Ему надо было выиграть время. Отлежаться, отоспаться, да все, что угодно, лишь бы рука пришла в более-менее пригодное состояние, тогда он попытается достать эти деньги через армянское посольство в Москве. Менты его не тронут, все-таки у него дипломатический иммунитет, а если и попробуют, то их быстро задвинут на место. Ни Орбели, ни другим высшим чиновникам не хочется, чтобы эта история имела продолжение и стала достоянием общественности. Наоборот, они сделают все что угодно, только бы замять это дело. Сукиасян все размышлял о деньгах и о своем будущем, как в дверь постучали. Вначале он лежал тихо и думал не открывать, но потом сообразил, что это может быть администратор, и если он не откроет, тот, чего доброго, встревожится и вызовет ментов. Нет, такие перспективы Сукиасяна не радовали, поэтому он неохотно поднялся с постели и открыл дверь. Высокий и рослый незнакомец, одетый в обыкновенные синие джинсы и темно-серую куртку, вошел без всяких церемоний, словно проживал здесь целую неделю. Сукиасян подумал, что этот человек мог прийти сюда только от Орбели, напрягся и приготовился к самому худшему. Незнакомец внимательно посмотрел на Сукиасяна и остановился взглядом на правом рукаве плаща, из-под которого сиротливо выглядывал обрубок. — Ого! Только не говорите мне, что это бытовая травма. — Оставьте меня в покое и убирайтесь отсюда. У меня дипломатический иммунитет, — Георгий понял, что незнакомец пришел не от Орбели. — Вам нужно в больницу. У меня с собой нет даже зеленки. Тут у незнакомца зазвонил мобильный телефон. — Я не знаю, где он. Он не пришел на встречу, — отрывисто сказал незнакомец. — Между прочим, это твоя забота. Я не его мама… Сукиасян беспокойно скользил взглядом по незнакомцу. Откуда он вообще взялся? Он мент? Из ФСБ? Черт дери этих собак! Был бы у меня пистолет, я бы быстро его выставил. Завершив разговор, незнакомец пристально посмотрел на Сукиасяна: — Я хотел обсудить с вами одну очень интересную тему. Сукиасян не знал, как реагировать. С одной стороны, незнакомец говорил вежливо и вроде бы ненавязчиво, но само его появление говорило о том, что этот незнакомец пришел именно за ним, и ничего хорошего ждать не приходилось. — Вы не имеете права меня шантажировать и тем более допрашивать. Покажите удостоверения. — У меня есть настойчивость, — широко улыбнулся незнакомец. — Это, знаете ли, в иных случаях значит побольше удостоверения. К тому же в ваших интересах сотрудничать со мной. Вы можете пролить свет на это преступление, и я гарантирую вам защиту. Или вы хотите, чтобы в следующий раз отрубили вашу голову? — Почему я должен вам верить? — У вас нет иного выбора. Судите сами, если бы я хотел с вами что-то сделать, то вряд ли сейчас с вами любезничал. Вы сами не понимаете, во что ввязались. Сейчас идет крупная игра, в которой вы всего лишь пешка. — Я не буду с вами разговаривать. Все вопросы к моему адвокату. — Ваш выбор, — пожал плечами незнакомец. — Я не буду настаивать, но знай, если бы не ваш дипломатический иммунитет, сознались бы во всем как миленький. Сказав это, незнакомец круто повернулся и, не проронив больше ни слова, вышел за дверь, оставив Сукиасяна в тягостных раздумьях. Георгий дрожащими руками ослабил воротник рубашки. Черт знает что происходит! И самое главное, нет никаких гарантий, что он останется живым. Сукиасян подумал, что оказался между двумя жерновами: перетрут на мелкие крошки и не заметят. Надо было сразу отказаться от участия в этой авантюре. Нервно расхаживая по номеру, он периодически болезненно морщился и боязливо поглядывал на свою руку. К счастью, удалось остановить воспалительный процесс, и гангрена не намечалась. «Нужно убираться отсюда как можно скорее, — подумал Сукиасян. — Неважно куда, только бы уехать из Москвы. Если я не успею, то меня уберут. Я не удивлюсь, если Орбели наймет киллера, ему ведь необходимо, чтобы я молчал, а теперь он во мне не уверен, потому что я залег на дно, да и деньги пропали. Вначале пойду в посольство, чтобы вернуть деньги, а потом в аэропорт — улечу отсюда первым же рейсом. Мне нельзя больше оставаться в этом номере. Неизвестно, кто зайдет сюда следующим». Сукиасян торопливо собрал немногочисленные вещи в спортивную сумку и вышел из номера. * * * Илларион еще сладко дремал, когда раздался звонок. На сон он имел полное право, так как до рассвета еще было далеко, и на небе серебристым светом сияла холодная луна. Спросонья Забродову показалось, что это сработал будильник в мобильном телефоне, и, пошарив рукой, он хотел отшвырнуть его куда подальше, как делал и ранее, в особенности после встреч с Сорокиным или Федоровым, когда за разговорами доводилось выпить не одну бутылку коньяка. Но сотовый телефон молчал, и тогда Забродов вскочил как по тревоге. Подбежав к надрывавшемуся надоедливой трелью телефону, он снял трубку. — Где Ильгар? — без всяких приветствий строго спросил голос. — Откуда я знаю? Я же не его мама, — пожал плечами Забродов, узнав недружелюбный голос Борынца. Илларион сонно зевнул, прикрыв рот ладонью, и посмотрел на командирские часы, лежавшие на тумбочке в коридоре. — Он хрен знает где вот уже тридцать шесть часов! Ты все похерил! — шипел, как змея, Борынец. — Может, он проводит время с какой-нибудь дамой? — Ильгар говорил мне, что у него проблемы. Он не пришел на встречу. — Не исключено, что он попал в следующий раунд взаимной мести. — Очень весело, Забродов! Учти, что если Ильгар все еще в игре, ты должен отчитаться передо мной обо всех с ним контактах, — Борынец повесил трубку. Забродов не любил, когда с ним разговаривали таким приказным тоном, всячески показывая свое пренебрежение, дескать, он, Илларион, жалкая мошка. «Если Борынец возомнил, что он Бог, только потому, что служит в ФСБ, — подумал Илларион, в задумчивости вслушиваясь в мерный ход настенных часов, — то он глубоко ошибается. Неизвестно, куда делся этот Ильгар. Вроде, я достаточно неплохо поработал, разукрасил его так, что мать родная не узнает, и по идее он должен быть у них героем. Или это их не впечатлило, и они порубили его на куски, как и тех армян на стройке, а тело скинули в Москву-реку на прокорм ракам?» Забродов оделся не включая света, проверил на всякий случай, застегнул ли ширинку, взял с собой пистолет и ключи от машины. Посмотрев в глазок, он убедился, что на лестничной площадке его никто не поджидает с ножом или куском арматуры, и после этого покинул квартиру. Он решил ехать к армянам. Единственное, что его немного беспокоило, — это мысль, что пока он не подобрал нужных средств воздействия. Хотя есть один вариант. Он, как человек благородный, может сообщить им имена убийц, которые устроили резню на стройке, и армяне отомстят за своих в тюрьме, а взамен на это узнать, кто устроил пальбу, и попробовать прояснить ситуацию с Габибом. Не исключено, что он стал жертвой мести со стороны армян. Выйдя из подъезда, Забродов, однако, не торопился сесть в машину. Несмотря на внешнюю кажущуюся суровость, Илларион был человеком добродушным и всегда готовым прийти на помощь, а что касается звездного неба, то он всегда любил на него посмотреть. Неспешно выкурив сигарету, Забродов аккуратно притушил окурок и бросил его в мусорный контейнер. Отключив сигнализацию, он сел в свой любимый «бьюик», завел двигатель и подождал несколько минут, прежде чем тот прогреется. «Пускай армянские бандиты переживают сейчас не лучшие времена, после того, как перегрызлись между собой и часть их лидеров погибла от пули киллеров, — Илларион включил радио, — тем не менее, они до сих пор представляют собой значительную угрозу любому мирному гражданину Москвы. По старинке угоняют машины, торгуют наркотиками, разворовывают государственное имущество. Хлынуло их сюда порядком в девяностые годы. Кто его знает, правда это или нет, но сто пятьдесят тысяч армян — цифра внушительная. За это время они обросли здесь неплохими связями, которым можно только позавидовать». Илларион медленно и осторожно выехал из двора, памятуя, как в прошлый раз едва не оставил в выбоине переднее колесо. Знаете ли, это совсем не смешно, когда приходится ехать в автосервис. Осмотрев яму в этот раз, Забродов был убежден, что ее сделали, скорее всего, жильцы из двора, которые ненавидят, когда автотранспорт оставляют под их окнами, и не дай бог у какой-нибудь машины ночью сработает сигнализация. «Есть же такие нервные люди на этом свете, — подумал Забродов. — Все им не так. Начнет ремонт сосед делать, так они со всех инстанций бумажки принесут, чтобы немедленно прекратили. Помню, и у меня была такая соседка». Ночью движение по Москве успокаивалось. Конечно, на некоторых особо крупных магистралях продолжались пробки, но в целом трафик становился менее интенсивным, и Забродов не беспокоился за свой «бьюик». Он-то умел водить машину, да и ездил, как полагается, в отличие от этих сливок общества, которые наводнили дороги Москвы своими дорогущими авто, не понимая, что даже дорогая машина сама не катится, ей нужно умелое управление. По дороге Забродов размышлял, к кому лучше ехать. Он отлично знал, что у армян есть свои опорные точки в любом из округов столицы, и что укоренились они здесь неплохо, но он не хотел размениваться по мелочам: его смущал эффект испорченного телефона. Зачем передавать информацию через кого-то, если можно передать самому главному? А данные о том, что взяты трое убийц его людей, безусловно, очень интересны. Еще более интересны фамилии этих несчастных. Забродов не сомневался, что армяне поквитаются с убийцами точно так же зверски, но бывает так, что сложившиеся обстоятельства и цели требуют жертв, как бы печально это ни звучало. Илларион успокоил себя тем, что, в конце концов, дорога у бандитов одна, а его обязанность — уберечь общество от еще большей опасности… Забродов остановил машину около шлагбаума. В будке пропускного пункта сидел заспанный охранник, читая то ли какую-то книгу, то ли журнал. — Открывай врата! — весело сказал Забродов. — Пропуск, — угрюмо ответил охранник. — Да у тебя, братка ты мой, косоглазие, — произнес Илларион, резким ударом усыпив охранника. У него не было настроения и времени, чтобы обмениваться шутками и объяснять, что он здесь делает. Забродов уже давно убедился, что лучше всего самообслуживание. Никто не сделает лучше, чем ты сам. Илларион нажал на кнопку, и шлагбаум поднялся. Сев в «бьюик», Илларион заехал во двор элитного дома. У подъездов стояли дорогие автомобили. Забродов, нисколько не тушуясь, занял свободное место на парковке, заглушил двигатель и лишний раз проверил заряжен ли пистолет. Человек, к которому собирался заглянуть в гости Забродов, давно был с ним знаком. Знакомство состоялось не при самых приятных обстоятельствах. Забродову тогда удалось перекрыть крупный канал поставки наркотиков, и этот армянин по кличке Боцман оказался под подозрением. Обыск, проведенный у него в загородном доме, еще больше укрепил стражей правопорядка в мысли, что наркотики — это его бизнес. Однако вскоре выяснилось, что перекрытый канал — всего лишь ручеек, и ради того, чтобы прикрыть больший наркотрафик, пришлось устроить Боцману освобождение от уголовной ответственности. Дружбы с Боцманом Илларион не водил, да и давненько с ним не виделся, но, тем не менее, в лицо они друг друга помнили. Вскоре обнаружилось следующее препятствие на пути к Боцману, более серьезное, чем вырубленный охранник. Консьержем оказался нервный старик в очках в роговой оправе. Старческая бессонница делала из него практически идеального сторожа. Увидев Забродова, вежливо стучащегося в дверь, он всколыхнулся. — Доброй ночи! — Вы к кому? — нахмурился старик. Забродов не расслышал, чего хочет консьерж, и снова постучал в дверь. Консьерж открыл дверь, впрочем, не настолько широко, чтобы Забродов мог пройти. В качестве самообороны он держал в руке газовый баллончик, готовый распылить его в лицо Забродову при первой же угрозе. — Я к Гарику Броевичу, — как можно дружелюбнее улыбнулся Илларион. — Мы с ним вместе служили. Можно сказать, боевые товарищи. Я давненько к нему не заглядывал, вот решил навестить, сюрприз сделать. — В три часа ночи добрые люди сюрпризы не делают, — проворчал старик, внимательно оглядывая Забродова. — С виду вы и впрямь военный. — Было дело, теперь на пенсии, — кивнул Илларион. — Я сам нездешний, проездом. Раскопал через былых сослуживцев адрес Гарика, знаю улицу, подъезд, а квартиру не сказали. Думаю, что теперь делать. У меня поезд утречком в Киев отходит. — Так вы из Киева? — неожиданно обрадовался консьерж. — Что ж вы сразу не сказали. И он, тут же позабыв о всякой осторожности и безопасности, от радости, что встретил земляка, не откладывая в долгий ящик хорошенько загрузил Иллариона ворохом подробностей, начиная с того, как в детстве жил в деревне, как пришлось переехать к поганым москалям, и что теперь в стране полная разруха, тогда как в советские времена был образцовый порядок. Забродов рассеянно слушал старика, у которого, по всей видимости, начался приступ словесного недержания. — Садись, сынок, выпьем с тобой по сто грамм за будущее Украины. Мы, ничего, прорвемся. Вон, скоро в Европе будем. Политические веяния в речи старика не очень-то импонировали Иллариону. Все-таки он коренной москвич.