Он решил потратить пару минут, чтобы объехать соседние дома. Сюрпризы мне не нужны. Процедура проведения спецоперации Хоакину была известна куда лучше, чем ему самому бы хотелось. Поначалу в ближайший к месту полицейский участок приходили соответствующие телеграммы за подписью какого-нибудь высокопоставленного морского офицера. Позже операций стало столько, что пришлось перейти на телефонные звонки. После коварный диспетчер передавал местному патрулю почетное задание прочесать территорию и на время мероприятия удалиться на безопасное расстояние. Благодаря этому у оперативной армейской группы появлялась zona liberada – зона полной безнаказанности. И наконец, спустя примерно двадцать минут, сверху по тем же каналам связи поступало новое указание – и вот уже полицейская машина выезжала удостовериться, что все «в порядке». К счастью, Хоакин успел к этому времени дослужиться до инспектора и отдежурил в таких патрулях от силы пару раз. То были самые спокойные ночи в его карьере. Он свернул на улицу Скалабрини, которая тянулась параллельно Араос, и в трех кварталах от дома своего брата увидел припаркованную машину без опознавательных знаков. Темно-синий седан. Впереди сидели двое. Полиция. Хоакин доехал до угла, резко затормозил рядом и опустил окно. – Buenas noches, chicos[18]. Какого черта, Хоакин? Еще недавно он боялся привлечь к себе внимание, а сейчас, значит, смело объявляет о своем присутствии. И чего тебе неймется, а? Не зря комиссар Вукич в полицейской академии постоянно отчитывал его за торопливость и неосмотрительность. «Альсада, думай головой! Только не умничай, придурок! Твое поведение тебя угробит! Глупое, опасное и…» «Незрелое?» – подсказал ему тогда Хоакин. После чего Вукич приказал ему семь раз обежать квартал, где располагался участок. По кругу за каждого аргентинца, которому подарила жизнь мать комиссара после того, как уехала из Далмации. По решению испанских колониальных властей от 1876 года длина и ширина каждого квартала в Буэнос-Айресе составляла 129,9 метра, и всякий раз, стоило курсанту Альсаде позволить себе дерзость, его отправляли на энергичную пятнадцатиминутную пробежку. Не образумишься, так уймешься, говорил Вукич. Вот только сегодня времени не было ни на то ни на другое. Думай, Хоакин, думай головой. Водитель седана курил, опустив стекло на пару сантиметров. Он обернулся на Альсаду, взгляд наивный, на вид – лет двадцать от силы, даже в засаде сидит в белоснежной накрахмаленной рубашке. Только-только из академии. На лице – слишком уж аккуратные усики и страх облажаться. Если бы ты знал, как быстро проходит этот страх. Кажется, его смутило, что Хоакин так быстро их заметил. – Как вы… – Да не волнуйся ты. – Хоакин махнул рукой, благодарный, что наткнулся на молокососов. – Все правильно делаешь. Еще парочка ночных дежурств – и сможешь узнать брата по оружию даже в темном туннеле. Брата по оружию? Хоакин, не пережимай. Не выпендривайся, не смущай их. Так-то он охотно объяснил бы, что во время слежки никак нельзя ставить машину перед другими припаркованными автомобилями. Конечно, на перекрестке парковаться удобнее. К тому же по ночам в Буэнос-Айресе темень, даже при полной луне, как сегодня, а из этой точки неплохо видно обе улицы. Но зато здесь ты на самом виду – ну как не заметить двоих в машине, да еще в такой час? Со всех четырех углов их отлично видно. – У вас тоже спокойная ночка выдалась? – спросил парень с водительского сиденья. Он старался не сводить глаз с Хоакина, пока вытаскивал новую сигарету из нагрудного кармана. Чересчур уж нервничает, даже для салаги, ведь по идее они на обычном ночном дежурстве в обычном районе. Само собой, у этих двоих ночка выдалась спокойная, они ничего не заметили. В этом и состояла задача: ничего не заметить. И, главное, доложить по окончании дежурства, что ничего не замечено. По-настоящему слеп тот, кто не желает видеть. Из головы куда-то под ложечку, точно песчинка в песочных часах, упала мысль: а ведь они обо всем знают. Альсада улыбнулся, что стоило ему невероятных усилий. Недавно он взял на себя титанический труд – перечитать все старые выпуски National Geographic, скопившиеся у них за долгие годы; они валялись повсюду в гостиной, отбрасывая на стены желтоватый отсвет. В одном из номеров он наткнулся на статью об арктических экспедициях, и одна деталь врезалась ему в память. Оказывается, когда на заледенелых тропах находят тела погибших, на их лицах всегда обнаруживается так называемая «улыбка смерти», вызванная вовсе не сладостным и мирным сном от переохлаждения, а болезненным сокращением челюстных мышц. Последним мучительным рефлексом. Хоакин чуть расслабил свою картонную ухмылку. – Да, вот домой еду, – кивнул он. – Хорошей вам ночи. – Но прежде чем закрыть окно, добавил: – Жетоны, chicos. В бардачок. – Парни озадаченно взглянули на свою сверкающую защиту, лежащую на приборной панели, прямо на виду. Оставив полицейских препираться на тему собственной беспечности, – уж сколько таких ссор было у них с Галанте во время бесконечных ночных патрулей! – Хоакин поспешно свернул на Араос, невольно высматривая незнакомые машины. Опергруппы, иначе grupos de tareas[19], славились пристрастием к машинам «форд-фалькон» цвета красного вина, но если в ту ночь здесь и побывал автомобиль, подходящий под такое описание, он уже уехал. Хоакин опустил подбородок на руль и поднял глаза: весь дом был объят мраком. Я опоздал – последний раз в жизни. 10 2001 год Среда, 19 декабря, 13:00 – Хорошо, что вы позвонили, сеньор. Чертовск… Очень вовремя: я как раз только вернулся из транспортного управления, – сообщил Эстратико вместо приветствия, пока они с Альсадой переходили улицу. – В окрестностях пока спокойно? – Да, сеньор. – Эстратико отступил в сторону, чтобы пропустить человека, который вынырнул из-под металлических рольставней, закрывавших вход в обувной магазин. – Правда, Сан-Хосе перегородили бочками с горящим мусором, но на этом все… А что мы вообще тут делаем, сеньор? – Минуту, Эстратико. В ожидании, пока незнакомец уйдет, Альсада продолжил внимательно осматриваться. По ту сторону улицы, на доске, защищавшей витрину, кто-то вывел баллончиком популярный лозунг – «Пока мы едины, мы непобедимы». Странно, что обувщик пришел в свою лавку. Сегодня уж точно не до покупателей. Наверное, захотел спасти все, что осталось ценного, пока не начались беспорядки. – Что-нибудь удалось узнать о номере? – спросил Альсада, когда хозяин магазина наконец запер рольставни и поспешно удалился. – По сути, ничего. По сути?! – Я отправился в управление, как вы и велели, чтобы, так сказать, убедить их лично. Было видно, что Эстратико неловко. – И что же? – Не помогло. – Под каким предлогом отказали? – «Gobierno»[20]. Долорес как в воду глядела. Альсада даже задумался, не пора ли признать свою ошибку. – А марка машины какая? – У меня? «Альфа-ромео». – Эстратико, ты серьезно? – Альсада склонил голову. – А я уже начал думать, что из тебя выйдет путный полицейский. Помощник комиссара торопливо достал блокнот. Эстратико тщательно записывает все детали, которые только удается выяснить. – BMW X5. Девяносто девятого года. – Впечатляет. И это еще слабо сказано! Оказывается, Эстратико пешком обошел соседние кварталы – старый добрый метод – и нашел нужный автомобиль. Схватывает на лету. – А цвет какой? – Кремовый. – Такая удача, что аж не верится. – Альсада потер ладони и лукаво усмехнулся. – Далеко до нее? – Припаркована во втором ряду, в соседнем квартале – так что надо немного пройтись, – пояснил Эстратико, указав в сторону, откуда пришел. – Надо быть сумасшедшим, чтобы такую машину оставлять в центре… – Я так и думал! – перебил его Альсада. – Права была Долорес. Сберечь жизнь своему источнику в таком городе – задача не из легких, особенно если он и впрямь поставляет ценную информацию, как Долорес. Альсада имел случай убедиться, насколько это непросто. С самого знакомства они условились, что он ни за что не станет выходить с ней на связь лично за пределами участка. – Долорес? Та самая, которая еще… – Только не говори, будто ты не догадывался, что она – источник… – Есть малость, – пробормотал Эстратико. – Почему, по-твоему, ей, несмотря на столько задержаний, ни разу не выдвинули обвинения? Почему ее всегда отпускают еще до полудня? Если бы ты взялся почитать ее личное дело – а оно на нее имеется, – то увидел бы чистые страницы. Ни одной неверной наводки за девятнадцать лет. – Девятнадцать? Получается, ей уже… – Эстратико прикинул в уме. – Для тебя старовата. Молодой полицейский вспыхнул, но промолчал. – Она мне рассказывала об этом местечке, – продолжал Альсада, подняв взгляд. Бар «Ла Фаворита». Открыт в 1964-м. – Но я, само собой, напрочь о нем забыл за всей бумажной волокитой. Тут часто собираются водители. Хороший кофе. Заведение чуть менее популярное, чем «Тортони», да и цены пониже, а народу – поменьше. И до Конгресса рукой подать. Если конгрессмен вызовет водителя, тот сможет его забрать уже через пару минут. Местной дорожной полиции хватает ума не выписывать штрафы владельцам хороших авто. Но прежде чем мы займемся делом, скажи мне, что визит в квартиру к пропавшей оказался более плодотворным. – Там тоже ничего. – Ничего, сеньор, – поправил Альсада. – Ничего, сеньор. – Эстратико снова достал блокнот. Почему он не может запоминать информацию, как нормальный полицейский? – По поводу здания могу сказать вот что. Черного хода нет. Есть въездная арка. Мраморная лестница. Балюстрада из темного дерева. Классический стиль, но после реставрации. У нее был… – Есть. Эстратико и ухом не повел. – У нее есть лифт, на котором можно подняться из подъезда прямиком к ней в квартиру – только нужен специальный ключ. Еще я столкнулся с пожилой дамой, которая жаловалась на консьержа, мол, его нет с самого утра… – Только не говори, что в камерах видеонаблюдения не оказалось пленки. – Так оно и было, сеньор. – А что насчет самой квартиры? – Меня сопровождали зять с сестрой. Квартира просто огромная. С улицы она смотрится великолепно, но изнутри впечатляет еще сильнее. Вот только обставлена словно бы для человека постарше Нормы Эчегарай. Много антиквариата. В том числе очень и очень ценного. Множество дорогой мебели, глубокое кресло из черной кожи, деревянный шкафчик с виниловыми пластинками по моде шестидесятых, а внутри его – мини-бар, забитый до отказа… У нее даже ангостура имелась!