— Он все еще по-настоящему не разговаривает со мной, но я буду честен… после того, как все началось с Шарлоттой, я не так часто ему звонила. Он наблюдает за мной, в то время как я отвожу глаза, позволяя всему этому дерьмовому шоу снова прокручиваться у меня в голове. Как я позволил этому случиться? Я старался быть таким осторожным. Я установил для себя строгие правила, но она заставила меня нарушить их все. Когда я, наконец, поднимаю на него взгляд, на его лице больше сочувствия, чем осуждения. — Что, черт возьми, со мной не так? — Я не думаю, что с тобой что-то не так. — Но… — Но… — Он ерзает на своем месте. — Я могу сказать, что она тебе действительно нравится. Может быть, больше, чем нравится? Я не собираюсь отвечать на этот вопрос. Если я облеку эту мысль в слова, я очень многим рискую. Позволяю себе поверить, что наши отношения с Шарлоттой — это нечто большее, чем спутанные эмоции и горячий, как грех, секс, и все становится намного серьезнее, чем я предполагал. Я провожу рукой по лбу. — Она мне действительно нравится. Я имею в виду… ты же видел ее. Он кивает, невысказанные слова отчетливо слетают с его губ. — Что означает этот взгляд? После минутного раздумья он вздыхает и наклоняется вперед. — Эмерсон, я знаю тебя больше десяти лет. Я видел тебя со многими девушками. Все они были прекрасны. Это совсем другое дело. — Я знаю, что это так, но я ничего не могу с этим поделать. Кажется, я не могу скрыть легкое разочарование в своем голосе. Он указывает на очевидное, но не видит проблемы. Это не так просто, как просто признать, что у меня серьезные чувства к Шарлотте, потому что, несмотря ни на что, я не могу заполучить ее. — Почему нет? Я должен дать своему другу минутку передышки, потому что он еще не отец, поэтому понятия не имеет, каково это. Это мучение — бороться с мыслью о том, что я навсегда потеряю своего сына. — Потому что, что бы я ни делал, я потеряю одного из них. Каким бы я был отцом, если бы выбрал… Остальная часть предложения повисает у меня на губах, когда я издаю разочарованный звук, и у моего друга нет ответа. Мы сидим в напряженной тишине еще мгновение, прежде чем он говорит: — Это просто мое мнение, так что принимай его или нет… Он поднимает руки вверх и продолжает: — Но Бо взрослый человек, Эмерсон. Он больше не ребенок. Он может быть зол на тебя, но это не то, с чем ты не смог бы разобраться, если бы он действительно заговорил с тобой. Я думаю, ты отличный отец, раз хочешь дать ему так много, но, похоже, ты действительно счастлив с этой девушкой, и мне бы не хотелось видеть, как ты этим пренебрегаешь. Он прав. Я знаю это, но это не так просто. — И чем дольше ты будешь хранить этот секрет, тем труднее тебе будет рассказать ему. — Я знаю. — Но не принимай от меня слишком много советов. У меня нет ни девушки, ни ребенка, так что я мог бы быть самым большим идиотом в мире, но я действительно знаю тебя. И ты нравишься мне намного больше с тех пор, как она появилась в твоей жизни. Я издаю тихий смешок. — Спасибо, — бормочу я, когда он встает и хлопает меня по плечу. — Что бы ты ни выбрал, я здесь. Я киваю ему, грызущий комок беспокойства в моем животе становится еще больше от этого разговора. —— — Как прошло шоу? — Спрашиваю я, когда Шарлотта сворачивается калачиком у меня на груди на диване наверху. На заднем плане тихо играет какое-то настоящее криминальное шоу. — Это был настоящий взрыв. Софи была на седьмом небе от счастья. — Хорошо, — отвечаю я, целуя ее в щеку. — Ты голодна? — Спрашиваю я. — Не совсем. Мы захватили перекусить после закрытия. Чем ты занимался весь день? — Скучал по тебе. Внутренне я вздрагиваю. Я действительно должен держать подобное дерьмо при себе. — Я тоже по тебе скучала, — отвечает она, не глядя на меня. Между нами растет напряженность. Этот невысказанный спор о Бо и нашем будущем продолжает разрастаться, отодвигая в сторону весь тот восторг, который мы испытывали неделю назад, когда все это было ново и весело. Теперь, боюсь, все это слишком реально. И я хочу всего этого слишком сильно. Как только она пришла сюда, мы вместе забрались на диван. Обычно мы уже кончали, она выкрикивала мое имя, пока я трахал ее на разных поверхностях моего дома, но ни один из нас не потянулся к одежде другого. Еще. — Ты хорошо ладишь со своей сестрой, — бормочу я, целуя ее в висок. Мне нравится, как она обнимает меня и как уютно прижимается к моей груди. Мне нравится, что независимо от того, что мы чувствуем, ей удобно прикасаться ко мне первой, вместо того чтобы ждать, пока я сделаю первый шаг. — Она хороший ребенок. — Ты хочешь когда-нибудь иметь детей? — Спрашиваю я, потому что… Я не знаю. Возможно, самосаботаж. Потому что тот разговор с Гарреттом ранее заставил меня почувствовать, что я мог бы закончить его еще до того, как он начался. И что может быть лучше для этого? — Я не знаю, — небрежно отвечает она. — Я могла бы представить свою жизнь с ними или без них. Не совсем тот ответ, которого я ожидал. — А как насчет тебя? — Добавляет она. — Ты бы когда-нибудь хотел вновь стать отцом? Я стискиваю зубы. — Много лет назад мне сделали вазэктомию. Она напрягается. — Ой. В воздухе повисает облако разочарования. И по какой-то причине мне просто хочется забить этот гвоздь в гроб. — Учитывая, что мой единственный ребенок не хочет со мной разговаривать, я бы сказал, что это к лучшему. Она поднимает голову и пристально смотрит на меня. — Прекрати это. Я вижу, как сильно ты о нем заботишься. Ты хороший отец. — Да, такой хороший, что я трахаюсь с его бывшей девушкой. Она отвечает не сразу, но смотрит на меня скептически. Она может сказать, что что-то происходит, и, похоже, справляется со своими собственными чувствами. — Это было немного грубо, — тихо бормочет она. — Мне жаль. Убирая волосы с ее лица, я целую ее в лоб. Вместо того чтобы снова положить голову мне на грудь, она принимает сидячее положение и теребит край своей рубашки, лежащей у нее на коленях. — Ты не возражаешь, если я спрошу, что произошло? Почему Бо так зол на тебя?