Часть 5 из 24 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ну, считай, тебе повезло. — Задрав голову, Денис наблюдал, как одна за другой вспыхивают и гаснут цифры, показывающие нахождение пассажирского лифта. — Четвертый.
— Ну это терпимо, — облегченно вздохнул сосед, — так-то мы мебель подразобрали, кроме дивана вашего, считай, все в лифт должно войти. Ну а диван с парой перекуров допрем как-нибудь.
— Ну да, впору ради такого дела курить начать, — согласился Денис.
— У нас будет вроде безалкогольного пива безкуревные перекуры.
Двери лифта распахнулись, и из них выскочила маленькая собачонка неизвестной Денису породы, а следом показалась и ее владелица — полная женщина средних лет, окинувшая недовольным взглядом обоих мужчин и возвышавшийся между ними холодильник.
— Вы смотрите стенки у лифта не поцарапайте, я проверю потом. Могли бы и пешком занести, два бугая таких здоровых.
Собачонка, очевидно выражая свое полное согласие с хозяйкой, задорно тявкнула и тут же, на всякий случай, отбежала в сторону.
— И собаку мне не пугайте, — еще более недовольным тоном произнесла женщина.
Денис счел лучшим вариантом не вступать с ней в дискуссию. Выставив ногу, чтобы не дать створкам лифта закрыться, он ухватил холодильник со своей стороны и скомандовал:
— Давай на меня понемногу.
— Даю-даю, — прокряхтел в ответ Роман.
После того как в несколько заходов на лифте было поднято почти все имущество Громовых, настала очередь многострадального дивана. Денис был уверен, что лестничные марши в девятиэтажке значительно уже, чем должны быть, ибо если это не так, то почему они при каждом повороте задевают углом дивана то одну стену, то другую. Роман на высказанные Денисом вслух мысли отреагировал лишь угрюмым сопением и предложением передохнуть на площадке третьего этажа.
Когда в конце концов диван занял свое место у стены единственной комнаты в снятой Громовыми квартире, они некоторое время сидели на нем молча, наслаждаясь радостным пониманием того, что больше ничего и никуда нести нет надобности.
— Квартирка, конечно, так себе, — Роман наконец нашел в себе силы посмотреть по сторонам, — самый дешевый вариант искали?
— Ну а как еще? — кивнул Денис. — У нас с деньгами вообще засада полная. За операцию триста тысяч заломили. Не рублей, долларов. Где брать, непонятно. За квартиру примерно полтинник вышел, кое-что у меня было. Союз офицеров вот расщедрился, еще десять тысяч подкинул, говорят, больше нет у них. По итогу лишь девяносто набрал.
— Из трехсот? Круто, — хмыкнул Роман, — а что, в администрацию не ходил?
— Да как не ходил? И ходил, и писал, а что толку! Говорят, что из бюджета денег выделить не могут, нецелевое использование средств будет. Нормально, да? Ребенка лечить — это у них нецелевое. Передали наши данные в какой-то фонд, а там тоже, оказывается, очередина, месяца три-четыре ждать придется, и то в лучшем случае. — Денис устало махнул рукой и замолчал.
— Печально, — покачал головой Роман, — слушай, я тебе, конечно, помочь сильно вряд ли смогу, но, ежели что, десятку дам. Так что, считай, сотка у тебя уже есть.
— Спасибо, — Денис крепко стиснул ладонь приятеля, — как смогу, сразу отдам.
— Да ладно, угомонись, — усмехнулся Роман, — отдаст он. Ты лучше думай, где тебе остаток набрать. Двести — приличная сумма, очень приличная.
— Да уж, двести… — вздохнул Денис. — Я уж и так скоро голову сломаю от этих мыслей. Ладно, поехали обратно. Я сегодня еще вторую ходку хочу сделать, мелочовку всякую отвезти. Но это я уж один управлюсь.
Дом под Дятьково он снял еще в июне, заплатив хозяину за полгода. Так было надежнее. Получив приличную сумму, хозяин построенного в советские годы, но еще довольно крепкого кирпичного дома, расположенного на краю села, уехал к себе в Брянск, пообещав не беспокоить своего арендатора по пустякам. И действительно, за все лето он появлялся лишь однажды. Прошелся по участку, чтобы убедиться, что тот не зарос сорняками, ненадолго заглянул в дом, оставил телефон лесника, через которого все в округе покупали дрова за полцены, и, довольный увиденным, убрался восвояси. Деревня, в которой находился дом, была расположена примерно в десяти километрах от Дятьково, небольшого городка в Брянской области. Из любопытства он один раз съездил в город, прокатился по его ничем не примечательным улочкам и, купив продуктов в одном из супермаркетов, возвратился в деревню. Само Дятьково его абсолютно не интересовало, а его окрестности были выбраны для поиска дома лишь по одной причине. Дятьковский район граничил с соседней Калужской областью, а от арендованного им дома до другого районного центра — Людиново — было не более двадцати километров. Он прекрасно понимал, что граница между двумя областями — понятие весьма призрачное, и тем не менее, зная, как работает бюрократическая система, понимал: даже такая условная граница может дать ему пусть небольшую, но фору во времени.
На его взгляд, Людиново оказалось чуть симпатичнее. Выйдя из автомобиля, он немного постоял у парапета городской набережной, однако поднявшийся ветер вскоре загнал его обратно в машину. Выпив кофе из небольшого металлического термоса, он почувствовал себя гораздо бодрее. В конце концов, в Людиново он приехал не видами любоваться. Его ждала работа. Проехав пару кварталов, он остановился недалеко от здания музыкальной школы и, подтянув молнию куртки под самое горло, вновь вышел из машины. Пройдясь вдоль грязно-желтого, давно некрашенного фасада, он удовлетворенно улыбнулся. Камера была только одна. Она висела на крыльце музыкальной школы, прямо над дверью, и ничего, кроме самого крыльца и небольшого куска асфальта перед ступенями, видеть не могла. Вернувшись в машину, он подъехал чуть ближе к зданию и встал так, чтобы иметь возможность видеть все подъезжающие автомобили.
Просидев в томительном ожидании почти три часа, он так и не дождался появления нужной машины. Правда, еще парочка вариантов привлекла его внимание, и он незаметно сделал несколько фотографий. Мочевой пузырь все настойчивее напоминал о своем существовании. Он огляделся по сторонам. Кусты, разросшиеся у ограды, вполне могли его выручить. Конечно, можно было представиться одним из родителей занимающихся юных музыкантов и воспользоваться туалетом в школе, вахтер наверняка бы его пустила, но привлекать к своей персоне внимание даже такой мелочью не хотелось. Он еще раз взглянул на густые заросли и уже собрался было выйти из машины, как по тропинке, как раз мимо кустов, прошла пожилая женщина, несущая в обеих руках пакеты с продуктами. Вот будет забавно, если в самый неподходящий момент мимо пойдет еще какая-нибудь тетка и заметит его. Шуму ведь тогда не оберешься. Да и в любом случае ему, скорее всего, дежурить здесь не один день. Не может же он постоянно бегать в кусты, рискуя быть замеченным. Он вышел из машины и, поежившись от пронзительного, совсем не подходящего для начала сентября ветра, быстро забрался на заднее сиденье. Теперь тонированные стекла надежно защищали его от случайных любопытных взглядов. Пустая бутылка от питьевого йогурта, взятая именно для этих целей, лежала тут же на сиденье. У нее было два неоспоримых преимущества перед обычной бутылкой от питьевой воды. Во-первых, она была непрозрачной. Если уж в салоне должна валяться наполненная мочой емкость, то пусть ее содержимого не будет видно. А во-вторых, горлышко у нее было чуть шире, чем у бутылок с водой, а это было весьма немаловажно, во всяком случае, пользоваться было гораздо удобнее.
Нужный автомобиль в тот день так и не появился. Он не стал исключать вероятность того, что ребенок пришел на занятия пешком или его подвез кто-то другой, поэтому прождал до тех пор, пока из школы не вышли последние ученики.
Солнце уже давно закатилось за крышу стоящей через дорогу пятиэтажки. Еще некоторое время на улице было довольно светло, но затем сумерки стали стремительно становиться все гуще, пока не превратились в темноту, рассекаемую светом уличных фонарей да отъезжающих от здания школы машин. Ждать дальше не имело никакого смысла. Он плавно отъехал от тротуара. Если не спешить, то через двадцать минут он будет дома.
Сибгатуллина позвонила Крыловой на четвертый день. Спустя час Виктория уже поднималась по знакомым ступеням психолого-педагогической академии. По дороге она успела заскочить в магазин и купить к чаю творожные кольца, чем весьма обрадовала Яну Ринатовну.
— Колечки, — она словно ребенок всплеснула маленькими ручками, — да еще свежие, это просто замечательно. А то ведь сегодня понедельник, и в нашем буфете выложили все то, что осталось еще с субботы. На мой взгляд, есть это без вреда для организма возможным совершенно не представляется. — Она грустно вздохнула. — Уже сколько раз об этом говорилось ректору, но ничего не меняется из года в год. Студенты, сами понимаете, готовы съесть все что угодно, молодые желудки пока позволяют, а преподавателям, по мнению ректора, надо больше сосредоточиться на педагогических проблемах, а не на таких мелочах, как подсохшая выпечка. Такая вот психология. — Она вновь вздохнула и стала наливать кипяток в чашки. — Но вам, Вика, это все вряд ли интересно. Давайте поговорим о нашем похитителе. Кстати, вы ему уже дали какое-нибудь имя?
— Пока не до этого было, — Крылова придвинула к себе чашку с чаем, — сейчас почти все время работаем по расстрелу на Лобачевского.
— Дело МГИМО, если не ошибаюсь?
— Оно самое. — Виктория аккуратно раскрыла упаковку с творожными кольцами. — Вот ему сразу имя нашлось. Хотя, что удивляться, столько шума было. А что касается нашего похитителя, то сейчас фактически по каждому эпизоду работает своя следственная группа. Сами понимаете, если преступник никак не был связан с жертвами, а находил их в случайном порядке, то, чтобы его найти, надо отрабатывать все возможные зацепки по месту преступления. За последние годы столько камер везде понаставили, где-то он мог засветиться.
— Возможно, — кивнула Яна Ринатовна, — но, если я правильно понимаю, со времени предыдущих случаев срок уже немалый прошел. По сути, вы можете работать только с последним эпизодом, ну, может быть, еще с предшествующим ему.
— Так и есть. — Виктория попробовала пирожное и улыбнулась: творожные кольца и впрямь были свежие и буквально таяли во рту. — Как раз эти дни наш сотрудник пробыл на месте последнего похищения, а вчера вечером вылетел в Саратов, там был предыдущий случай.
— От него была какая-то информация, которую я могла бы использовать?
— Нет. — Крылова ждала этого вопроса, поэтому ответила не задумываясь.
— Ну что же. — Яна Ринатовна отодвинула чашку и выложила перед собой тонкую папку. — Тогда вот результаты моего анализа. Хочу сказать сразу, — она положила ладонь на папку, словно защищая ее, — вы не найдете здесь ничего сверхъестественного. Если вы что-то читали на эту тему, то, возможно, и так знаете. Личностное моделирование основано на простейшем методе экстраполяции. Вы же в курсе, что такое экстраполяция?
— Конечно, — улыбнулась Виктория, — экстраполяция — особый тип аппроксимации, при котором функция аппроксимируется вне заданного интервала, а не между заданными значениями.
— Вам зачет, — рассмеялась Яна Ринатовна, — откуда такие познания в терминологии?
— Да это у меня папа математик, — объяснила Крылова, — он работает в институте экономического моделирования и порой любит щегольнуть каким-нибудь никому не понятным словом. А потом объяснить его так, чтобы все окончательно запутались. Вот экстраполяция мне с детства в голову и засела.
— Математика — царица наук. — Яна Ринатовна наконец отхлебнула уже почти остывшего чая. — И что говорят жрецы нашей царицы? Когда наша экономика, наконец, воспрянет?
— Тут все совсем грустно. — Крылова уже расправилась с одним творожным колечком и теперь размышляла, не нанесет ли вреда ее фигуре еще одно. — Царица явно в опале. Папа вообще говорит, что они служат Кассандре. Во всяком случае, их пророчества записывают, но никто к ним не прислушивается. — Она протянула руку к пирожным, решив, что еще одно маленькое колечко с творогом навредить никак ей не сможет.
— Проблема умных людей в том, что они слишком умные на фоне окружающих, — усмехнулась Яна Ринатовна, — надеюсь, мои выводы будут более востребованы.
— Мною — это точно, — решительно кивнула Виктория и надкусила творожное кольцо.
— Хорошо, — кивнула Сибгатуллина, — тогда вот мои краткие выводы. Мужчина средних лет, одинокий, возможно, разведен или вдовец. Скорее разведен. Предположительно бывший военный или сотрудник других силовых структур. Сам проживает в небольшом городе, возможно, каком-то районном центре. Волевой, психически устойчив, имеет сложившееся мировоззрение и крайне негативно реагирует на попытки его нарушить. Не склонен к чрезмерной жестокости и насилию, воспринимает их как вынужденную необходимость. Возможно, несколько лет назад имел серьезные материальные проблемы, я думаю, можно даже говорить о продаже недвижимости. То, что он отлично подготовлен и физически развит, думаю, это вы и без меня понимаете, так же, как и то, что действует он в одиночку.
— Почему разведен? — Виктория быстро управилась со вторым пирожным, и теперь ничто не отвлекало ее от разговора.
— Начнем с того, почему одинок, — усмехнулась Яна Ринатовна. — Хотя похищения и происходят со значительными интервалами, но очевидно, что каждому из них предшествует тщательная подготовительная работа, как по поиску подходящих под его параметры жертв, так и по отработке путей отхода при передаче денег. То есть фактически он уже два года кочует по стране, возможно лишь иногда появляясь в том месте, которое он условно может считать своим домом. Вряд ли это возможно при сохранении полноценной семьи. Если так и если считать верными предположения о том, что это бывший силовик, то мы имеем мужчину лет сорока, очевидно, офицера, не ниже майора. Это, знаете ли, завидный мужчина. Офицеры всегда в нашем обществе пользовались повышенным вниманием. Я вот, кстати, смотрю, а колечка на пальчике у вас нет. Удивительно, такая милая девушка в окружении стольких мужчин и вдруг одинока.
Крылова смущенно покраснела.
— Не совсем так. — Она взяла в руки пустую чашку, покрутила ее и вновь поставила на место. — Возможно, зимой что-то изменится.
— Уже есть избранник? — обрадовалась Яна Ринатовна. — Это замечательно, Вика! Наверняка какой-нибудь бравый оперативник. Я угадала?
Окончательно смущенная, Виктория лишь кивнула. Яна Ринатовна мягко коснулась ее руки.
— Ну что вы так засмущались? В этом же нет ничего зазорного. Любой человек, а уж тем более женщина, создан прежде всего для того, чтобы любить и быть любимым. Ну а попутно, коли есть время и настроение, может заниматься раскрытием преступлений. Так вот, если он бывший офицер, то вероятность того, что он не был женат, ничтожна. Скорее всего, раз он был женат и возраст уже не столь юн, то есть и дети или хотя бы ребенок. Но здесь мы уже углубляемся в столь гипотетическую область, что вероятность правильных предположений близка к угадыванию. И тем не менее. Взрослый, сложившийся мужчина, не принадлежащий изначально к криминальному миру, начинает совершать одно за другим преступления, причем преступления жесткие, даже жестокие, которые в итоге приводят к убийству. Понимаете, о чем я? Должен быть какой-то побудительный мотив для подобного перерождения, триггер.
— И вы предполагаете, что это может быть связано с его собственным ребенком? — Крылова заинтересованно подалась вперед.
— Утверждать этого нельзя, — Яна Ринатовна с сожалением покачала головой, — все, что мы видим, — лишь проекция, тень, причем искаженная, некоего события, которое послужило толчком, позволило этому человеку совершать преступления.
— Позволило? — удивилась Крылова.
— Да, именно позволило. Каждый человек в той или иной степени готов совершить действия, выходящие за рамки общепринятых норм. Однако в нас с раннего возраста закладываются множество сдерживающих барьеров. Это моральные нормы в обществе, наши представления о добре и зле как таковых, пример родителей, да и просто страх перед наказанием. Как только тот или иной барьер исчезает, человек позволяет себе то, что раньше для него казалось немыслимым. Но скажу еще раз, мы видим лишь тень некоего давно прошедшего события и пытаемся по тени вычислить саму фигуру. Вы, Вика, должны понимать, что тень одной и той же формы могут дать совершенно разные фигуры, так же как одна фигура может отбрасывать совершенно разные тени в зависимости от расположения источника освещения.
— Да, таких картинок полно в Интернете.
— Вот именно, там всего полно, — согласилась Сибгатуллина, — но здесь ведь не картинка, здесь все сложнее. И тем не менее кое-что меня подталкивает именно к этой гипотезе.
Крылова напряженно ждала, что психолог скажет ей дальше.
— Сумма выкупа. Она повторяется от похищения к похищению, и, если я правильно поняла, именно это и привлекло ваше внимание к этим делам. По сути, преступник в каждом случае оставляет вам свою метку, словно показывая, что преступление совершил именно он. При всем прочем проявляемом похитителем удавьем хладнокровии это выглядит несколько странно.
— Если я правильно помню, считается, что серийные преступники подсознательно хотят быть найденными.
— А с чего вы взяли, что речь идет о серийном преступнике? — усмехнулась Яна Ринатовна. — Мы имеем дело с преступником профессиональным, который превратил похищения в источник достаточно высокого и, заметьте, регулярного дохода.
— Но то, что он совершил убийство, разве не свидетельствует о процессе разложения его личности?
— Ну что вы. Убийство несчастной девочки было для него мерой вынужденной. Если бы он на нее не пошел, то потерял бы все рычаги воздействия на родственников похищенных детей. Вспомните, уже при втором похищении он отрезал ребенку палец только за то, что они попросили на сутки отложить передачу выкупа. Уверяю вас, если бы передача не состоялась и на следующий день, то первый ребенок погиб бы еще тогда. Однако скажите, какой палец он отрезал?
— Мизинец, — уверенно ответила Крылова.
— Верно, мизинец. Причем на левой руке. С точки зрения похитителя он нанес минимальный физический ущерб. Психическую травму мы сейчас с вами не рассматриваем. Он сделал то, что считал безусловно необходимым, таким образом, о его психической неустойчивости речь идти не может.
— Да уж, хладнокровие впечатляющее, — вздохнула Виктория, — как вы сказали, удавье?
— Да, я думаю, удав — это подходящее определение. — Яна Ринатовна сочувствующе смотрела на сидящую перед ней Викторию.