Мишель досадливо поморщилась, наконец осознав, что разговорить кого-нибудь из обитателей Блэкстоуна будет непросто. Если не сказать, невозможно. Ухаживать за розами Беланже не понравилось. Это занятие показалось ей совершенно бестолковым, потому как не принесло никакой пользы: Катрина оказалась стойким оловянным солдатиком и не пожелала делиться с гостьей семейными тайнами. Сославшись на усталость и желание немного отдохнуть перед ужином, Мишель простилась с любительницей роз и отправилась искать рабыню, что когда-то принадлежала ее семье и в которой она видела свою последнюю надежду на спасение. Еще одна отчаянная попытка вырваться из этого протравленного страхом места… Рабыня, именем которой Мишель так и не удосужилась поинтересоваться, наводила порядок в библиотеке. Она ее узнала по лимонного цвета тиньону, когда проходила мимо просторной комнаты с узорчатыми обоями, в бархатную зелень которых вкраплялись цветы из позолоты. Радуясь, что все так удачно складывается, прошмыгнула внутрь. – Нам надо поговорить. Вздрогнув, служанка обернулась. Замерла, прижимая к груди толстую книгу с таким видом, словно собиралась ей обороняться от фальшивой гостьи, наступавшей на нее с отчаянной решимостью. Мишель прикрыла за собой двери и, не теряя времени, принялась рассказывать о своем замечательном плане: она пишет письмо родителям, а рабыня находит того, кто это письмо им сможет доставить. – Не просите меня о таком, мисс, – оборвала ее служанка, протестующе замахав руками, и вернулась к прерванному занятию: продолжила смахивать с книг пыль и ставить их обратно. – Никто из наших не согласится. А если хозяева или мистер Бартел узнают, о чем мы тут с вами переговариваемся… – Голос рабыни дрогнул. – Но если я здесь останусь, моя жизнь будет кончена. Ты ведь понимаешь… Пожалуйста, – взмолилась пленница, чувствуя, что еще немного – и расплачется. От вновь охвативших ее безысходности и отчаяния. – Никто не узнает! – Ошибаетесь, мисс. Они всегда и обо всем узнаю?т. А я слишком стара, чтобы бегать по болотам. – При чем здесь болота? – раздраженно вскинулась Мишель. Служанка затолкала в глубокий карман передника тряпки, как минутой ранее распихала по полкам книги, и поспешила к выходу, старательно обходя Мишель. Глядя в пол и тихо бормоча себе под нос, как будто извиняясь: – Мне жаль, что мисс Флоранс расхворалась. Всех, кто связывается с Донеганами, ждут несчастья. Теперь и вы это знаете. С завидной прытью женщина выскочила из библиотеки. Мишель не последовала за ней, понимая, что страх перед Донеганами сильнее любых теплых чувств и благодарности к хозяевам Лафлера. Тем более что благодарить их, как оказалось, было не за что: жизнь в Блэкстоуне с мужем, который непонятно куда подевался, обернулась для нее кошмаром. Она становилась кошмаром для всех, кто здесь появлялся. Мишель не стала возвращаться на чердак, до самого вечера сидела на ступенях крыльца. Встретила и закат, которым запылало небо, рыжим пламенем перекинувшись на кроны деревьев. И наступление дымчатых сумерек, принесших с собой долгожданную прохладу. А вместе с ней с болот к усадьбе поползли совсем нежеланная гнилостная сырость и назойливый комариный писк. Жаль, демоны никак не несли к родным пенатам Донеганов. Она собиралась вернуться в дом, потому как устала отбиваться от насекомых, не оставлявших надежды сделать ее своим ужином. Устала смотреть на подъездную аллею, по которой скользили, подгоняемые ветром, лепестки уже почти обнажившейся вишни. В последний раз прочитав за сестру молитву, пленница поднялась. Замерла, прислушиваясь, и, вместо того чтобы скрыться в объятом полумраком холле, что есть духу побежала к воротам. Навстречу пока еще едва различимым звукам: по дороге мчался всадник. Ее опередил слуга, бросившийся отворять хозяину. Кейран спешился, передав поводья приветствовавшему его в поклоне рабу. Хмуро взглянул на девушку, задрожавшую от тревожного предчувствия. Младший Донеган был сам не свой и выглядел, как Гален сегодня днем – мрачнее тучи. Как будто, беря пример со старшего брата, тоже решил стать ненастьем. Мишель подскочила к нему с вопросом, за минувшие часы истерзавшим ей душу: – Как она?! – С Флоранс все в порядке. – Произнесено это было с таким видом и таким тоном, словно старшая Беланже на самом деле скончалась, а Кейран просто не решался в этом признаться. – Правда в порядке? – Конечно. С чего бы мне тебя обманывать? Вместо ободряющей улыбки Мишель была удостоена мимолетного взгляда, от которого все ее тело покрылось мурашками. Вместо объяснений, что же произошло с Флоранс, – короткого невнятного ответа: приедет Гален и все расскажет. А ему, Кейрану, некогда с ней разговаривать. Мишель едва не задохнулась от гнева. – Тебе некогда?! Да я тут чуть с ума не сошла, в этом вашем треклятом доме! А ты, не удосужившись меня успокоить, рассказать, как она, потратив одну несчастную минуту, рычишь и убегаешь! Последнее и вовсе было для Мишель в новинку. Если кто и убегал обычно, так это она от мужчин, но никак не они от нее. Во рту горчило от обиды. Решив, что не следует нарушать традиции, она рванулась вперед, намереваясь обогнать Донегана и, не оглядываясь, мчать к дому. Больше она никогда на него не посмотрит! Кейран остановил ее. Ухватил за руку, мягко притягивая к себе, обнял за талию. Отчего пожар в груди Мишель начал гаснуть. Распадаясь на тысячи крошечных огоньков, побежавших по венам. Именно они, эти странные огоньки, воспламеняли кровь. Но никак не прикосновения Кейрана. Так мысленно говорила себе Мишель, пока он смотрел на нее, не сводя глаз. А она, нарушив только что данное самой себе обещание, тонула в сумрачном, пугающе темном взгляде. Пока Кейран держал ее, не отпуская, позволяя чувствовать биение собственного сердца через плотную ткань жилета. Или это ее сердце стучало так быстро, так отчаянно. – Завтра Флоранс заберут домой. С ней все будет хорошо, – шепотом коснулся приоткрытых губ. Почти поцелуем, за которым Мишель сама неосознанно потянулась. Закрывая глаза, отдаваясь во власть совершенно непонятного, но такого приятного, волнующего чувства. С которым не было сил бороться. Да и не хотелось вовсе. Кейран крепче сжал ее в своих объятиях. А потом сильные ладони неожиданно соскользнули с талии, и ей показалось, что со всех сторон повеяло холодом. – Извини, Мишель. – Он резко отстранился, почти оттолкнул ее от себя. Наградил взглядом, о который можно было запросто порезаться, и, как ножом, полоснул словами: – Мне правда сейчас некогда. Быстро, не оборачиваясь, зашагал по кедровой аллее. Часы над камином тикали раздражающе громко, и Кейран, не способный усидеть на месте, продолжал расхаживать по кабинету, провожаемый тяжелым взглядом отца. Ковер с поблекшим от времени узором скрадывал его шаги, но Сагерту Донегану они все равно казались оглушительными. Он нервно вздрогнул, когда часы пробили полночь, и с трудом поборол в себе желание запустить бокалом в мраморную полку. Откинувшись назад, приложил к губам сигару, в горьком дыме и крепком виски ища успокоение. До сегодняшнего дня все шло как по маслу. Все, за исключением безрассудной выходки сына, похитившего Мишель Беланже. Но и эту проблему уже почти удалось разрешить, обратившись за помощью к Тафари. Сагерт Донеган поморщился, борясь с еще одним навязчивым желанием – хорошенько выругаться, чего никогда не позволял себе на людях, и залпом осушил то, что еще плескалось на дне бокала. Он почти очистил семью от яда проклятия. Почти подарил своим детям свободу. Почти спас Катрину и Аэлин. Почти… И вот, как загноившаяся рана, вскрылась постыдная тайна благочестивого семейства Беланже! Перед внутренним взором Сагерта стояла картина: их план карточным домиком разлетается по игорному столу жизни. Беланже поставили их в очень неприятное положение. Нельзя разорвать помолвку с одной сестрой и тут же заключить ее с другой. Гордец Вальбер не позволит, и общество их осудит. Демоны бы побрали местных святош! Кейрану казалось, он задыхается. Молодой человек не переставал дергать ворот рубашки, пытаясь ослабить узел галстука, но тот продолжал стягиваться на шее удавкой. Бурбон, обычно помогавший расслабиться, на этот раз не остужал кровь. Наоборот, с каждой минутой Донеган все больше распалялся, пока наконец не выкрикнул: – Почему мы не знали?! Впервые в жизни он жалел, что сейчас не полнолуние и он не может обратиться по своему желанию, чтобы… Чтобы растерзать кого-нибудь. Кого – значения не имело. Хотелось просто вгрызаться в беспомощно трепыхающееся под собой тело, пока не захмелеет от горячей крови, раз уж от алкоголя захмелеть не удалось, и сознание окончательно не померкнет. – Потому что, Кейран, не только у нашей семьи могут быть секреты, – с усмешкой ответил брату Гален. Единственный из всех Донеганов наслаждавшийся происходящим. Наследник чувствовал себя победителем, баловнем судьбы. Жизнь так неожиданно преподнесла ему сюрприз в виде бракованной невесты, и он считал часы до момента, когда разорвет с Флоранс все отношения. Галена не заботило, что старшая Беланже будет страдать. Что сестра и кузина сейчас изнывают от страха за свое будущее, что отца сжигает гнев. А уж наблюдать за Кейраном, мечущимся по кабинету загнанным зверем, было ни с чем не сравнимым удовольствием. Чем не месть за поцелуй в розарии и испорченный пикник? Выпустив густое облако дыма, Сагерт с притворным спокойствием проговорил: – Такие, как Вальбер Беланже, больше всего боятся, что их кристально чистая репутация окажется запятнана. Они пекутся о своем имени, как о какой-то святыне. И когда к нему из Дальвинии заявилась сестра – шестнадцатилетняя дурочка, выгнанная с позором из дома, перед Беланже встал непростой выбор: купить билет на пароход и отправить ее обратно в Старые Земли или, рискуя добрым именем семьи, приютить беспутную родственницу. Притушив горечь дыма очередным глотком виски, хозяин Блэкстоуна продолжил: – Опасаясь, что слухи о том, что у них гостит незамужняя брюхатая девица, дойдут до соседей, Беланже заперли родственницу. Не придумав ничего лучшего, разыграли беременность Аделис, чтобы ни у кого не появилось сомнений в том, что Флоранс не пригульный, а рожденный в браке ребенок. Виоль не перенесла родов, но младенец выжил. Для Беланже все сложилось неплохо, им удалось хранить тайну рождения приемной дочери более двадцати лет. А вот для нас – нет. Одно радует: благодаря наведенным на девчонку чарам мы узнали об этом сейчас, а не после свадьбы. – Он с силой опустил бокал на стол, и тонкий хрусталь подернулся паутиной трещин. – Проклятые Беланже! Чуть не подсунули нам чужое отродье! Сагерт прикрыл глаза, вспоминая события минувшего дня. Когда мисс Беланже стало плохо, его позвали в госпиталь. Хорошо, что решил заночевать в городе, и до Фелисити-стрит добрался за считаные минуты. Чтобы одним из первых узнать, что доктор О’Доннелл девушке не поможет. Флоранс не была больна ни одним из известных ему недугов, ее сжирала магия. Послали за Королевой, и Мари Лафо потребовала для очищающего ритуала кровь матери. Тут-то и выяснилось, что настоящая мать Флоранс уже давно истлела в могиле. К счастью для девчонки, сгодилась и кровь близкого родственника – дяди, все эти годы прикидывавшегося ее отцом. Выцедив сквозь зубы проклятие, Сагерт Донеган потянулся за очередной сигарой. – А я-то думал, почему сила ее не слушается. – Гален сплел за головой пальцы, зевнул безмятежно, как будто все происходящее его не касалось. Поймав брошенный искоса взгляд брата, довольно ухмыльнулся и добавил: – Впрочем, это уже не важно. Главное, все тайное вовремя стало явным. Даже хорошо, что ее прокляли. – Плохо, Гален, – мрачно парировал Сагерт. – Кто-то желал ей смерти. Флоранс говорит, все началось с легкой мигрени. С тех пор, как ты сделал ей предложение. Но она не придавала этому значения, списывая все на предсвадебные переживания. – Может, отвергнутый поклонник отомстил? – неуверенно предположил Кейран. – Не будь идиотом! – фыркнул наследник. – У Флоранс не было поклонников. Не было и завистниц. Чему там завидовать? – А соперницы? Какая-нибудь из тех наивненьких мисс, которым ты вскружил головы и поразбивал сердца. Тебя послушать, так по тебе половина графства с ума сходит, – добавив в голос язвительной иронии, продолжал строить догадки младший Донеган. – Ну разве что только Мими решила сжить сестру со свету, чтобы выскочить за меня замуж. Она уже год как по мне убивается. Кейран вдруг отчетливо понял, кого был бы не прочь растерзать. Старшего братца. Вцепиться бы тому в горло, чтобы единственное, на что бы его хватило в минуты предсмертной агонии, – это на нечленораздельный хрип. Чтоб захлебнулся собственной кровью.