– Я единственный. – Ваши предки владели большей частью города – полагаю, вы в курсе. – Я знаю, что они купили землю у Блейнов и построили мельницу на Канакесси. – По крайней мере, они заплатили, а вот Блейны украли землю у индейцев. – Я думал, существует какой-то договор. – Ну ладно – украли по договору. Только вот сейчас никто не может отыскать ни договора, ни индейцев, если уж на то пошло. Оленью шкуру, которую демонстрируют школьникам, расписала группа местных дам где-то сорок лет назад. – Я знаю. С минуту моя попутчица молчала. В библиотеке я заметил, что, как и многие библиотекари, она носила очки на цепочке; теперь они исчезли, и по тому, как ее глаза загорелись, когда она посмотрела на меня, я заподозрил контактные линзы. – Вы когда-нибудь размышляли об индейцах, населявших эти края? О людях, которые убивали оленей стрелами с каменными наконечниками на этой самой улице?.. О, я вижу заведение Милевчика! Правильно произнесла? Я сказал, что да, и заехал на парковку. Час был достаточно ранний, но свободных мест осталось меньше половины. – Смотри-ка, я проезжала мимо этого заведения, но никогда не была внутри… А тут мило… Людовик XIV. Мне нравится Людовик XIV, особенно его ковры – кажется, мне бы пошел напудренный парик. – А мне не помешал бы меч. – Как вы галантны, мистер Вир. Официант – не Милевчик – подвел нас к столику. Обои украшал позолоченный узор флер-де-лис; репродукция «Меццетена» Ватто[61] висела на стене позади нас в раме, обтянутой бархатом. Когда мы сели, библиотекарша сказала: – Осмелюсь предположить, что у вас есть меч, мистер Вир… Нет, я не намекаю на «Юргена».[62] Вы читали Честертона? Он сказал, что меч – самая романтичная вещь в мире, но перочинный нож еще более романтичен, потому что он, по сути, тайный меч. – Да. У меня есть перочинный нож. – Я достал его и показал ей. – Бойскаутский нож… по-моему, это мило. Выглядит старым; он давно у вас, мистер Вир? – Получил на Рождество, когда мне было шесть лет. – Это чудесно – вы носили свой тайный меч чуть ли не с рождения. – Боюсь, я убил не слишком много драконов. – Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Вир? Я уже говорила, чем занимаюсь. – Это очень по-среднеамерикански, не так ли? Определять человека по роду занятий. Она кивнула. – Да, мы думаем, что когда кто-то теряет работу, он гаснет, как спичка на ветру. Полагаю, в этом-то и беда многих женщин: у нас нет работы, и поэтому подсознательно мы считаем себя ничтожествами. – Кажется, я никогда не был безработным в строгом смысле слова. Я согласился на работу, которая у меня сейчас есть, еще когда учился в колледже. Но я уже давно чувствую себя ничтожеством. – Может быть, все дело в том, что вы последний из Виров. – Но ведь куда важнее быть последним из всего человечества. Вы когда-нибудь задумывались, как чувствовал себя последний динозавр? Или последний странствующий голубь? – А вы последний человек? Я что-то не заметила. – Вы говорили об индейцах – как, по-вашему, чувствовал себя последний индеец? Мне кажется, индейцы испытывали больше эмоций, чем динозавры или голуби. – Индейцы все еще существуют – возможно, не в окрестностях Кассионсвилла. – А вам не кажется, что мы должны называть их американцами индейского происхождения? – Понимаю вашу мысль, но это звучит так, словно они прибыли из Бомбея. Значит, вы так себя чувствуете? А как называете это ощущение? – По-разному. Скажем так, время от времени я осознаю, что мой череп раскалывает лопата археолога. – Нельзя чувствовать себя мертвым при жизни, мистер Вир. – Но ведь только при жизни и можно такое почувствовать. В вас есть что-то от тех людей, которые говорят мне, что я слишком много болтаю, но потом мы все вместе очень долго молчим. – Вы не кажетесь мне чрезмерно разговорчивым. И потом, в библиотеке вы сказали, что ни с кем не разговариваете, кроме одного друга и сослуживца. – Его зовут Аарон Голд. Вот почему я искал «Любвеобильного легиста». Для Аарона. – Вам придется рассказать мне о нем подробнее. – (Подошел официант, чтобы принять наш заказ.) – Я даже не заглядывала в меню. Что здесь хорошего? – (Я попросил официанта принести коктейли с шампанским, пока мы будем изучать меню.) – Ваш друг Аарон – книголюб? Зачем ему понадобился «Любвеобильный легист»? И почему вам так не терпится разыскать эту книгу для него? – Сложно сказать. Я почти не знаю Голдов, за исключением Аарона, но они кажутся странной семьей. – Значит, он хочет книгу не для себя. – Это как-то связано с его отцом – Луисом Голдом. Он управляет магазином подержанных книг на Малберри-стрит. Она щелкнула пальцами. – Я его знаю. Я пытаюсь купить у него книгу: один старый дневник. Я также знаю его дочь. Она приходит в библиотеку делать уроки. Фанатка современной музыки – как таких называют?[63] Очень хорошенькая; немного полновата, но это возрастное. Милая девушка с большими формами. Вы не будете возражать, если я спрошу мисс Голд, зачем ее отцу понадобился «Любвеобильный легист»? – Он нужен не отцу, а брату. Мистер Голд продал свой экземпляр по довольно высокой цене. – Я начал подозревать, что поведал о делах Аарона куда больше, чем следовало. – Он, вероятно, думает, что отца обманули. – Почему вы так говорите? – Разве не так всегда думают сыновья и дочери? Они считают, что родители в маразме и кто-то использует их в корыстных интересах. Если мистер Голд продал эту книгу за пятьдесят долларов, держу пари, его сын убежден, что она стоит пятьсот. Но сомневаюсь, что кто-то действительно ограбил бедного мистера Голда. За дневник этой Бойн он требует достаточно. Я сказал: – Давайте сменим тему. Что-то я устал от «Любвеобильного легиста». О каком дневнике речь? Когда-то здесь жила женщина по имени Кэтрин Бойн – неужели вы про нее говорите? – Имя одно и то же. По крайней мере, похожее. По словам мистера Голда, автор дневника называет себя Кейт Бойн. – Эту женщину звали Кейт. Я знал ее внука, когда был мальчиком. Он говорил про нее «старуха Кейт». – Очаровательно… вы не возражаете, если я закажу еще один коктейль? Он когда-нибудь говорил про эту Кейт или Кэтрин? – Да, рассказывал кое-какие истории. Но, боюсь, я забыл большинство из них. Кстати, у меня сложилось впечатление, что старуха Кейт – я имею в виду бабушку Доэрти, а не вашу Кейт Бойн, – была неграмотной или почти неграмотной. – Все верно. Понимаете, мистер Вир, я не подталкиваю библиотеку покупать кота в мешке – я уже прочитала довольно много из дневника. Он полон орфографических ошибок, но, тем не менее, проливает немало света на историю региона. Из того, что рассказал мне мистер Голд, и из того, что я сама прочитала, следует, что Кэтрин Бойн родом из семьи ирландских иммигрантов и появилась на свет в Бостоне – вероятно, еще до 1850 года. Это был период картофельной гнили[64], и вполне вероятно, они только что прибыли в Соединенные Штаты. Каким-то образом она устроилась помощницей на все руки в семью школьной учительницы, и когда та покинула Бостон, чтобы поселиться в этих краях вместе со своим мужем, Кэтрин тоже переехала. И… – Его фамилия была Милл, – сказал я. – А вот имя забыл. – Все верно. Откуда вы узнали? – Наша кухарка была его дочерью от первой жены. Учительница была ее мачехой. Ханна часто говорила о Кейт. – Вы хотите сказать, что сейчас у вас работает кухарка… – Работала, когда я был ребенком. Уже тогда она была старухой, ее звали Ханна Милл. – Возможно, она упомянута в дневнике. По-моему, там встречается некая Мэри Милл. – Вы пытаетесь купить его для библиотеки? У Луиса Голда? Она кивнула. У нее были короткие темные кудряшки, как я полагаю, завитые искусственно. Они подскакивали, когда она двигала головой, отчего я вспоминал про птицу на шляпе, которую когда-то носила миссис Брайс. – Сколько он хочет? – Семьдесят пять долларов. Ну же, не смейтесь; возможно, для вас это не так много, но у нас всего двести пятьдесят на обновление фонда библиотеки в течение года. Потрать я семьдесят пять долларов на одну-единственную книгу, на следующем заседании руководства меня по головке не погладят, уж поверьте. – Предположим, я сделаю библиотеке подарок, указав, что он предназначен для покупки этого дневника? – А вы могли бы? Я имею в виду, не слишком дорого? Это не причинит вам неудобств? Я выписал ей чек. – Вы хотели кофе, мистер Вир? – Да. Кофе, мистер Баттон?