Софи подпрыгнула. — Элиот! Он сразу показался мне знакомым! Чарльз, думаешь, они родственники? — Господи! Вообще-то, это вполне возможно. Боже мой! Она говорила, что ее брат работает в правительстве. — Вот ведьма! — Мысль о мисс Элиот почему-то помогла. Злиться было проще, чем печалиться. — Ты ведь знаешь, я не сдамся. — Сказав это, она сразу почувствовала себя отважнее и сильнее. — Я никуда не уйду. * * * Но легко было пообещать оставаться сильной. Гораздо сложнее оказалось быть сильной, когда пришло письмо. Оно пришло серым утром понедельника. Адресовано оно было Чарльзу, но Софи все равно открыла бы конверт, если бы Чарльз мягко не забрал его у нее из рук. Софи внимательно следила за выражением его лица, но оно было непроницаемо: невозможно было ни о чем догадаться. — Можно мне посмотреть? Можно? — спросила она, не дожидаясь, пока Чарльз дочитает письмо. — Что пишут? Все хорошо? Мне можно остаться? Только не говори, что нельзя. Дай посмотреть! — Нет… ничего… Казалось, дар речи покинул его. Он протянул Софи письмо, и та поднесла его к свету. Уважаемый мистер Максим, Мы, нижеподписавшиеся, сообщаем Вам об изменениях наших правил в отношении опеки над особами женского пола в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет. Софи нахмурилась. — И зачем им так выражаться? Она терпеть не могла официальные письма. От них ей было не по себе. Казалось, у писавших их людей вместо сердец картотеки. — Читай дальше, Софи, — сказал Чарльз мрачнее обычного. Комитет пришел к единодушному заключению, что девушки не должны воспитываться одинокими мужчинами, не состоящими с ними в родстве, за исключением чрезвычайных обстоятельств. Что касается Вашей подопечной, Софии Максим, определенные элементы ее воспитания показались нам совершенно неподходящими для ребенка женского пола. — Что еще за «определенные элементы»? — Софи ткнула пальцем в письмо. — Я не понимаю! — Я не знаю. Могу только догадываться. — Это они о моих брюках, да? — воскликнула Софи. — Безумие! Какие они злые! — Читай дальше, — сказал Чарльз. В связи с этим сообщаем Вам, что Ваша подопечная будет изъята из-под Вашей опеки и помещена в приют Святой Катерины на севере Лестера. В случае неподчинения дело будет передано в суд, где Вам будет грозить до пятнадцати лет каторжных работ. Решение комитета окончательно и вступает в силу немедленно. — Что такое каторжные работы? — Тюрьма, — ответил Чарльз. Закрепленный за Вашим районом сотрудник Агентства по охране детства, мисс Сьюзан Элиот, заберет вашу подопечную в среду, пятого июня. Искренне Ваш, Мартин Элиот Софи вдруг почувствовала внутри пустоту. Она отчаянно пыталась найти слова. — Они мое имя неправильно написали. — Это точно. — Если уж они решили разбить мне сердце, так могли бы хотя бы имя правильно написать. Она взглянула на Чарльза. Он и бровью не повел. — Чарльз? — По щеке Софи покатилась одинокая слеза. Софи сердито слизнула ее и сказала: — Прошу тебя, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь. — Ты поняла письмо? — Они меня у тебя забирают. Они тебя у меня забирают. — Они точно намерены попытаться. Софи не хотелось прикасаться к письму. Она бросила его на пол и встала на него. Затем подняла и прочитала снова. Смириться с оценкой «совершенно неподходящие» она не могла. — Думаешь, если бы я носила юбки… И не сутулилась бы… Или была бы красивее… Или, не знаю, милее… Они бы разрешили мне остаться? Чарльз покачал головой. Софи с удивлением заметила, что он молча плачет. — Что теперь? — Она сунула руку к нему в карман, вытащила носовой платок и вложила его Чарльзу в руку. — Вот. Чарльз, прошу тебя, скажи что-нибудь. Что мы теперь будем делать? — Прости меня, дитя мое. — Софи никогда прежде не видела, чтобы человек был настолько бледен. — Боюсь, нам ничего не сделать. Вдруг Софи поняла, что больше этого не вынесет. Она бросилась в свою комнату, спотыкаясь о ступеньки. В глазах стояли слезы, и все вокруг расплывалось. Не думая, Софи схватила кочергу и ударила ею по футляру от виолончели. Тот с громким треском раскололся. Она ударила по кувшину с водой, стоявшему возле кровати, и осколки разлетелись по подушке и одеялу. Снизу донеслось восклицание, по лестнице застучали шаги. Софи топтала и пинала футляр. Во все стороны летели щепки крашеного дерева. Если вы никогда не разбивали кочергой деревянный ящик — попробовать стоит. Через некоторое время Софи почувствовала, что снова может дышать. — Я никуда не уйду, — шептала она при каждом ударе. — Никуда не уйду. Хотя по лицу Софи по-прежнему текли сопли и слезы, теперь они ее не душили. Она вошла в ритм — удар, вдох, удар, вдох. — Не уйду, — шептала она. — Нет. — Бах! — Нет. — Бах! — Нет. Только через несколько минут она поняла, что Чарльз стоит на пороге. — Ты жива, дорогая? — Ой! Я просто… — Что ж, весьма разумно. — Он осмотрел комнату, а потом взял Софи за руку и повел в ванную. — Без горячей воды здесь не обойтись. Больше он ничего не сказал, поэтому Софи осталось лишь свернуться клубочком на груде полотенец, икая и шмыгая носом, пока Чарльз внизу ставил на плиту все имеющиеся у них кастрюли, чтобы нагреть воду, а потом поднялся и добавил в горячую ванну сушеную лимонную кожуру и мяту. — Полчаса не вылезай. У меня дела. Спокойно сидеть в ванне Софи не могла. Вместо этого она мерила комнату шагами и стучала по стене, пока снизу не раздался голос Чарльза. — Залезай в ванну, Софи, и побрызгайся немного. Не поверишь, но брызги порой творят чудеса. Софи забыла, что ванная находилась как раз над кухней. Вздохнув, она разделась и сердито стащила ботинки. — Ну все! — крикнула она. — Я залезла. Теперь надо было действительно залезть в ванну, иначе получилось бы, что она солгала. Горячая вода доходила ей до пупка, а лимонная кожура липла к ногам. Как только она полностью погрузилась в горячую воду, гнев как ветром сдуло. Софи обмякла и легла в ванну. Сердце ее тоже обмякло. Из головы вылетели все мысли. Наконец выбравшись из ванны, она добрела лишь до коврика в своей спальне, как вдруг ее колени подогнулись и она упала, завернутая в полотенце. Она лежала там в полудреме и смотрела в пустоту. Постепенно пустота сменилась чем-то. По стене запрыгал солнечный зайчик, и очень долго Софи смотрела на него невидящими глазами. Она обернулась к груде деревянных щепок, в которую превратился ее футляр от виолончели, и попыталась определить, что отражает свет. Вдруг кровь прилила к ее щекам, и Софи вскочила на ноги. Зеленая суконная подкладка не до конца оторвалась от длинной щепки крашеного дерева. Софи схватила щепку и посадила занозу в большой палец. — Ай! Черт! Под зеленым сукном к дереву была прибита медная табличка. Отражаясь от нее, лучик солнца танцевал в дальней части комнаты. На табличке был адрес. Но не английский.