– Я не сразу поняла, что это из-за того, что дома им нечего есть. Не знаю, давно ли это все началось. – Она посмотрела на него невидящим взором, с каждой секундой стекла ее очков все сильнее туманились. – Зато знаю, что учеба у них не на первом месте. Точно знаю. Альсада нежно сжал ее руки, чтобы успокоить. Паула затихла. – Дело в элементарной нехватке бензина, – продолжила она, чуть помолчав. – Куда важнее съездить к родне, которая держит кур. Семью надо кормить. Поэтому дети, которые добираются до школы… Их с каждой неделей все меньше и меньше. Но те, что добираются, приходят пешком. Когда я только узнала об этом, я очень расстроилась – одному богу ведомо, какие опасности поджидают восьмилетку на грунтовой дороге, ведущей в город. Я гнала от себя эти мысли. Что я могу поделать? Хорошо хоть они вообще в школу ходят. Как там говорят? «Лучшее – враг хорошего». Но потом, в понедельник, я стала писать на доске таблицу умножения и одновременно читала ее, даже мел положить обратно не успела. Было тихо – настолько, насколько это возможно, когда стоишь к детям спиной. И тут я услышала глухой стук. Сильвина во втором ряду. – Паула качнула головой. – Я всех выпроводила поиграть. Тут-то она мне и призналась, что толком ничего не ела начиная с выходных. А это ведь по меньшей мере три дня, Хоакин… – Точно он сам этого не понимал. Альсада крепче сжал ее руки. – У них случаются обмороки, Хоако. Обмороки. – Послушай меня. Плевать мне на альфахорес. – Я ведь понимаю, что печенье проблемы не решит. И у нас нет денег на то, чтобы подкармливать двадцать семь голодных детишек. Но что же мне теперь, молча смотреть, как они страдают? Ну что тут ответишь? К счастью, зазвонил телефон. Альсада так глубоко задумался, что чуть не съехал с барного стула. Но успел ухватиться за стойку и упереться левой ногой в пол. И в этот момент увидел его, сидящего у окна, за самым лучшим столиком, спиной к остальным, всей позой демонстрируя себялюбие и надменность. Галанте. Комиссар Галанте. Настолько уверен в себе, что даже на вход не поглядывает. Широкую спину своего давнего напарника Альсада узнал бы в любом кафе Буэнос-Айреса. Хорошая новость: он все же не опоздал. В отделении опоздавшими считались лишь те, кого не оказывалось за рабочим столом к приезду комиссара. А рано тот не приезжал. Сейчас без пяти полдень. Глядя, как комиссар жует свой круассан, Альсада заключил, что спешить пока некуда. И попросил официанта сделать ему карахильо. Юноша с безупречной бабочкой тотчас плеснул ему бренди в стакан с кофе. Альсада с наслаждением ощутил, как горячая жидкость растекается по телу, и представил, как она прожигает внутренности. Исподволь он покосился на Галанте. Комиссар проводил свой тихий, чуть ли не тайный завтрак в обществе архиепископа Буэнос-Айреса. Архиепископ был облачен в неброское строгое черное одеяние, и Альсада ни капли не сомневался, что до кафе тот добрался общественным транспортом. Длинный и мрачный нос священника то и дело нервно морщился – на плечах этого человека лежала ответственность за множество обедневших приходов в городе, по которому сильнее всего ударили недавние сокращения бюджета. Альсада наблюдал и за толпой на улице сквозь стеклянную витрину, расписанную вручную в стиле филетеадо голубовато-белыми буквами, складывающимися в слово «кафе». За последнюю пару дней число автобусов, забитых до отказа жителями соседних провинций, росло по экспоненте, подвозя все новую кровь для войны. Однажды эти люди почувствуют в себе достаточно сил, чтобы взять власть и переломить систему, – этот день не за горами. Сейчас им не хватает слаженности, думал Альсада. На другой стороне улицы какой-то парень колошматил скейтбордом по банкомату, хотя те пустовали уже несколько недель, вопреки настойчивым заверениям Кавальо, что сбережениям аргентинцев ничего не угрожает. Неужели ты это один затеял, подумал Альсада, и тут заметил рядом еще одного парня, стоящего на стреме. Стоп, это что, Соролья? Альсада вскочил: буквы на стекле закрывали обзор. Парень стоял к нему спиной; те же неукротимые черные кудри, та же джинсовая куртка, тот же рюкзак. Нет. Не может быть. Середина дня, Соролье уже три часа как полагалось быть на работе. Да к тому же он совсем не из тех, кто охотно участвует в cacerolazo…[16] Или? Обернись! Но парень не двигался и только наблюдал как зачарованный за товарищем, уже успевшим оставить сетку трещин на экране банкомата. Неужели правда он? Одно дело негодовать на текущее положение дел за ужином – Альсада и сам в юности увлекался политикой и не понаслышке знал о всепожирающем пламени идеализма. Но это? Вандализм? А ведь его отец начал с того же. Альсада достал из кармана бумажник, а когда снова поднял взгляд, на улицу уже ворвались люди, человек тридцать, сплошь с закрытыми лицами. Черт, их теперь не найти. Соролья затерялся в толпе. Пора возвращаться в отделение, пока не началась революция. – Спасибо, что с бумагами помогли, инспектор. Альсада обернулся на голос: сзади стояла Долорес собственной персоной и ждала, пока он освободит местечко за барной стойкой. Альсада улыбнулся. – Нельзя винить парней в том, что им приятно твое общество, вот они и возятся с твоими документами. – Я все понимаю, инспектор. Потому и благодарю. – ¿Cafecito?[17] – Не откажусь, инспектор. Они поменялись местами; Долорес было куда проще привлечь внимание официанта – уж очень бросалось в глаза ее короткое, обтягивающее черное платье. На нее, поди, все пялятся? Вот только саму Долорес это ни капельки не тревожило. – Как нынче делишки, инспектор? – Бывало и лучше… а у тебя? – Наш бизнес простоя не знает, инспектор. – Да уж представляю… – нерешительно произнес Альсада. – Не из-за визита ли этой Эчегарай вы такой смурной? У таких неприятности небось не часто. – Знаешь ее? А то! Долорес улыбнулась: – Не переживайте, инспектор. Она вернется. – Твои бы слова да богу в уши, Долорес, – усмехнулся Альсада. – Я бы с удовольствием с тобой еще посидел, но… долг зовет. – Он многозначительно кивнул на Галанте. – Понимаю, инспектор. И еще кое-что: если ищете шикарную тачку, на которой могли кое-кого увезти… – Откуда ты… – Возможно, в своем деле вы тоже профи, инспектор, ну а уж я свое знаю. Потому и твержу девчонкам помоложе: никогда не садись в машину к незнакомым. А в ее случае за рулем авто небось сидел вовсе не его владелец. – Та же мысль. Марка и модель машины наверняка подтвердят эту теорию. – Номер уже пробили? – Я отправил… – Только не говорите, что отправили в Главное транспортное управление того красавчика… – Долорес хихикнула. – Дохлый номер. Там даже вам ничего не скажут. Хоть подвешивайте чиновника за ноги под самой крышей десятиэтажного дома. – Не пойму, к чему ты клонишь. – Само собой. Но спорим на деньги, что ответ будет «засекречено» или «гостайна». Эчегарай с кем попало не тусуются, инспектор… – Смотрю, у тебя большой полицейский опыт, Долорес. – Вот уж с чем спорить не стану, инспектор. – И где же мне искать такую вот тачку, скажем, сегодня? – Гипотетически? – Ну разумеется. – Инспектор, вы наверняка в курсе, что прямо сейчас идет заседание кабинета министров… – Да-да, – рассеянно ответил Альсада. Его взгляд опять устремился на улицу. Сорольи там не было. – Там все шишки собрались… и если они съезжаются туда на личном транспорте – а это наверняка, – то где им припарковаться?.. – Пойду-ка я позвоню кое-куда. Альсада достал пятнадцать песо – ровно столько, сколько полагалось по чеку, – и положил было их под блюдце. Но официант махнул рукой, мол, кофе – подарок от заведения, – и Альсада убрал деньги в бумажник. Щедрость заведения вполне оправдана: в тяжелые времена полицейские под боком не помешают. – Будь осторожна, ладно? – Да я всегда, инспектор. – И чур давай сегодня без обхода, договорились? Он ждал в ответ подкола, но Долорес только кивнула. Инспектор в последний раз бросил взгляд на комиссара. Хорошо, что Галанте нашел себе собеседника – значит, вступать с шефом в разговор не обязательно. Раньше бы он непременно поздоровался. Да что там. Раньше они были партнерами, друзьями и даже шаферами на свадьбе друг у друга. Раньше они завтракали вместе чуть ли не каждое утро, и если бы кто-нибудь решил повнимательнее осмотреть ножки столика в дальнем углу кафе, то нашел бы на одной из них инициалы обоих, робко выцарапанные нетвердой рукой. Но с тех пор минуло тридцать лет. Альсада поморщился: в те времена оба на многое закрывали глаза. 9 1981 год Суббота, 5 декабря, 00:20 Хоакин завел машину и погнал так, точно ему уже нечего было терять. В обычный день на дорогу у него ушло бы полчаса-час. Маршрут был схож с тем, каким он ездил на работу и обратно: предстояло добраться из Барракаса – района на окраине Буэнос-Айреса, где они вместе с Паулой жили в скромном доме со своим садиком, – до квартиры брата, расположенной ближе к центру. Он попытался вспомнить, когда впервые начал беспокоиться за Хорхе. Пожалуй, никакого «впервые» и не было, он тревожился всегда, с тех пор, как они потеряли родителей. Хоакину тогда было десять, а Хорхе – четыре, и хотя братья находились под неусыпным присмотром дедушки с бабушкой, Хоакин уже тогда чувствовал на своих плечах ответственность за младшего брата. Зато день, когда тревога сменилась страхом, он отчетливо помнил. Это случилось сразу же после того, как они с Паулой перебрались в новый дом, а Хорхе с Аделой приехали, чтобы помочь им распаковаться и собрать кухонный гарнитур. Военная хунта тогда только-только пришла к власти, выходит, дело было пять лет назад? Никто из них не был в особом восторге от новоиспеченного триумвирата: как ни крути, власть военных – это власть военных. Но никому не хотелось стать тем мальчиком, который кричал: «Волки! Волки!» – в их жизни это была не первая военная диктатура. Ту они пережили; значит, справятся и теперь. Откуда нам было знать? Теперь обычная жизнь осталась позади. До Палермо – района, где жил брат, – Хоакин добрался меньше чем за пятнадцать минут. Военные установили комендантский час, так что дороги были пусты. А полицейский жетон позволял, невзирая на красный свет, проскочить все пятьдесят светофоров на Авенида Энтре-Риос: Хоакин не убирал правой ноги с педали газа, и серебристый «Рено-6» ревел, точно гоночный болид. А не забыл ли он жетон? Хоакин схватился за ремень – и покрылся холодным потом. Черт. Без жетона он беззащитен. Что же делать? Вернуться? Нет. Некогда. У дома 2742 по улице Араос он сбавил скорость – теперь она почти не превышала городских лимитов. Любая машина, летящая по ночному городу, привлечет ненужное внимание, но то же случится, если плестись еле-еле. Хоакин задержал взгляд на кроличьей лапке, висевшей под зеркалом заднего вида: эту лапку подарила Паула в его первый рабочий день, и с тех пор он ее не снимал, несмотря на скептическое отношение к амулетам и постоянные насмешки Галанте над ее суеверностью.