Кейран судорожно сглотнул, провел по волосам рваным движением и отошел к окну, затянутому беззвездной ночью. Глухой, темной. Отвернулся, только бы не смотреть на старшего брата. Снова и снова задавался он вопросом, что с ним, демон побери, происходит. Он не должен так на нее реагировать и мечтать разорвать в клочья любого, кто только посмотрит в ее сторону. Он ведь почти ее не знает. Да и знать не желает! И ему должно быть плевать, на ком в конце концов женится Гален. Что с ней станет. Но лишь раз почувствовав дурманящий запах нежной кожи, горечь лимонной вербены в волосах, Кейран понял, что ему уже никогда не будет плевать. Как будто тоже заболел ей. Обезумел. – И что теперь? – Буду искать ублюдка, проклявшего Флоранс, – ответил младшему сыну Сагерт и притушил сигару, понимая, что на сегодня с него достаточно. – Ты знаешь, о чем я, отец, – пристально посмотрел на отца Кейран. – Когда Флоранс станет лучше, Гален расторгнет с ней помолвку. Признается, что полюбил другую. Ее сестру. А я буду думать, как убедить Беланже заключить с нами новый союз. – Как у тебя все просто получается! Разорвет одну помолвку, тут же заключит другую. Да стоит Галену отказаться от Флоранс, и они нас даже на порог не пустят! Раз уж так пекутся о своей репутации… – А вот это уже, брат, не твоя забота, – сказал, поднимаясь, Гален. Привычным жестом уверенного в себе человека застегнул пиджак. – Я умею быть убедительным. Скоро Мими забудет о своих страхах и снова будет от меня без ума. Будь спокоен, отец, уже к концу лета мы поженимся. Доброй ночи, Кейран, – кивнул на прощание брату, не преминув ядовито добавить: – Что это такое у тебя с лицом, а? Нерв защемило? Негромко насвистывая себе под нос въевшуюся в память бойкую мелодию, которую часто слышал в каком-то из нью-фэйтонских салунов, Гален покинул кабинет. Глава 14 Утром Мишель ждал сюрприз. Когда она спустилась к завтраку, обнаружила, что кресло во главе стола сменило хозяина. «Мистер Сагерт вернулся!» – едва не вскричала она и в нерешительности замерла на пороге столовой, не зная, радоваться или начинать бояться еще больше. – Доброе утро, Мишель. – Король хлопка первым ее заметил. Стянув с коленей кремового цвета салфетку, поднялся, привлекая к «гостье» внимание остальных членов семейства. На губах Катрины промелькнуло некое подобие улыбки, еще не дружественной, но почти благодушной. Гален привычно раздел пленницу взглядом. Аэлин недовольно поморщилась и потянулась за фарфоровой в синий горошек чашкой. А Кейран… Мишель почувствовала новый прилив злости. Младший Донеган даже глазом не повел в ее сторону! Сидел, забаррикадировавшись от всех листами газеты, и делал вид, что всецело увлечен передовицей, а появление Мишель попросту не заметил. Ответив невнятным приветствием на слова самого старшего из Донеганов, она опустилась на стул рядом с мисс Кунис, которая принялась нервно ерзать, как будто от присутствия «гостьи» у нее зачесалось все тело или скорее только мягкое место. – Мишель, я бы хотел поговорить с тобой после завтрака. – Дождавшись, когда она устроится за столом, хозяин Блэкстоуна вернулся на свое место. – Вы даже не представляете, как долго я ждала этого разговора, мистер Донеган. – Мишель заметила, как дрогнула газета в руках у сидящего напротив нее молодого человека и как исказилось гримасой недовольства лицо Галена. – Есть ли новости о моей сестре? – Флоранс поправляется, – с улыбкой успокоил девушку Сагерт. – Но давай сначала насладимся завтраком, а дела и проблемы отложим на потом. Попробуй шоколадный бисквит. Его только что привезли от мадам Фурнье. Гален говорит, ты обожаешь сладости из кондитерской на Ройял-стрит. В любое другое время Мишель порадовалась бы залитому шоколадной глазурью торту, пестревшему алыми и желтыми марципановыми розочками. Но сейчас ей было не до сладостей и не до растягивания удовольствия. Она даже не почувствовала вкус тающего на языке бисквита, быстро проглотила предложенный ей кусочек и замерла, прямая и напряженная, давая понять, что к разговору готова. Расслабиться хотя бы немного не позволяло волнение и пристальный жадный взгляд серых глаз, в ее присутствии захлестывающихся тьмой. Другие же глаза – цвета расплавленного свинца и кофе – смотрели куда угодно, но только не на девушку, сидящую напротив. Не на нее. Мишель с трудом сдержала вздох облегчения, когда, промокнув губы салфеткой, Сагерт наконец поднялся. Она поспешила последовать его примеру и под напряженное молчание Донеганов отправилась следом за хозяином Блэкстоуна в противоположное крыло дома. В кабинете он сразу опустился в кресло, накрыв руками затертую обивку подлокотников. Зеленый бархат на них порыжел, с позолоченных инкрустаций на письменном столе сошла эмаль, и бронза витых светильников потемнела, но эти мрачные штрихи нисколько не портили общую картину кабинета. Дневной свет приглушали тяжелые портьеры горчичного цвета, отчего резкие и даже немного грубые черты лица самого богатого плантатора Юга визуально смягчились, и он уже не казался Мишель таким суровым и мрачным. Она всегда перед ним робела. И сейчас тоже ничего не могла с собой поделать. Вместо того чтобы предъявить Донегану претензии, обвинить его сына в похищении, сидела, потупив взгляд, и не решалась заговорить первой. Считала секунды до момента, когда зазвучит его низкий, с резкими нотками голос, охрипший от табачного дыма, намертво впитавшегося в стены и мебель кабинета. – Мне даже представить сложно, что тебе пришлось пережить по вине моего сына. Поступку Галена нет оправдания, и ты имеешь полное право на него злиться и даже ненавидеть. Я сам не перестаю ругать его за то, как он с тобой обошелся. – Отправьте меня домой, и я постараюсь его простить, – с надеждой прошептала Мишель. Сагерт сделал вид, будто пропустил эту тихую мольбу мимо ушей, и заговорил громче: – Единственное, что может хотя бы немного обелить Галена в наших глазах, – это его к тебе чувства. Если бы я знал о них раньше… Только сейчас понял я, Мишель, насколько ты ему дорога. С Флоранс Гален будет несчастен и ее сделает несчастной. Поэтому, как только твоя сестра поправится, помолвка будет расторгнута. Если бы неожиданно разверзся потолок и на Мишель полетела мебель с комнаты сверху, она бы и то так не изумилась. Все, на что ее хватило в тот момент, – это на растерянное «ум-м» и недоверчивый взгляд, исподлобья брошенный на короля хлопка. – Гален намерен просить твоей руки. Что скажешь, милая? – окончательно ошеломил ее Сагерт. Задай он ей этот вопрос в вечер помолвки Флоранс с принцем из ее грез, на поверку оказавшимся чудовищем из ее кошмаров, и Мишель бы, не задумываясь, дала согласие. Но сейчас все внутри нее взбунтовалось против такого предложения. Подталкиваемая эмоциями, она порывисто выпалила: – Что я ни за что не пойду замуж за своего похитителя! Пусть в том, что Гален ее украл, была и ее вина – вина, в которой она не могла признаться никому, кроме самой себя, – сейчас она как никогда четко поняла, что не желает провести долгие годы с Галеном Донеганом. Не желает ни его любви, навеянной чарами или настоящей, ни его поцелуев, ни его ласк. Вообще не желает его в своей жизни. Хозяин Блэкстоуна выглядел раздосадованным, хоть и пытался придать лицу невозмутимое выражение. Но глаза, сверкнувшие тлеющими углями, обозначившиеся на острых скулах желваки и избороздившие лоб складки, когда он на миг нахмурился, выдали его истинные чувства. – Вы ведь так настаивали на союзе с моей сестрой. Почему вдруг передумали? Из-за того, что с ней случилось? Мне так никто ничего толком не объяснил! – взволнованно воскликнула Мишель. Сагерт ответил не сразу, как будто сомневался, стоит ли рассказывать правду. Выдержал паузу и проговорил после тяжелого вздоха: – Ее прокляли, Мишель. Темной магией. Но теперь с Флоранс все в порядке, – поспешил заверить ее, заметив, как она поменялась в лице. – Полиция обязательно выяснит, кто и почему с ней это сделал. Я убедил Вальбера не тревожить тебя и не писать в Доргрин. Но если они все же напишут, – взгляд Донегана стал колючим и жестким, и Мишель снова захлестнуло отпустившее было чувство опасности, – до твоих родственников ни телеграмма, ни письмо не дойдут. Страх за сестру приглушило беспокойство за свою собственную судьбу. Нервно теребя кружевную манжету, Мишель ругала себя за то, что так опрометчиво отвергла предложение Донегана. Нужно было солгать, пообещать, что подумает. Покраснеть и сделать вид, что тоже что-то испытывает к его старшему сыну. Но лгать, глядя в эти пронзительные с мрачным прищуром глаза, казалось, способные заглянуть в самую душу, она бы при всем желании не смогла. – Вы не отпустите меня. – Это был не вопрос, тихое утверждение. Приговор, который сама себе вынесла и озвучила. А все из-за чар гнусной колдуньи! Которая не потрудилась предупредить, что любовный приворот превратит Донегана в безумца! – Отпущу. Но не сразу. – Сагерт побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Что бы ты ни думала, Мишель, никто здесь не желает тебе зла. Наоборот, я продолжаю надеяться, что в будущем наши семьи все-таки породнятся. Но если сейчас я отправлю тебя в Лафлер или в Доргрин, у Галена будущего не будет. – Я ничего никому не скажу. Клянусь! – Видела бы ты себя со стороны… Ты сама не веришь в то, что говоришь. Почему же я должен тебе поверить? – Он усмехнулся одними уголками губ и подался вперед, отчего Мишель отчаянно захотелось слиться со спинкой кресла, раствориться в ней, превратившись в неприметную стежку или даже пылинку. – Буду с тобой откровенен, Мишель. Чтобы решить нашу с тобой проблему, мне пришлось обратиться за помощью к бокору. Через две недели или, может, раньше мы поедем к нему, и ты забудешь о том, что когда-нибудь была в Блэкстоуне. Пойми, Мишель, я просто забочусь о своем ребенке. Глупом, но не заслужившем участи быть казненным. Да и для тебя так будет лучше: из твоих воспоминаний исчезнут все неприятные моменты, которые тебе довелось пережить по вине Галена. Мишель продолжала терзать ни в чем не повинное кружево и изо всех сил старалась не дрожать. Отправятся к колдуну… Еще одному прислужнику лоа, такому же, как Мари Лафо. Искренен ли с ней мистер Сагерт? Или отвезет ее не к бокору, а к ближайшему болоту, где и утопит на радость аллигаторам. Но тогда зачем ждать столько времени… А может, и правда к колдуну поедут. Для какого-нибудь премерзкого ритуала, после которого она уже будет не она. Дрожь, с трудом сдерживаемая, волной прокатилась по телу. – И после этого, обещаю, мы посадим тебя на поезд в Доргрин. А пока что ты наша гостья. Я велел слугам приготовить для тебя комнату. Не знаю, как моему сыну хватило ума поселить тебя на чердаке, но обещаю, что отныне все будет по-другому. Теперь, Мишель, с тобой здесь будут обращаться как с королевой. – Откинув крышку хьюмидора, Сагерт извлек из него сигару, но зажигать не спешил, просто вертел ее между пальцами. – И больше не бойся Галена, он тебя не тронет. Даю слово. Знаю, сейчас ты его презираешь, но, возможно, со временем научишься смотреть на него по-другому. Без ненависти. Он ведь просто влюбленный мальчишка, который так и не научился правильно проявлять чувства. А я совершил ошибку, когда заставил его сделать предложение не той сестре. Ругай меня, Мишель. Я причина всех твоих бед. Ее так и подмывало подскочить и броситься к выходу. Лишь неимоверным усилием воли заставила себя подняться медленно и постаралась, чтобы голос не сбивался от волнения: – Все, что вы сейчас сказали, мистер Сагерт… Разрыв помолвки, этот ваш колдун, предложение обручиться с Галеном… Мне бы хотелось остаться одной и все хорошенько обдумать. Я могу идти? С помощью настольной гильотины для сигар – массивного аксессуара из дерева и позолоты – мужчина срезал самый кончик панателлы, великодушно махнув рукой. – Конечно, милая, у тебя есть столько времени, сколько пожелаешь. Попроси Бартела показать тебе твою новую спальню. Она одна из лучших в доме, светлая и просторная, и находится рядом с комнатой Катрины. Мишель кивнула, подхватила пышные, качнувшиеся колоколом юбки и поспешила к выходу. Она боялась, что слуги без ее ведома уже успели похозяйничать на чердаке и обнаружили спрятанный под матрасом дневник. Ей не принадлежавший, но который она втайне уже считала своим. Мысль отвоевать исповедь Каролины Донеган занозой засела в голове. Мишель и сама не понимала, откуда взялась эта уверенность, что ей обязательно нужно прочесть всю историю первых хозяев Блэкстоуна и тогда она узнает что-то очень важное. Важное для себя. Мишель повезло. Служанки только начали собирать ее вещи и еще не успели добраться до заправленной поутру постели, чтобы снять простыни и встряхнуть одеяло. – Выйдите! – велела она с порога, лихорадочно оглядывая комнату. С губ сорвался облегченный вздох, когда обнаружила кровать нетронутой. Рабыни недоуменно переглянулись, и та, что стояла ближе к гостье, – молоденькая и ладная, как вырезанная из черного дерева статуэтка, осмелилась на робкое возражение: – Но, мисс Мишель, нам велено скорее здесь прибраться. – А я вам приказываю скорее отсюда убраться! – Она скрестила на груди руки и недобро сощурилась. Должно быть, слишком недобро, потому что горничные от нее слаженно отшатнулись. – Или мне пожаловаться на вас мистеру Донегану? Так соскучились по порке? Мишель понимала, вышло грубо. Она напомнила самой себе Флоранс, когда та бывала не в духе. Но в тот момент пленнице было не до любезностей. Единственное, что ее волновало, – это дневник, который следовало как можно скорее перепрятать в надежное место. Мишель прислонилась к двери, пропуская рабынь, испуганно засеменивших к выходу. Задев ее пестрыми ситцевыми юбками, девушки чуть ли не кубарем покатились с лестницы: так спешили оказаться подальше от взбалмошной хозяйской гостьи. А сама гостья тем временем понуро размышляла о том, что перепрятать исповедь Каролины она-то перепрячет. И дочитать наверняка дочитает. А потом бокор заберется в ее сознание, выжжет магией воспоминания, и забудет она о своих открытиях. Как и обо всем остальном, что приключилось с ней в ненавистном Блэкстоуне. Впору было самой начинать вести дневник и записывать туда все мало-мальски важные события. Вот только и в этом не было смысла. Донеганы кто угодно, но только не идиоты. Сначала покопаются в ее вещах, прощупают каждую митенку и вуалетку и только потом посадят на поезд. Если вообще посадят, а не передумают и не утопят в болотах.