— Где архив? — прищурившись и скрестив руки на выпирающем животе, спросил Граф. — Какой архив? Я не въехал! О чем базар? — осклабился Багиров и инстинктивно отступил на шаг. — Не гони дурку, а то по ливеру схлопочешь, Эдисон. Ты в курсах, где документы. Багиров ощутил, как внутри, в животе, что-то оборвалось и засосало под ложечкой. Он не то чтобы испугался Графа, а скорее понял, что эта встреча — разводка и что никакого товара армяне не привезли. Эдисон, не справляясь с внутренним напряжением, окинул взглядом опушку. Со всех сторон смыкались сосны и ели. На мгновение Багирову показалось, что за дальними кустами прячется снайпер, который держит его на мушке. — Что за базар, Граф? Ты мне предъяву кидаешь? У меня твоего архива нет. И времени обмусоливать фуфло тоже. Где товар? Багиров пытался вспомнить: были ли у него еще подобные передряги. Несмотря на окружение охраны, он чувствовал себя крайне неуверенно, опасаясь, что его просто-напросто могут расстрелять вместе с охранниками. Опасаясь этого, он не сводил взгляда с Графа, который, по мнению Багирова, мог сделать незаметное движение рукой, и тогда смертоносная карусель придет в движение. Граф не суетился, вероятно, чувствуя себя хозяином положения. — Ты в курсах, что архив пропал, и этого достаточно для разборки и конкретного базара. — Если слышали слухи, можете разыскать и источник. Я хочу организовать стрелку с теми, кто вчера сжег мои магазины и убил моих людей. Они погибли из-за того, что у вас неверная информация. У нас нет вашего архива. Начните поиски в другом месте. В этот момент Граф кивнул, и из-за его спины выскочили парни с автоматами в руках. Застрекотали сухие раскатистые очереди. Поляна наполнилась криками и стонами. Азербайджанцев все-таки застали врасплох. Багиров тигриным прыжком отскочил в сторону, чтобы спрятаться за бронированным боком «мерседеса». В первые секунды перестреляли едва ли не всех его охранников. Достав пистолет, Багиров несколькими выстрелами по ногам повалил парочку армян. О большем думать не приходилось, надо было поскорее улепетывать, чтобы его не взяли живьем и чего доброго не содрали скальп в какой-нибудь пыточной. Эдисон все не мог взять в толк, чего хотят от него армяне и о каком архиве идет речь. Он подумал, что наверняка его кто-нибудь подставил, чтобы учинить великий передел и развязать войну между давно враждующими криминальными группировками. Выбор был небольшой, и Багиров, понимая это, рискнул. Ползком, по-пластунски, он пробрался к джипу охранников. Пускай «мерседес» и бронированный, но на нем он далеко отсюда не уедет. Время измерялось секундами. Армяне достреливали последних азербайджанцев, некоторые из которых, сильно раненные, пытались скрыться в лесной чащобе. Их добивали ножами или стреляли в спину. Багиров, не чувствуя, что ранен, только заметив, что руки его обагрены теплой кровью, тяжела дыша, с выступившими на лбу бисеринками пота, открыл дверцу машины и сел за руль. Он услышал, как тут же застрекотала подкараулившая именно его автоматная очередь, и инстинктивно согнулся. Пули чиркнули по дверце, сзади разбилось стекло. Эдисон напрягся, повернул ключ в замке зажигания и вдавил педаль газа. Джип покатился по колдобинам по направлению к трассе стремительно набирая ход. «Вы мне еще ответите, суки, за этот маскарад! Ответите кровью!» — озлобленно думал Эдисон, чувствуя, как на него наваливается непреодолимая слабость и он теряет над собой контроль. Оставаться в сознании ему помогала лишь жгучая злоба. Где-то сзади тишину вспороли сухие автоматные очереди. Багиров их уже не слышал. Он мчался во мраке на тяжелом джипе, на котором были отметины от пуль. Все его мысли были заняты местью. Эдисон решил, что сразу же как вернется в Москву, поднимет все свои связи, соберет все бригады и выяснит, наконец, кто организовал ему такую подставу с каким-то непонятным архивом, а попутно организует налет на армянский «Ширак». Пусть знают, что с ним нельзя цапаться, все зубы повырывает. Эдисон понимал, что ему повезло, повезло так сильно, что впору было говорить, что он родился в рубахе. Мало того, что ранение оказалось пустяшным, так еще машина оказалась на ходу, и никто в суматохе неожиданного нападения не пристрелил его, как собаку, несмотря на то, что это не составляло большого труда. Джип ярким светом фар разрезал, словно скальпелем, сгустившуюся темноту. Эдисон клонился головой к рулю, управляя машиной из последних сил. Он предполагал, что его могут преследовать или, чего доброго, перекроют все въезды в Москву, поэтому торопился. Он хотел позвонить своим, но, пошарив по карманам, обнаружил, что потерял свой мобильный телефон на поляне. «Может, и к лучшему, — размышлял Эдисон, цепко держась за руль, так как машина все норовила сползти вправо, к обочине. — Неизвестно, что и как. Свои тоже могли сдать. Отморозки. Что за падла, интересно, метит на мое место? Аслан что ли? Нет. У него нет выходов на других лидеров Московского региона. Если бы он начал здесь под меня копать, я бы узнал. Нет, это не Аслан…» Мысли в голове у Багирова путались, и в конце концов он перестал думать об этом, сосредоточившись лишь на полосе асфальта, на которой, словно из ниоткуда, уже взялся рой красных огоньков. Ощутив внутреннее успокоение оттого, что он уже в черте города, Багиров убрал ногу с педали газа и почувствовал, как теряет сознание. Но этому он уже не мог сопротивляться… * * * Кещян не сразу понял, где находится. Первым делом он ощутил пульсирующую боль в левом виске, словно кто-то сверлил его голову. Такие ощущения не однажды посещали Анзора после того, как он хорошо принимал на грудь. Но после таких возлияний он обычно просыпался в теплой чужой постели с какой-нибудь девкой. Естественно, в первое мгновение его посетила эта мысль, впрочем, он тут же ее отбросил, потому что ему было зябко и он лежал на достаточно жестком полу. Открыв глаза, он увидел лампочку, висевшую на проводе. Повернув голову, Кещян увидел стол и несколько табуреток. Он застонал и снова закрыл глаза. Удивление вызывал и тот факт, что у него не было похмелья. «Где я?» — спросил сам у себя Анзор и попробовал подняться. Ему удалось это не с первой попытки. Когда он поднялся, то его резко повело в сторону, как будто после наркоза, и он едва не ударился головой о кухонные шкафчики. — Блин, — пробормотал Кещян, выглядывая в окно и почесывая макушку. — Кто-нибудь может мне объяснить, где я нахожусь? Выйдя в коридор, он убедился, что входная дверь открыта. Вряд ли бы его дамочка стала страдать такой забывчивостью. Да и он, Кещян, не мог так попасться. Может, его угостили «чудодейственным зельем», и пока он был в отключке, надежно обчистили? Анзор, чтобы подтвердить или опровергнуть эту версию, тут же пошарил по карманам. Но все было на месте, в том числе и пистолет. — Ничего не понимаю, — сказал вслух Кещян и снова поморщился, так как в голове что-то стрельнуло. Еще и кадык болел, словно он собирался повеситься. «В любом случае я должен отсюда уходить, — решил Кещян. — Обстановка чужая, и не ясно, что может случиться». Анзор, пошатываясь, вышел из квартиры. На лестничной площадке никого не было. Только горел тусклый свет лампочки, которую, по всей видимости, еще не успели выкрутить местные хулиганы. Придерживаясь за перила, Кещян осторожно спускался вниз. Шаг за шагом. Со стороны могло показаться, что так неуверенно спускается пьяный, побывавший в гостях у дружка-алкоголика и теперь возвращающийся домой с повинной. Во дворе было тихо. Только где-то подвывала сигнализация машины, которую кто-то нечаянно задел, а возможно, все дело заключалось в том, что какому-то воришке-наркоману не хватало на дозу, и он, сняв зеркала, решил все свои финансовые проблемы. Кещян непонимающим взглядом непроспавшегося алкоголика осматривался по сторонам, не осознавая, где находится: то ли в Москве, то ли где-то еще. Оказалось, что лежать было гораздо лучше, по крайней мере, Кещяна не подташнивало. Поправив пальто, он, пошатываясь, вышел из двора и при свете уличных фонарей рассмотрел на стене надпись «Малая Грузинская». И тут его сознание пронзила мысль, от которой он чуть ли не подскочил: «Москва! Я в Москве! Забродов, сукин ты сын! Илларион!» Мысли, перемешиваясь, образовывали какой-то винегрет в голове, и Кещяну стоило немалых трудов упорядочить их в более-менее осмысленные предложения. Далось ему это нелегко, и он тут же, вспомнив все мелочи текущего дня, серьезно расстроился. Его положение было не из лучших по ряду причин. Во-первых, у него забрали ценнейший архив с компроматом на всех важнейших шишек в Москве и не только, а во-вторых, его план по возврату этого архива с треском провалился. Он и не подозревал, что Забродов обладает такими феноменальными навыками, что может выйти победителем из конфликта с многочисленными врагами, вооруженными с ног до головы. Кстати, куда подевались эти головорезы? «Сволочь, ты поганая, Забродов! — угрюмо думал Кещян, стоя на улице с вытянутой вбок рукой, чтобы тормознуть какую-нибудь машину. — Все запорол мне. Всю жизнь. Орбели не простит мне такую утрату. На этом архиве держится все его могущество, вся его власть. А тут какой-то ГРУшник, тем более бывший, оставил меня с носом. Меня, матерого разведчика Кещяна! До Орбели уже наверняка дошли слухи, что архив потерян. Возможно, Забродов его уже шантажировал. А если это так, то мне не жить, ведь все проблемы с Забродовым и архивом возникли по моей вине. Именно мне, как своему доверенному лицу, Орбели поручал столь деликатные операции». Столь пессимистичные мысли вызвали у Кещяна лишь одно-единственное желание, которое он вполне мог осуществить, чтобы спастись. Спастись, конечно, звучало слишком пафосно и громко, учитывая его незавидное положение. Однако у него был шанс уйти из этой жизни самостоятельно, не дожидаясь головорезов Орбели, которые уж точно умеют развязывать языки, доводя несчастного до необходимой кондиции, когда он готов сознаться в чем угодно, лишь бы его отпустили. От досады Кещян сплюнул под ноги. Его не оставляло чувство, что все кончено и дни его жизни сочтены: «Черт бы побрал их всех! Конечно, у меня осталась парочка вариантов, как можно разобраться со всеми этими проблемами. Например, я могу наглотаться каких-нибудь сильнодействующих лекарств или, как вариант, повеситься, а может, и сигануть с крыши панельного дома или прыгнуть под машину, под поезд в метро, еще я могу застрелиться. Выбор, действительно, очень большой. И все бы отлично, только меня смущает один факт. Все-таки я не способен сделать такое дерьмо с самим собой». При мысли, что его мозги будут разбрызганы по всей комнате или он умрет в собственной блевотине, Кещяну стало нехорошо, и он принял решение выбраться из этой передряги живым и невредимым. Все, что от него требовалось, — это как можно скорее выбраться из Москвы, исчезнуть из России на длительный срок, если не навсегда. Так он обеспечит свою безопасность. В конце концов, у него есть банковский счет, денег на котором вполне хватит на сытую старость где-нибудь на Канарских островах. Там его никто не найдет и даже не будет искать. В этом Кещян был уверен на все сто процентов. Машины, проезжая мимо, не останавливались, а какой-то лихач, пронесшись вплотную, бросил в Кещяна окурок, чем вызвал у последнего прилив животного раздражения, несмотря на общую плачевность ситуации. «Сволочь! — зло подумал Кещян, глянув вслед своему обидчику. — Думаешь, самый умный? Знал бы ты, с кем связываешься, обгадился бы со страха!» Впрочем, мысленное отмщение с жесточайшим расстрелом лихача нисколько не успокоило Кещяна. Он стоял как неприкаянный у дороги и голосовал. Неясно, какими мотивами руководствовались автолюбители, но они, как сговорившись, проезжали мимо Кещяна, даже не сбавляя скорости. Только через полчаса остановился белый замызганный «жигуленок» с плюгавым старичком, лузгавшим семечки. Кещяна аж передернуло от отвращения. В былые времена он скорее застрелил бы подобного типа в ближайшей подворотне, как последнего лузера в жизни, но теперь он должен был с ним любезничать. Он старался не думать о плохом, но мысли сами лезли в его уставшую и больную голову. Одна хуже другой. — Отец, отвези меня в Подмосковье. — Что-что? — переспросил глуховатый шофер. — Дед, — грубовато начал Кещян, чья нервная система сейчас была разбалансирована. — Я тебе долларами заплачу, только отвези меня в Люберцы. — Как ехать-то? — По Рязанскому проспекту, там недалеко. Покажу по дороге. Триста баксов дам. Дед прищурился и испытующе посмотрел на Кещяна, словно не верил, что с виду вполне приличный и дорого одетый мужчина будет останавливать бомбилу, чтобы поехать на какую-то дачу в Люберцах. — Да не вру я, не вру, — сказал Кещян, видя, что старик мнется. И для подкрепления своих слов Анзор извлек из кармана брюк кожаный кошелек и достал оттуда хрустящую купюру. — Сотня — задаток. Остальное получишь на месте. Вероятно, только сейчас до пенсионера дошло, что он может обогатиться. — Ну, садись, раз так, — сказал старик и взял у Кещяна деньги. — На электричках я не езжу, — пояснил Кещян. — А своя машина сломалась. Отогнал ее на СТО. На даче, как назло, девушка осталась. Я пообещал ее забрать. У меня такое убеждение, что настоящий мужик должен держать свое слово. А тут хоть порвись! — Должен, — эхом откликнулся водитель. — Да только вот разные попадаются. Позавчера посадил одного. Говорит, довези до метро. Довез. Там его дружки подскочили. Пьяные все вусмерть. Вылезай, говорят, дед. Убивать будем. Я не растерялся и вдарил по газам, да так, что тот молодчик из открытой дверцы на полном ходу вывалился. И поделом, если с ним что сталось. Кещян надеялся, что этот болтливый бомбила скоро заткнется. У него болела голова, и всего, словно струпьями, обсыпало проблемами, а тут этот водила, который, наверно, воображает, что Кещяну интересно выслушивать его житейские байки. — А потом… позавчера… — не унимался старичок, выруливая на оживленную магистраль. Но Кещян уже не слушал, что там потом, он напряженно бросал взгляды на часы, словно торопился, и лихорадочно думал, каким образом покинуть страну. Еще он постоянно оглядывался, как параноик, которому мерещится, что все его преследуют и хотят похитить. Анзор разработал простой и вместе с тем действенный план. Жизнь этого бомбилы со всеми его горестями и радостями ничуть его не волновала. Какая разница, одной жизнью меньше или больше, если речь идет о его существовании. Кещян как ни пытался, но все не мог вдуматься, как это мир будет существовать без него. Нет, это крайне несправедливо. Он должен оставить их всех с носом. В том числе и Орбели. Водитель все щебетал и щебетал, не подозревая, что дни его сочтены. Когда он вырулил на Рязанский проспект и «жигуленок», натужно тарахтя, покинул пределы города, Анзор попросил остановить машину. — Отлить хочется, — Кещян на ходу придумал благовидный предлог. — Дело житейское, — вздохнул старик. — Девушка ждет небось… Кещян, дождавшись, когда старик остановит машину, вышел из нее, обошел и присел возле переднего колеса со стороны водителя. — Дед, у тебя с колесом что-то… Кажется, пробито. Воздух пускает. — Как пробито? — забеспокоился бомбила, словно речь шла о судьбе всей вселенной. — Пробито, — подтвердил Кещян, для пущей убедительности пощупав камеру. Уловка сработала. Старик, не на шутку встревожившись, выскочил из машины. Едва он присел на корточки и еще даже не успел дотянуться рукой до камеры, как Анзор ловким ударом ботинка сшиб его на асфальт. Удар получился сильным. На загляденье. Анзор даже порадовался за себя, вспомнив молодость, когда мог уложить любого противника одним ударом ноги или кулака. — Ты что… — прохрипел старик, у которого из носа потекла кровь. — Получай, сволочь, за все! — и Кещян еще одним ударом окончательно уложил старика, чье тело сделало в воздухе небольшой кульбит, прежде чем упокоиться на асфальтной глади.