– Разберемся. А конверт? – Там же, – полицейский снова указал на урну. Седой вновь кивнул головой и «молодой» снова сиганул к урне, откуда вернулся со смятым конвертом. На этот раз он его держал не в руке, а в носовом платке, явно подражая шефу. Высокий недовольно покосился на него, брезгливо вернул платок и, развернув смятый конверт, достал нашу анонимку. Прочитав текст, он поморщился: – Чушь какая-то дилетантская. Молодой и рыжий склонились над запиской и только кивнули головами, соглашаясь с шефом. Рыжий здоровый мужик в легкой ветровке и в очках произнес при этом: – С непрофессионалами всегда трудно. Ох и помучаемся мы, как тогда с… Он не договорил. Шеф его оборвал: – Глебыч! Ты бы лучше помолчал. Он оглянулся по сторонам. Рядом стоял бритоголовый и внимательно следил за тем, что делала троица. Высокий сунул ему под нос удостоверение: – Полковник Мирзоян, – представился он. – Почему здесь шляется стадо слонов? Бритый все понял и крикнул: – Внимание! Немедленно всем покинуть место происшествия. Мне на плечо легла чья-то рука. Я оглянулся. Это был полицейский из оцепления. – Извините, а вы кто? – уважительно поинтересовался он. – Что здесь произошло? – вопросом на вопрос переспросил я, изображая из себя зеваку. – Попрошу покинуть место преступления! – вежливо предложил полицейский, указывая на ленточку ограждения. Я не стал спорить и ретировался домой. Когда я вернулся, то обнаружил Фая на кухне. Натянув на руки латексные перчатки, он курочил саквояж. – Смотри, босс! Здесь еще одно дно. А под ним паспорта. На полу валялись российские паспорта. Я тоже натянул перчатки и взял один из документов в руки. – Хамхоев Тимур Исаевич, – прочитал я вслух. – Тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения. С фото на меня смотрела наглая бородатая рожа со шрамом на носу. Паспортов было десять штук. Во всех документах значились только тюркские и кавказские фамилии, носителями которых являлись сплошь молодые мужчины. Исключение составлял Хамхоев, годившийся по возрасту в отцы всем остальным. – Да уж! Очевидно, что банда не маленькая. И дело серьезное. Ну, ничего, ФСБ уже ознакомилось с нашей запиской. И я рассказал товарищу обо всем, что увидел. Фай немного успокоился. В это время зазвонила «Нокия». Опять этот упырь звонит. Я взял телефон в руки: – Не звони мне больше! Убью! – привычно выпалил я в трубку. – А я убью тебя, твою маму, твою жену, твоих детей и друзей. Их головы я буду показывать на камеру с криком «Аллах Акбар»! Надо было сразу отключаться, чтобы не выслушивать его угрозы. Я понимал, что они пока не наполнены конкретикой. Но стоит нам с Фаем оступиться, и тогда даже самый жуткий сон вполне может стать реальностью. Впрочем, ФСБ уже получила от нас первую весточку. С другой стороны – на дворе уже тридцатое мая. Совсем скоро в город начнут съезжаться первые болельщики мундиаля. Надо как-то срочно сливать этих упырей из саквояжа нашим доблестным спецслужбам. Вот только как? – Тебе чего надо? Чтобы я вернул твою сумку с телефонами и паспортами? – И деньги верни! Все! Иначе… – Какие деньги? Мы нашли портфель без денег. – Где нашли? Вот ведь хитрый! Все хочет знать. – В Питере. Там не было никаких денег. Наверное, курьер их забрал, выкинул в кусты твой портфель и теперь тискает француженок на Лазурном берегу. – Э-э-э! Не говори мне свои глупости. Ахмет не мог так поступить. Верни мне все, и ты умрешь легко. – Ты дебил? Я прямо сейчас пойду и отдам саквояж фээсбешникам. И гори ты синим пламенем со своими угрозами. И я бросил трубку. Фай внимательно на меня смотрел. Продолжал смотреть. – Чего? Чего смотришь? – Там были деньги? – Были! Они и теперь есть. – Нормально, – Фай смотрел на меня с явным разочарованием. – Я думал, что мы за правду здесь сражаемся. А ты за деньги? Спасибо, напарник. – Цыть! – прикрикнул я, понимая, что развеять недоверие со стороны товарища достаточно трудно. – Деньги были! Двести сорок тысяч евро. И не говорил я про них только потому, что их пока нельзя трогать. – Это почему? – По кочану! Вдруг придется их отдавать ФСБ? Да и засветиться с этими деньгами сейчас – самое плевое дело. Мы их поделим потом. Когда все кончится и успокоится. – Как поделим? – По-честному! – Может, лучше поровну? – Хорошо. Поровну. – Посмотреть на них, хотя бы можно? – Можно. И я показал Фаю пакет с деньгами. Он явно взбодрился после этого. А кто бы ни взбодрился? Телефон вновь зазвонил. – Хорошо, – протянул противный голос террориста, – можешь оставить эти деньги себе. Но сумку со всем барахлом верни мне прямо сегодня. Хитрый какой. Я понял, что он решил меня заманить, забрать сумку, а деньги из меня вытрясти уже потом. – Никаких денег там не было! Поэтому, какой мне смысл тебе помогать? Чтобы ты моих детей взорвал в метро? – Верни сумку, гяур! Или я твои кишки намотаю на шею твоей жены. – Хы! И тогда зачем мне к тебе переться? Смысл? Лучше я пойду в ФСБ. Они тебе промоют твою пустую баранью голову. – Ы-ы-ы! – промычал в трубку террорист. – Чего ты хочешь? – Десять тысяч долларов мелкими купюрами, – изобразил я из себя простачка. – Хорошо, – сразу согласился голос на другом конце линии. Я тут же выключил телефон и вытащил из него симку. Фай недоуменно смотрел на меня: – Это чего? Всего десять тысяч? Почему не пятьсот? – Дурак, что ли? Он и десять не принесет. Ему нас заманить надо на встречу. Мы никаких денег от них не получим. Не надейся. – А-а-а, – понимающе протянул мой напарник. – Босс, умный. Молодец. Зачем тогда вообще денег просил? Мы поедем на встречу? – Болван, что ли? – махнул я на него безнадежно рукой. – Мне надо этих уродов свести с ментами. И свести аккуратно. Не засветившись самому. Должен же я был нарисовать собственный интерес. Десять тысяч может попросить только недалекий человек, обуреваемый своими сиюминутными потребностями. Пусть экстремисты так про нас и думают. Может мы бомжики, нашедшие сумку в кустах, для которых десять тысяч, что для тебя десять миллионов. Фай согласно тряхнул головой: – И что мы сейчас будем делать? – Не знаю! Не знаю!