— Да-да, — пробормотала дама. — Конечно. Понимаю. На ней была лиловая шляпа. Хенрик Серенсен10 сказал, что лиловый цвет непристоен. К тому же взгляд у нее был скользкий, как у змеи. «Я понимаю. Конечно.» Я ее ненавидел. Если бы вахтер в окошечке нижнего этажа попытался меня остановить, я бы учинил драку. Но он меня знал. — Сейчас спрошу, на месте ли инспектор, — сказал он. И стал набирать номер на диске внутреннего телефона. Пальцы у него были толстые и плохо гнулись. Поудобнее устроившись на стуле, он старательно набирал цифры. Его я ненавидел тоже. — Инспектор занят. Не могли бы вы немного подождать?. — Нет! — рявкнул я. — Доцент Бакке говорит, что нет. — невозмутимо сообщил он. Ответа Карла Юргена я не услышал. — Можете подняться, — сказал вахтер и положил трубку. Но, очутившись перед Карлом Юргеном, я не знал, с чего начать. — Карл Юрген, я сам не знаю. — Сядь, — сказал он. Закон и Медицина пользовались в разговорах со мной одними и теми же словами. «Сядь», «подумай хорошенько». Я сел. — Я уже подумал, — сказал я. По крайней мере, этой фразой я его опередил. Я был зол на всех, я ненавидел всех и вся. Карл Юрген молчал. Он был слегка удивлен. Холодные серые глаза с минуту глядели поверх моей головы, потом их взгляд устремился куда-то в сторону. Но Карл Юрген не произносил ни слова. Он, очевидно, решил, что у меня истерический припадок, и, в общем, у него были основания так подумать. Но сам-то я не видел себя, сидящего в этот злосчастный день в управлении полиции на Виктория-Террасе. И меня страшно злило, что Карл Юрген считает себя вправе зачислять меня в истерики. Он ведь не имеет представления о том, что я пережил. Он вообще ни о чем не имеет представления. Сидит себе и смотрит умным, холодным и самоуверенным взглядом. Но я сейчас разрушу эту самоуверенность. Сейчас, сию минуту от твоей самоуверенности и твоего самообладания не останется и следа, злорадно думал я. — Вчера вечером убили Эрика, — сказал я. Сказал медленно, с расстановкой и, кажется, даже улыбнулся. В лице Карла Юргена не дрогнул ни один мускул. Инспектор сидел и спокойно смотрел на меня. — Эрик мертв? Я рассмеялся. — Мертв? — переспросил я. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы убитый был жив? Такое не удавалось даже Агате Кристи. И я рассмеялся еще громче. Но я был не так глуп, чтобы не понимать, что это за смех. — Истерическая реакция, — пояснил я. — Очень жаль, но ты, конечно, понимаешь. — Я только что вернулся в управление, — сказал Карл Юрген. — Со вчерашнего дня я был в Тенсберге. Ты что, пытался мне дозвониться? — Я звонил тебе вчера поздно вечером. Задребезжал телефон. Карл Юрген снял трубку и мгновение слушал. — Пусть сразу же поднимется сюда. — У тебя что, нет времени поговорить со мной? — спросил я. — Это Кристиан, — коротко ответил Карл Юрген. Вот как! Значит, старший брат поехал за мной следом. Врач поехал следом за мной. Ну что ж, очевидно, я вел себя так, что он счел это необходимым. А вот и он… — Ты пулей вылетел из моего кабинета и не слышал, что я тебе говорил. Но я был уверен, что ты поедешь сюда. Вот и приехал следом. Добрый день, Карл Юрген. Карл Юрген кивнул и пододвинул Кристиану стул. — Вы, наверно, еще не успели ничего обсудить, — сказал Кристиан. — Я приехал так быстро, как только смог. — Ты приехал, конечно, не ради Эрика, — заявил я. Злость все еще бушевала во мне. — Мертвому помочь нельзя, — сказал Кристиан. — О! Какая оригинальная мысль! Особенно в устах доктора медицины. Карл Юрген и Кристиан внимательно смотрели на меня. Каждый из них поставил свой диагноз, но результаты совпадали. На мгновение в комнате воцарилась полная тишина. — Ладно, — произнес я. — Извините меня. Я уже сказал Карлу Юргену, что у меня истерика, а теперь скажу и тебе, что сам это понимаю. Но думаю, что любой, и даже вы оба, привычные к темным сторонам жизни, были бы потрясены, если бы ваших ближайших друзей одного за другим убили, можно сказать, почти у вас на руках. Они обменялись взглядом. — Мы это понимаем, — сказал Карл Юрген. — И даже очень хорошо. Ты не первый, у кого мы наблюдали такую реакцию. Удивительно другое — что ты отдаешь себе в этом отчет. А теперь давай перейдем к делу. — Ладно, спасибо, перейдем к делу, — пристыженно сказал я. — Начни с самого начала, — попросил Карл Юрген. И я снова рассказал все что мог. Как Эрик позвонил мне и пригласил на обед. О темном костюме, который надо было надеть, несмотря на жару. О том, как прошел обед. О том, что было в посольстве, о машине «скорой помощи» и о дежурном враче. Карл Юрген сидел и слушал. Когда я кончил, он заставил меня повторить все сначала. И вот тут-то пошли в ход его излюбленные фразы. «Подумай хорошенько.» «Ты что-нибудь заметил?» «Представь, что кто-то разыгрывал роль. Подумай хорошенько». «Что уловил твой учительский взгляд? Подумай хорошенько». Кристиан выкурил несколько сигарет. В разговор он не вмешивался. Покончив с описанием того, что произошло накануне, я изложил то, что полчаса назад сказал Кристиан. Брат ни разу меня не перебил, значит, изложение было точным. — Но это еще не все, — продолжал я. — Я должен поступить так, как не поступал ни разу в жизни и, надеюсь, никогда больше не буду вынужден поступить. Я должен пересказать тебе мой разговор с Карен, хотя обещал ей до поры до времени молчать. Ни один из них не произнес ни слова. Они как бы давали мне возможность передумать. Но я не передумал. — П. М. Хорге вымогает у Карен деньги, — сказал я. Я говорил холодным, отчужденным и безличным тоном. Так я, по крайней мере, надеюсь. Взгляд светлых, похожих на рентгеновские лучи глаз Карла Юргена был все так же невозмутим. — Я знаю это, — сказал он. — Знаешь? В дверь постучали — вошел полицейский сержант. Он положил на стол перед Карлом Юргеном какие-то бумаги и удалился. — Да, знаю. Я не могу посвящать тебя в методы нашей работы. Но зато могу тебе сообщить, что доказать это совершенно невозможно. Он, разумеется, будет все отрицать. Да и она, если я заговорю с ней об этом, тоже не признается. Я помолчал, подумал. — Это все? — спросил Карл Юрген. Мне стало не по себе, мать недаром сравнила его глаза с лучами рентгена. — Да. Я, собственно… Я решил сделать все, чтобы остановить обвал. Чего бы мне это ни стоило. — Фрекен Линд думает, что видела кого-то на краю песчаного карьера в тот вечер, когда застрелили Свена, — сказал я. Я все-таки не смог заставить себя сказать, кого она видела. Пусть Карл Юрген выясняет сам, я ведь и так ему столько открыл. — Фрекен Линд мне уже рассказала. — Рассказала?. Рассказала, кого она видела?. Кого, ей кажется, она видела? Я не верил своим ушам. Лиза заставила себя рассказать это Карлу Юргену!