумала, малышка, – вкрадчивый, обволакивающий бархатом голос. – Всего один поцелуй, Мишель. Я прошу один поцелуй в обмен на твою свободу. Согласись, это не так уж много. Глава 7 Мишель вернулась на чердак в растрепанных чувствах. Кейран ее отпустил, напоследок предупредив, что его великодушное предложение остается в силе до вечера. А дальше уже она сама за себя. – Гален помешался на тебе и может в любой момент слететь с катушек. Он привык строить из себя джентльмена, быть сдержанным и показательно обходительным с леди. Но здесь ты… не леди. Ты для него игрушка, Мишель. Которой ему не терпится начать играть. Это лишь вопрос времени, когда темные желания полностью завладеют его сознанием. Зловещие слова, брошенные ей вслед. Мишель понимала, они пророческие. И сколь бы не было сильно желание расцарапать ухмыляющуюся физиономию Донегана в отместку за бесстыдные откровения, она вынуждена была признать: он во всем прав. Ей как можно скорее нужно отсюда бежать! – Но ведь Кейран меня не отпустит. Ни за один, ни за тысячу поцелуев. Думает, я так наивна, что ему доверюсь?! Мишель рассеянно заглянула под серебряную крышку-колокол, под которой пряталось принесенное кем-то из слуг блюдо, но не притронулась ни к сдобным булочкам, ни к блинчикам, политым густым сладким соусом. Когда служанка вернулась забрать поднос, застала хозяйскую «гостью» нервно расхаживающей по чердаку, а завтрак совершенно нетронутым. Мишель пристально следила за девушкой, пытаясь в чертах ее лица прочесть ответ еще на один не дававший покоя вопрос: кто из слуг вчера стал жертвой лугару? Но молоденькая рабыня не выглядела напуганной, убитой горем или хотя бы просто взволнованной. На Мишель смотрели темные, потухшие, как будто затянутые бельмом отрешенности, глаза. Точно такие же были у пылящихся на чердаке кукол. Да и у всех остальных слуг в Блэкстоуне. Кроме Бартела, глаза которого напоминали два тлеющих угля. Казалось, достаточно искры, и в них запляшет бесовское пламя. – Я бы хотела искупаться. – Мишель никак не могла отделаться от ощущения, что у нее чешется все тело. Ароматная ванна мысли в порядок привести вряд ли поможет, но хотя бы в горячей воде она расслабится и, возможно, даже немного успокоится. Мишель не понимала, отчего в душе бушует буря. Спровоцировали ли ее «предсказания» Кейрана, произнесенные с откровенной издевкой. Или, быть может, внутри все клокотало из-за воспоминаний о властных прикосновениях Галена. Наверное, потому так неприятно зудит кожа. Мишель не терпелось смыть с себя каждый невидимый, но оттого не менее ощутимый след пальцев этого дикаря. Жаль, с такой же легкостью нельзя очистить память. Выскоблить нахальный образ второго братца, а заодно и все случившееся за последнее время. – Я спрошу у хозяина. – Рабыня почтительно поклонилась. – Спрошу у хозяина, спрошу у хозяина… – перекривляла Мишель служанку, когда шаги на лестнице стихли. – Ведут себя как заведенные механизмы и только и знают, что о своем хозяине долдонить! Когда же вернется настоящий хозяин – мистер Донеган?! Рабыня появилась спустя четверть часа. Нервно теребя огрубевшими пальцами оборку крахмального передника, краснея и запинаясь, сказала, что госпожа может купаться, когда и сколько захочет, но… Только в присутствии хозяина. – Значит, буду ходить грязной! Так и передай своему хозяину! – Мишель едва не зарычала от ярости и остервенело хлопнула перед зардевшейся рабыней дверью. – Один хочет целовать, другой – купать. Похотливые животные! – вынесла свой вердикт и оглядела комнату мрачным взглядом, ища что-нибудь, что можно было бы расколотить. О стену или об пол. В идеале – о головы обоих братцев. – Надо было к Мари Лафо не за приворотом обращаться, а просить, чтобы наслала порчу! И на одного, и на другого! – в сердцах выпалила бунтарка. К досаде Мишель, ничего хрупкого и легко бьющегося ей в поле зрения так и не попалось. Оставалось только запустить в стену книгой о приключениях морского дьявола и в который раз поклясться в ненависти до гробовой доски старшему братцу, не забыв упомянуть и младшего. Не сразу удалось обуздать гнев. Когда перед глазами перестало темнеть, пленница не без удовольствия отметила, что комната после уборки сверкает и искрится, щедро орошаемая косыми лучами яркого солнца. Простыни приятно пахли лимонной вербеной, в подсвечниках белели, горделиво вздымаясь, свечи, а в раскрытое настежь окно, обрамленное с обеих сторон ажурными занавесками, врывались ароматы теплого весеннего утра: терпкий – подстриженной травы и сладкий – цветущей вишни. Мишель грустно улыбнулась. Будь она сейчас в Лафлере, еще бы нежилась в постели. Потом бы вкусно позавтракала, по привычке забыв, что леди полагается завтракать не вкусно, а мало. Ну а после наряжалась бы перед зеркалом под полные искреннего восхищения комплименты младшей сестры. Возможно, перебросилась бы с Флоранс парой скупых словечек. Или, быть может, они снова поссорились бы, как делали это частенько.