Откуда у него вообще твой номер? – Все, угомонился? – А вот не знаю, – прорычал Альсада. – Что он хотел? – Поговорить с тобой, – отчеканила она. – Сказал, что ты не берешь трубку. – Ничего не понимаю. Я же… – Альсада сунул руку в карман куртки. – Кажется… я телефон дома забыл. В спешке. – Как говорится, спешат только воры и плохие тореро. Альсада нахмурился: – Больше он ничего не говорил? – Сказал, что в токсикологическом протоколе, который ты запрашивал утром, все чисто. Есть лишь следы пары бокалов вина, выпитых за ужином. Погоди… И еще одна небольшая особенность: высокий уровень ЧГХ. – ХГЧ? – Да, точно. А что это такое? – Хорионический гонадотропин человека. – Альсада шумно выдохнул. Она и впрямь была беременна. – Хоакин… – Это гормон такой. Довольно надежный индикатор беременности. – Расследованию это совсем не на пользу, да? – Да не в том дело. Они уже вплотную подобрались к опасной границе: по негласной договоренности Хоакин не вдавался в подробности своей работы, а Паула особо не выспрашивала, а лишь поддерживала вежливую беседу. Нет уж. Не стоит заводить разговор о расследованиях, тем более о таких. Не стоит открывать эту дверь – она может и не закрыться. Дверь, за которой ответ на вопрос, почему Соролья живет с ними и почему сейчас они ждут его под дверью психотерапевта. Как же он устал! Осколки всех тех секретов, что успели засесть у него в душе за сорок лет их брака, давили свинцовой тяжестью. Если бы только можно было раскрыть эти тайны, не нарушив тонкого равновесия, установившегося между ним и Паулой! Принести эту жертву на алтарь бога мирного сосуществования. – Речь о женщине, которая… – Альсада запнулся, но все же договорил: – И… исчезла. – Понятно. Она беременна? Но если вы не можете ее отыскать, откуда у вас заключение токсиколога… – Так вот слушай… про эту даму. В последний раз ее видели, когда она выходила из дома. Поэтому мы допросили консьержа, но он толком ничего не сказал. Вернее, нет. Номер машины вспомнил. Мы знаем, чья эта машина, вот только настоящий владелец ее – другой человек, поэтому тут ничего не связывается. Не знаю, за что хвататься. А действовать надо быстро, если мы хотим ей, бедной, помочь… Одному богу известно, где она сейчас. – Хоако, вторая заповедь! – А, ну да, конечно, – спохватился Альсада, хотя и считал, что как раз теперь имя Божье прозвучало не всуе. – Я к тому, что чем больше проходит времени, тем меньше у нее шансов. И если эти ребята все сделали как положено – а это почти наверняка, учитывая, о каких высоких социальных широтах идет речь… – Опять эти твои словечки, Хоако! Что такое «социальные широты»? – Она из очень, очень, очень влиятельного семейства. У них пол-Буэнос-Айреса в собственности. – А откуда взялся отчет токсиколога? Альсада замялся. – Ну же! – Она мягко толкнула его локтем. – Обычно мы эти темы обходим, но очень уж ты меня заинтриговал. Ладно, куда деваться… – Утром был найден труп. Его я и имел в виду, когда сказал, что на работе сейчас завал. Не суть. – Альсада глубоко вздохнул. – Продолжать расследование исчезновения той женщины мы не можем: нет тела – нет и преступления. – Помнишь, как выразился Видела на пресс-конференции, когда его стали расспрашивать о без вести пропавших? «Пропавший человек – это неизвестный. Он лишен субъектности. Его нет ни среди мертвых, ни среди живых». – Это что же, ты меня поучаешь цитатами диктатора Виделы? Серьезно? – Вполне. Какая покорность в голосе! Откуда она только берет терпение, чтобы нести круглосуточную службу в должности сеньоры де Альсады. – Ты права, – признал он. – И Видела был прав. Неизвестный – самое точное слово… Как добиться того, чтобы человека осудили за убийство, если все улики только косвенные? Практически невозможно предъявить подобные обвинения без трупа. Вот почему Видела живет в своей роскошной квартире в районе Реколета, а не гниет в тюрьме[36]. – Это все понятно. Но я ведь к тому и клоню: в математике неизвестное можно найти при помощи тройного правила. Не помнишь его со школы? – Это которое помогает найти икс? – Да, которое помогает найти икс, – повторила она, делая упор на каждом слове. – Чтобы продолжить расследование, надо найти тело – так что найди его, чтобы заполнить пустоты. А потом ищи икс. – Ты в курсе, что мне это сегодня уже предлагали? – Вот и не говори больше, будто Орестес – плохой полицейский. – Паула снова пихнула его локтем. – Да и потом… Только не подумай, будто я считаю, что людей надо сажать за то, чего они не совершали, – но возможно, что сейчас самое время начать отвечать за содеянное? Ты только оглянись – кругом революция! – Она обвела окрестности широким жестом, будто нарочно выбрав для этого заявления самую тихую улочку в городе. Альсада расплылся в улыбке. – Ты ведь меня понял. – Смотрю, Соролья тебя распропагандировал! – Возможно, – смутилась Паула. – Вернее, так. Насилие я не поддерживаю. Но разве сейчас не время перемен? – Она выдержала паузу. – Надо хотя бы попытаться. – При том что изначально ясно, что ничего не выйдет… – Ну не знаю, Хоакин. Ты разве принимаешься только за то, что гарантированно получится? Альсада тяжело вздохнул. Это как посмотреть… – И самое главное: они хоть похожи? – Кто? – Просыпаемся, viejo! Погибшая и пропавшая. Они внешне похожи? Все мертвецы поразительно похожи между собой. – Да. – Тогда что тебя останавливает? Галанте тебя не уволит. – Рано или поздно это точно произойдет. – Альсада усмехнулся. – Не сегодня. Ему, вероятно, это все не понравится, но он тебя прикроет, если что. Альсада посерьезнел. – Это опасно. Преступник, уже убивший человека… – Предположительно. – Предположительно убивший человека, да еще из семейства Эчегарай… Паула никак не отреагировала на эту фамилию. – …что он с нами-то сделает? – Ну-ка, ну-ка, – перебила его Паула. – А Орестес уже входит в твое «мы»? Альсада пропустил колкость мимо ушей. – Эстратико готов рискнуть, потому что у него никого нет. – Этого ты не знаешь, – с неожиданной строгостью произнесла Паула. – Как бы то ни было, найди себе защитника посерьезнее, чем этот загадочный незнакомец. Без крестного отца ведь и крестинам не бывать. Если Эчегарай займут твою сторону, будет куда безопаснее. Богатое семейство – лучшая защита. – Много ты в этом понимаешь… Паула улыбнулась. Они как раз подошли к старому дому Арангуренов. Альсада запрокинул голову, чтобы полюбоваться великолепным casa chorizo[37], куда в молодости захаживал каждое воскресенье, когда ухлестывал за юной – и до жути нерешительной – Паулой Арангурен. Каменный дом начала двадцатого века, имитация французского классицизма: два симметричных окна, между ними две каменные ионические колонны, а между колоннами – деревянная дверь. Окна нетрудно было спутать с дверями – они начинались всего в тридцати сантиметрах от земли. Отличие состояло лишь в символических решетках снизу, похожих на крохотные балкончики, примостившиеся поверх миниатюрных кустов жасмина. Справа от двери, над звонком, перегорела лампа. Видимо, новые хозяева не питали к дому такой любви, как прежние. Альсада опустил глаза и встретился взглядом с женой. – Если сегодня все кончится совсем скверно, ты забудешь про гордость, отведешь Соролью к своему отцу, в этот его охраняемый жилой комплекс, и будешь ждать меня там, договорились? Паула немного помолчала. – А помнишь, как ты учил Соролью высасывать нектар из цветков жасмина? Он часами у этих кустов просиживал, – проговорила Паула наконец в знак согласия, пускай предложение Хоакина и пришлось ей не совсем по вкусу.