– Ты сама подумай: кто он и кто Федор Степанович! Первеев его проглотит и не подавится… Он таких… Дочь замолчала, а потом посмотрела на Сухомлинову круглыми глазами. – Мама, – почему-то она перешла на шепот, – фамилия твоего бывшего начальника не Тарасов случайно? – Тарасевич, – подтвердила Елизавета Петровна, – а в чем дело? Дочь молчала, а потом вздохнула: – Я сегодня криминальные новости слушала. Не слушала, просто телик работал, а там сказали, что застрелен директор ТСЖ Тарасов… то есть Тарасевич, который до выхода на пенсию служил в полиции. – Это, наверное, какое-то совпадение, – не поверила Сухомлинова, – за что его убивать? Наверное, сказали про Тарасова, а потом… Дочь покачала головой: – Сказали «Тарасевич». Директор товарищества собственников на Васильевском острове. Но я дальше не слушала. Ты же знаешь, не люблю такие новости, когда убивают кого-то. Просто выключила телевизор. Но если ты хочешь, можешь посмотреть, выпуск скоро повторят. Такой видеорепортаж они будут постоянно гонять, словно издеваются над всеми нами. Дочь осталась на кухне, а Елизавета Петровна пошла в комнату и включила городской канал. Ждать пришлось почти час. Наконец начались местные новости, и прозвучала главная тема дня: убийство на Васильевском острове. Как оказалось, Александра Витальевича застрелили, когда он выехал из двора в узкий Тучков переулок, перед поворотом в сторону площади Сахарова в него выстрелили дважды через стекло машины. В переулке есть камеры видеонаблюдения, но ни на одной из них момент покушения не запечатлен, так как преступник выбрал единственное место, не попадающее в обзор камер. И сам он не попал. Скорее всего, киллер хорошо изучил местность и ушел через проходные дворы. Так сказал представитель следственного комитета. – Мама! – крикнула с кухни Аня. – Твой телефон звонит. Сухомлинова успела схватить аппарат и ответить. – Елизавета Петровна, – обратился к ней незнакомый и очень вкрадчивый голос, – вас беспокоит майор юстиции Егоров. Я хотел бы встретиться с вами и поговорить. – На какую тему? – не поняла Сухомлинова. – А вы разве не знаете, что случилось с вашим директором? – Слышала, но я там уже не работаю. – Я видел ваше заявление, но видел и то, что оно не подписано. А потому нет приказа о вашем увольнении. Значит, вы по-прежнему являетесь сотрудником управляющей компании. Так что подъезжайте завтра на работу. – Завтра не моя смена, – попыталась возразить Сухомлинова. – То есть вы отказываетесь сотрудничать со следствием? – так же вкрадчиво обратился к ней майор юстиции Егоров. – Я готова сотрудничать, только не знаю, чем могу помочь. – Ну, как чем? Вы были одной из последних, кто общался с убитым. Причем вы общались достаточно близко. Вы были у него в гостях, выпивали. Провели в квартире Тарасевича более часа. – Разве? – не поверила Сухомлинова. – А я думала, что недолго была. Зашла и почти сразу вышла. Раз, и всё… Следователь молчал, а потом прокашлялся в трубку и продолжил: – Мы и это обсудим. Так что жду вас завтра на вашем рабочем месте в девять тридцать. – У меня другая работа – более важная и ответственная. – Ровно в девять тридцать, – повторил следователь и добавил: – Попрошу не опаздывать. И тут же пошли гудки. Елизавета Петровна не знала, что ей делать, но понимала, надо предупредить начальство. Она набрала номер Охотникова, а когда тот ответил, спросила: – Вы всё еще за городом? – Как раз в бане сидим с приятелем. А что такое? – Я завтра утром задержусь на какое-то время. Юрий Иванович молчал, а потому Сухомлинова спросила осторожно: – Вы телевизор не смотрели сегодня? – Упаси боже, – ответил ее начальник, – я вообще его не смотрю. А что случилось? – Дело в том, что Тарасевича сегодня утром застрелили. И снова бывший сокурсник молчал. – Алле, – осторожно попыталась вернуть его Елизавета Петровна. – Я слышу, – ответил тот, – просто пытаюсь осмыслить известие. Как, где, когда и за что могли убить председателя ТСЖ? В голове не укладывается. И что полиция говорит? – Я не знаю. Меня как раз завтра на допрос вызвали. – А вас-то за что?! Ну ладно, можете задержаться, я попрошу кого-нибудь вас подменить на пару часиков. А вы там тоже не только отвечайте, но и расспросите, как и за что с ним расправились так жестоко. Глава девятая Она подошла к своему стеклянному скворечнику и заглянула внутрь. Там сидела ее сменщица Нина Николаевна, выглядевшая очень взволнованной. – Вас еще не допрашивали? – обратилась к ней Сухомлинова. Та в ответ перекрестилась. – А меня вызвал какой-то майор, застращал и приказал явиться сюда без опозданий. – Я вас не стращал, – произнес за ее спиной мужской голос, – я просто выполняю свою работу, а ваша гражданская обязанность оказывать посильную помощь следствию. Очевидно, он прятался за углом, на площадке перед лифтами, и вышел, услышав ее голос. Подошел неслышно и неожиданно, как любая неприятность. Майор юстиции Егоров оказался невысоким и невзрачным на вид, но голос его не соответствовал внешности – он был уверенным и твердым. – Сейчас мы с вами поднимемся в квартиру гражданина Тарасевича, и вы мне расскажете, о чем вчера говорили со своим начальником. В квартире работали эксперты. Дверцы шкафов и полок были приоткрыты и смазаны каким-то черным порошком. – Посмотрите внимательно, – обратился к Сухомлиновой следователь, – что изменилось с тех пор, как вы покинули помещение. – Вы серьезно? – удивилась Елизавета Петровна. – Изменилось здесь все. Вчера все здесь было прибрано, а теперь как будто Мамай прошел. На столе вчера стояли две бутылки: одна с шампанским, полная более чем наполовину, и французский коньяк, из которой Александр Витальевич выпил всего граммов сто пятьдесят. И постель была аккуратно застелена, а сейчас белье сползло на пол. – Обе бутылки мы нашли пустыми в мусорном пакете, – обиделся следователь, – а постель мы обнаружили именно в таком виде. Вы просто посмотрите, что пропало – может, картины или какие-то другие ценные вещи. Сухомлинова подошла к стене и посмотрела на полотна. – Всё на месте, – сказала она, – а если вас интересует, чем мы тут занимались, то скажу, что я пришла для того, чтобы подать заявление об увольнении. Александр Витальевич предложил поужинать с ним. Но я выпила лишь неполный бокал, а потом еще глоток. Ничего не ела. После чего ушла. Но до того как сесть за стол, мы рассматривали картины и говорили о живописи. Ведь я дипломированный искусствовед, если вы не знаете. Следователь кивнул, а потом попросил записать все, что она сообщила, на бумаге и по возможности с подробностями, которые она может вспомнить. Елизавета Петровна села за стол, на тот же самый стул, на котором сидела накануне, придвинула к себе листок бумаги и изложила все кратко, потому что подробности ей вспоминать не хотелось. А когда закончила и протянула лист следователю, Егоров сказал, что сейчас эксперт-криминалист возьмет ее отпечатки пальцев. – Пара минут, – пообещал он, – и вы сможете ехать на свою новую, очень ответственную работу. Отпечатки взяли, перемазав ее пальцы черным порошком. – Я могу вымыть руки? – спросила Елизавета Петровна. Следователь кивнул. Сухомлинова, не оставляя сумочку в комнате, прошла с ней в ванную комнату, закрыла за собой дверь, начала мыть руки. Взгляд ее упал на узкую стиральную машину. Не выключая воду, она подошла к ней, наклонила машину и подняла резиновой коврик. Увидев край голубой ученической тетради, вытащила ее, согнула в трубочку и спрятала в свою сумку. Когда выходила из ванной комнаты, едва не столкнулась с майором юстиции, который заглянул за плечо Елизаветы Петровны, словно рассчитывал обнаружить там еще кого-то. – Вы должны расписаться под одним документом. – Каким? – Вы предупреждаетесь о том, что вам запрещено покидать город на время следствия. – А если вы год будете расследовать? – Тем не менее, – без всяких эмоций на лице произнес следователь.