— Что ж, Микула, и на том благодарю. Я не могу сейчас разобраться с Рогнвальдом и Ставром, но одному врагу я точно смогу отплатить — Змею Горынычу. Тем более, что это моя судьба. И мне было предсказано, что, если даже я проиграю в битве, Змей Горыныч всё равно будет проклят. С другой стороны, если я возьму верх, проклят буду я. — Верни Забаву Путятишну, и тогда князь или Путята будут перед тобой в долгу. На том они и распрощались. Добрыня запомнил всё, хоть и был в этот день пьян. Но уже на следующий день ни капли вина не было у него во рту: боярин готовился к походу. — Это безумие, — ещё пытался отговорить его Кирилл, — ты ведь понимаешь, что ты не первый за столько лет, кто собирается одолеть Змея? Никому это не удавалось. Никому. Дунай был лучшим, он был первым богатырём на Руси, и то не справился. — То же самое мне говорили про Рогнвальда, — отвечал Добрыня, продолжая запрягать коня, — но Рогнвальд был повержен, а я победил. И в Польше тоже никто не верил, что мы сможем взять город пана Володарского. — Город мы взяли, только толку с этого нет, — с горечью возражал Кирилл, — да и Рогнвальд выжил, и твоя девчонка сбежала к нему. Змей и того хуже, он вовсе не человек. — Нет, брат мой, здесь ты ошибаешься. Он — человек. И тот факт, что он украл Забаву Путятишну, подтверждает это. Может, под старости лет в нём проснулось что-то человеческое. Ударился в воспоминания, затосковал по молодости, как это бывает со стариками. В молодости Змей был человеком, и был влюблён в Милану — нынешнюю жену Путяты. — Но он украл не Милану, а Забаву. — Забава очень похожа на мать, какой она была в молодости. Какой её и любил Ратмир. Стало быть, в нём ещё есть человеческое, а, значит, его можно одолеть. И с этими словами Добрыня вывел своего коня из стойла и уселся на него верхом. Кирилл забрался на своего и последовал за младшим братом. — И куда ты собрался? — спросил он. — В Людин конец, — отвечал Добрыня. — Для такой поездки нас маловато, не уйдём целыми. — Что ж ты, братец, боишься наших братьев по оружию? Вместе с ними мы сражались в Литве и в Польше, они хорошо нажились на том походе. И хоть мы с тобой и бояре, мы им не враги. Кирилл не стал больше спорить и молча поехал с младший братом. По дороге боярин всё же снял с шеи серебренную цепь с крестом, а с пальцев поснимал дорогие перстни. Так вдвоём они пересекли Волхов мост и оказались на Пробойной улице Людина конца. Со всех сторон их встречали недобрые взгляды, на вопросы все отвечали неохотно. Несколько людинов стали пешком следовать за гостями из Славенского конца. Мысленно каждый оценивал уже стоимость боярских скакунов и украшений. Но всадники вскоре добрались до того адреса, куда им указали прохожие, здесь в огромном дворе собралась ещё одна компания людинцев. Вперёд вышел их старшина в огромной шапке, похожей на папаху, с кинжалом на поясе. Одет он был побогаче других, да и вообще выглядел настоящим щеглом. Все присутствующие застыли в ожидании. Бояре меж тем слезли с коней и направились во двор, навстречу старшине. — Ишь ты, — взглянул на него с улыбкой Добрыня, — ну, здорова, Гаврюша. — Здорова, владыка, — отвечал старшина и обнял боярина, как старого друга. Кирилл вздохнул с облегчением, пока можно было расслабиться. Гости проследовали в дом за Гаврюшей и его приближёнными, а уже через несколько минут они пили вино, вспоминали свой литовских поход и оплакивали смерть Дуная. — Нельзя это дело так оставлять, — говорил Добрыня, — Дунай был нам добрым другом, он был богатырским воеводой в Киеве ещё до того, как на это место по ошибке назначили Илью Муромца. — Отчего же по ошибке? — возмутились людинцы, — Илья — земский герой, хуторской, не хуже ваших боярских. — Речь не о нём сейчас, — прервал своих земляков Гаврюша, — речь о том, что есть у нас дело неоконченное. С Ростиславом надо бы поквитаться за наше поражение. — А богатыри новгородские на что? Это их задача. — Богатыри тоже пойдут, — отвечал Добрыня, — но не все. Воевода их здесь останется, а потому старшим над богатырями буду я. — Что ж, Добрыня, — произнёс Гаврюша, — сотню людей я смогу собрать, но не больше. Моя дружина не велика. — А другие, кто были с вами в бою против Ростислава, да кто были с нами в Литве? — Если бы они за нами пошли, было бы неплохо. Но они в разных братчинах, рассеялись по всему Людину конца. И у них есть старшие, со старшими этими и надо говорить. Но они без выгоды для себя в бой не пойдут. — А милости князя Ярослава здесь чем не выгода? Ведь это его родная племянница попала в плен ко Змею. Внучка самого князя Владимира. Кинь клич, Гаврюша, что мы идём выручать Забаву Путятишну, и старшины пойдут за нами. — Как же ты собираешься одолеть самого Змея Горыныча? — задумался Гаврюша и даже поставил на стол кружку с вином. — Я не сказал, что мы его одолеем. Но если мы возьмём в плен его сына или его воинов, то мы заставим Змея обменяться заложниками. Обменяем его сыновей на Забаву Путятишну. — Ну Добрыня, ну голова, — поднял кружку Гаврюша. И бояре снова выпили с людинами, а затем все вместе стали обходить старших и призывать их идти в поход против злобного упыря Ростислава и проклятого чудища Змея Горыныча. Многие откликнулись на этот призыв. Теперь на время все они стали богатырями. К ним присоединились новгородские богатыри, и получилось немалое войско. Пожалуй, если направить такое войско на Ракому, оно легко взяло бы укреплённое поселение князя. Но богатыри ни за что не подняли бы руку на христианского князя, будь он тысячу раз убийцей. Без отлучения от церкви он был неприкосновенным. Когда со сборами было покончено, Добрыня обратился к своему двоюродному брату — Кириллу: — Ну что, братец, пойдёшь со мной войну воевать? — Ох, не знаю, — задумчиво отвечал Кирилл, — был я сотником, да ты стал воеводой. А я ведь старше тебя. — Лишь по возрасту, но по родству мы равны, как братья. В Литве ты был старшим надо мной, теперь и мой черёд. — Ну, коли так, поехали, — вымолвил боярин и пожал руку своему младшему брату. Перед отправлением Добрыня с товарищами отправился к новгородскому епископу, и тот прилюдно его благословил на поход. Глава 11 Сын Змея Уже издалека было видно, что конь скачет как-то неправильно, всё время клонится куда-то в бок, но всё равно не сбавляет ходу и гонит галопом. Всадник склонился так низко и так плотно прижался к своему скакуну, что его лицо полностью спрятала конская грива. Богатыри насторожились — это был недобрый знак. Всадник остановился в самый последний момент, уже рядом с Добрыней и рухнул на руки собравшимся рядом воинам. Это был витязь из Людина конца, разведчик. Конь его был весь истыкан стрелами и истекал кровью. У самого всадника так же застряла стрела выше лопатки и вышла прямо возле лица. Ранение не значительное, жить будет. — Они идут, они рядом, — заговорил разведчик, когда приблизился Добрыня. — Сколько их? — спросил юный воевода. — Много, больше тысячи, и Ростислав с ними. — Стало быть, они знают, что мы здесь. А мы ведь их лазутчиков даже не заметили. Что ж, братцы, готовимся к битве. Кирилл, Гаврюша, будьте подле меня. И брат вместе с людинским старшиной остались рядом с воеводой, когда богатырское войско начало построение. Всё случилось как-то неожиданно и совершенно наспех. Много недель и даже месяцев новгородцы выискивали в окрестностях Ростислава, но целое войско словно сквозь землю провалилось. Не было его не месте битвы с Дунаем, не было никаких следов. Многие местные утверждали, что видели чародеев, но никто не мог сказать, куда те запропастились. Богатыри зашли уже на ростовскую землю, сделали там небольшой крюк и вернулись на землю новгородскую. Здесь то они и наткнулись на первые вражьи отряды, числом совсем небольшие, но проворные. Несколько мелких стычек закончились с переменным успехом. В двух из них победа была за новгородцами, в трёх взяли верх змейгородцы. И вот теперь, наконец, им повстречалось целое большое войско. Добрыня заметно нервничал: столько жизней теперь зависело от него, столько всего было поставлено на кон. Но, тем не менее, от своей затеи воевода не отказался и надел на голову тяжёлый золотой шлем, тот самый, в котором брал город Бурислава Володарского. — Вижу, дорожишь ты своей головой, — усмехнулся Кирилл. — Главное, чтобы Ростислав её оценил. Попытаюсь его выманить, как тех сорок в Польше. — Шею, главное, не надорви такой тяжестью. Кирилл, несмотря на все уговоры, за эти дни так и не согласился рядиться в золото и серебро. Не хотел быть приманкой. А вот Гаврюша с радостью нарядился, при условии, что после битвы шлем и серебренный нагрудник оставит себе. И многие людинские последовали его примеру. Всем им теперь выпала нелёгкая миссия быть приманкой, и потому они держались рядом с Добрыней. Он же поначалу разъезжал на своём тёмном коне впереди войска, высматривал врага. Местность здесь была хорошая, чистое поле, есть где развернуться, но негде спрятать резерв и устроить засаду. А это значит, что войско, которое увидел перед собой Добрыня, представляло собой все чародейские силы. Пересчитать их сейчас не представлялось возможным, но на первый взгляд казалось, что их гораздо больше, чем новгородцев. Ростислава воевода узнал сразу по безобразному лицу, покрытому шишками, по красным глазам и по ужасному хриплому голосу, которым сын Змея отдавал приказы своим воинам. Помимо кольчуг змейгородцы носили за спинами чёрные плащи — знак колдунов. Но вряд ли все здесь были колдунам: столько тёмных чародеев Русь не помнила уже 20 лет. — Ну что, сукины дети, готовы умереть? — прокричал Ростислав, и от его голоса у многих кровь застыла в жилах. Но Добрыня сидел спокойно и даже слегка улыбнулся. — Это чучело и есть сын Змея Горыныча? — обратился он к своим приближённым, и вместе с воеводой они расхохотались. — Ты ответишь за свои слова, новгородец! — яростно прокричал Ростислав, — идите, и убейте их! Убейте их всех! И змейгородцы бегом ринулись в атаку. Было видно, что за их яростью стоит лютый страх: своего безобразного вождя они боялись больше любого врага, больше смерти, больше всего на свете. Что новгородцы могли этому противопоставить? И меж тем богатыри достойно встретили первый натиск врага. Добрыня с прочими всадниками отступил в тыл и отсюда наблюдал за ходом битвы. — В какой-то мере Ростислав даже опасней своего проклятого отца, — произнёс Кирилл, — как я слышал, Змей Горыныч в образе зверя не может вести войско в бой, только в образе человека. Свои так не боялись его, как боялись Ростислава. — Да, вряд ли удастся взять его в плен, — отвечал Добрыня, — но, если сразу его убить, их страх пропадёт и ярость поубавиться. — А как же заложники? — Хм, видишь тех всадников, брат мой? Они не сражаются, как Ростислав, одеты не так, как другие — богаче, и они молоды, почти как дети. Я думаю, это тоже дети Змея Горыныча, ведь я слышал, что сыновей и дочерей у него немерено. Их мы и возьмём в заложники, чтобы обменять на Забаву. А меж тем взорам братьев открывалась страшная панорама сражений. Воины яростно рубили топорами и кололи копьями, нанося друг другу тяжёлые ранения. Ужасные крики боли прерывали звон стали и грозную брань. Богатыри стояли крепко, будто вросли в землю, людинцы понемногу отступали назад. Многие их них уже пожалели о том, что вырядились в золото и серебро. Чародеи в ярости настигали их и срывали всё похлеще любой сороки. Некоторые таскали за собой отрубленные головы новгородцев, потому как на этих головах были золотые шлемы, которые некогда было снимать. Но ужаснее всех как всегда был Ростислав. Как и в прошлый раз к нему подводили безоружных, и, как и в прошлый раз, безобразный колдун срубал им мечом голову и пиль бьющую ключом кровь. — Будь ты проклят, собака! — не выдержал этого зрелища Добрыня, — это так он разделался с нашим Дунаем. — Не лезь на рожон, Добрыня! — прокричал Кирилл, но было уже поздно. Юный воевода погнал коня вперёд, спешился и с копьём в руке рванул в атаку. Сразу же он увернулся от копья, которое было направлено ему в лицо, ударил в ответ врага в живот, поднял его на копье и бросил в сторону. Меж тем Ростислав был уже совсем рядом, в него кидали копья, но он ловко отражал их или уворачивался. Одно копьё, правда, ранило его в бедро, но колдун избавился от него, как от занозы и продолжил разъезжать верхом. Упырь казался неуязвимым, и, как следствие, непобедимым. Стоило Добрыне влезть в схватку, как многие пошли за ним, стали напирать и теснить врага. В конце концов сам Ростислав пошёл на богатырей, пытаясь их издалека достать мечом. Добрыня услышал свист в воздухе рядом со своей головой. Меч пронёсся совсем рядом. Чья-то голова слетела с плеч. А затем Ростислав снова начал свой проклятый ритуал, от которого кровь стыла в жилах. Добрыня изо всех сил обхватил древко копья и уже собрался метнуть его. Но в последнее мгновение остановился, понял, что это будет напрасно, лишь зря потеряет оружие в бою. А в следующее мгновение Добрыня услышал крик у себя за спиной и обернулся. Какой-то колдун чуть не убил его прямо в спину, но рядом оказался Гаврюша, который отразил атаку врага и спас жизнь своему воеводе. Кирилл тоже был здесь, но значительно дальше. Добрыня лихорадочно думал, пытаясь придумать, как ему одолеть такого непобедимого врага. Наконец, боярин снова поднял копьё, размахнулся и изо всех сил швырнул его. В этот раз он кидал не в Ростислава, а в его коня. Скакун громко вскрикнул от боли, попятился и пошатнулся. Ростислав в ярости направил умирающего коня прямо на Добрыню. Богатырь в этот момент доставал свой топор, который, как назло, зацепился за какую-то нитку на поясе и не хотел вылезать. В результате, когда воевода, наконец, достал топор, враг был уже так близко, что не было возможности куда-то убежать. Добрыня предпринял, пожалуй, самое безумное, что можно было предпринять в такой ситуации — он побежал навстречу, прямо на несущийся на него, острый как бритва клинок. В решающий момент богатырь так быстро откинулся назад, что начал падать на спину. Он видел, как меч проносится над его лицом в невероятной близости от носа. Пожалуй, окружающие сочли это везением или чудом. Возможно, так оно и было. Но при падении Добрыня успел ещё со всей силы рубануть топором по задней ноге коня, прямо под коленку. Удар оказался столь мощным и столь болезненным, что скакун тут же рухнул на землю вместе со своим всадником. Тут же сразу с дюжину чародеев ринулись на богатырского воеводу, но путь им преградил Кирилл с богатырями. Добрыня был безоружен — топор он потерял, а его товарищи с трудом сдерживали натиск врага. И тут с земли стал подниматься Ростислав. Весь в пыли и в крови он казался ещё ужаснее. С яростью упырь ринулся на врага с мечом в руке, но что-то его остановило. Длинный плащ его был придавлен телом коня. Добрыня воспользовался этой секундой заминки и бросился в атаку совершенно без оружия. Ростислав с диким криком вырвал плащ из-под коня, но времени на нормальный размах у него не осталось. Упырь ударил, как мог, лезвие проскользило по кольчуге богатыря, причинило боль, но не порезало. А в следующее мгновение Добрыня схватил врага за запястье. Поразительно, рука Ростислава была очень холодной. Богатырь меж тем сжал правую руку в кулак и с силой ударил по безобразному лицу. Он даже почувствовал эти твёрдые шишки у себя на пальцах, но упырь словно не почувствовал ничего. Ростислав схватил свободной левой рукой Добрыню за вторую руку и потянул к себе. Изо рта его вонял сырым мясом, белые клыки становились всё ближе. — Свежее мясо! — жадно проговорил упырь. Сила его была невероятна, сопротивляться не было никакой возможности. Одна рука богатыря была в его руке, другая рука напротив держала руку с мечом, и ослабь он хватку, острое лезвие тут же поразило бы витязя. Но Ростислав был сильнее, гораздо сильнее. Добрыня отклонил голову назад, как можно дальше от приближающихся белых клыков, а затем с силой нанёс удар с головы по лицу врага. Золотой шлем был очень тяжёлым и сразу разбил упырю в кровь нос. Не успел Ростислав опомниться, как последовал второй удар, третий, четвёртым. Добрыня почувствовал себя дятлом, который пытается прорубить дупло в дереве. Но ничего другого не оставалось, он бил снова и снова. И вот Ростислав поддался, ослаб, свалился на колени. Добрыня тут же вырвал у него из рук меч и ударом ноги свалил на землю. Лицо Ростислава от крови и ссадин стало совсем безобразным, казалось, в нём нет ничего человеческого. Изо всех сил Добрыня нанёс удар и поразил врага прямо в сердце. Ростислав вскрикнул и обхватил руками лезвие, будто таким способом намеревался вынуть меч из себя. Но у упыря ничего не вышло, он опустил руки и испустил дух. Добрыня попытался достать меч из тела, но тот словно прирос к мёртвой плоти. Богатырь хотел опустить эфес меч, но рука его словно приклеилась к нему. Творилось что-то невообразимое. Огромная энергия поднималась от мёртвого тела через меч к его руке, а оттуда к сердцу. Сердце замерло, а затем забилось с новой, гораздо большей силой. Добрыня почувствовал невероятный прилив сил и удовольствие, какого не испытывал никогда в жизни. Когда всё закончилось, и богатырь, наконец, смог достать клинок из мёртвой плоти, он чувствовал себя всемогущим, вместе с тем почувствовал неудержимую жажду крови, жажду убийства, непреодолимое желание испытать ещё раз такое же удовольствие. Тёмные чары были заложены в этом оружии и требовали от его владельца каждый раз всё новых жертв. И как раз вовремя. Враги были уже совсем рядом, раненный Кирилл едва уносил ноги. Добрыня растолкал своих и выскочил с мечом вперёд. На него напали сразу двоя, но богатырь теперь был быстрее ветра. Добрыня с нечеловеческой скоростью увернулся от всех атак и ранил сначала одного врага, затем другого. С каждым ударом эйфория возрастала, вместе с ней возрастали сила и скорость. Это было какое-то проклятие, которое, однако, оказалось сейчас очень полезным. Добрыня рубил врагов с невиданным азартом, не замечая никого вокруг, как одержимый. А меж тем Кирилл проявил смекалку. Он отсёк телу Ростислава голову, надел её на копьё и поднял высоко над собой. Это возымело свой эффект, змейгородцы потеряли боевой дух, страх перед вождём-деспотом пропал. Вместе с тем боевой дух богатырей напротив возрос, когда они увидели, с какой яростью и с каким успехом сражается их воевода. Вскоре колдуны стали отступать перед Добрыней, затем стало отступать и всё войско, но его быстро нагнали и взяли в кольцо. — Сдавайтесь! — прокричал Кирилл, — и мы не убьём вас. — Я здесь воевода! — прокричал своему брату Добрыня хриплым и грубым от ярости голосом, похожим на голос Ростислава, — и я хочу ещё мяса. Многие восприняли его слова, как злую шутку над врагом, иные ужаснулись, потому как никогда прежде не видели Добрыню таким. — Отберите у него меч! — прокричал кто-то из колдунов, — иначе его жажда крови так и будет расти. — А ты кто такой будешь? — спросил Кирилл. — Я сын Змея Горыныча, старший. — Ну хорошо, Добрыня, убери меч. Давай, брат, давай.