Не надо было мне так сильно влюбляться в Бакирова, ведь теперь у меня такое ощущение, что я лечу в бездну по нему. И в яме этой торчат острые копья, на которые я вскоре со всей дури упаду. Глава 28 До новой поставки остается меньше недели, и мы с Тохой активно ее прорабатываем. На этот раз по-тихому, осторожничая, не выводя обсуждение даже за пределы кабинета в клубе. Теперь профит должен быть в три раза больше, чем в прошлый раз, однако и риски тоже выше. Постепенно мы откатываем нашу систему и снова начинаем подниматься. Тураев от яда уже не то что в спину мне дышит, он толкается в нее копытами, видя, как быстро я начал подниматься, а он нет. Мы почти не спим, парни всегда наготове, и малейшее дуновение Тура в мою сторону породит войну. Кровавую и жестокую, так как сейчас мы грыземся за каждый кусок хлеба, изнывая от дикого голода и невероятной жажды. Налаживать связи за границей должен был Хаммер, но я специально еду вместо него. Чтобы не видеть ее. Эту девочку, которую нельзя трогать и которую я и так чуть не трахнул тогда в кабинете. Меня нет больше полугода, и я надеюсь, что за это время мое наваждение пройдет, но, как только возвращаюсь и снова вижу ее, понимаю, что нет. Ни хрена! Хуже только стало, намного хуже, чем было раньше. Ангел подросла за эти месяцы, и если раньше от нее взгляд нельзя было оторвать, то теперь она вообще расцвела, превратившись из девочки-подростка в молодую девушку, на которую пускали слюни все в клубе и даже около него. Хуже того, эта кукла что-то сделала со своей формой, перешила, что ли, ее, и теперь она не висела на ней, как тряпка, а обтягивала ее, показывая тонкую осиную талию, округлившуюся задницу и красивые худенькие бедра. И даже в этой неприметной форме Ангел выглядела лучше моих танцовщиц, и каждый, блядь, раз мне хотелось взять одеяло и завернуть ее в него до самого подбородка. Чтобы никто ее не видел, и я тоже. Чтобы не мог пялиться на Ангела, потому как мое терпение было уже на исходе, а эта сучка, похоже, этого и добивалась. Не знаю, что ей там в башку стукнуло, но за это время она начала одеваться в платья, делать что-то с волосами и научилась хлопать своими ресницами так, что мне уже просто рвало чердак. Я знаю все, чем эта девочка дышит, про учебу, курсы, подготовку к поступлению, даже если мы с ней не говорим. Стараюсь не соваться в клуб лишний раз, а если и прихожу, то с ней не базарю, не глазею, однако получается все равно херово. С какого-то перепугу малая начинает обижаться на меня, но я терплю ее закидоны ровно до того момента, пока Ангел не переступает черту, заявившись в клуб с этим хреновым сосунком, который ее лапает прямо, блядь, у меня на глазах! Я думаю, что грохну его на месте прямо у своего же клуба. Сам не понимаю, как сдерживаюсь, наверное, из последних сил. Этот щенок голодно пялится на мою девочку, тогда как малая этого даже не замечает. Он уже, видать, десять раз трахнул ее мысленно, пока эта дурочка лишь глазами своими изумрудными хлопает, что, конечно, выводит меня из себя. И вот вроде дела мне никакого до нее нет, и не нужна она мне, а мне все равно не похер. Как только представлю, что Ангел будет зажиматься с кем-то, так и кулаки сами собой сжимаются. Я думаю, что спокойно проведу беседу с ней на этот счет, однако выходит наоборот. Ангел с какого-то хрена начинает защищать этого дебила, и я просто не выдерживаю. Как только про поцелуи начинает лепетать, мне хочется открутить ей башку. Не знаю почему, она ведь не женщина моя, она просто… моя. До мозга костей уже и даже больше. Как только наорал на нее, Ангел затихла, однако это ее “ненавижу” больно бьет под дых. Она выскакивает из кабинета как ошпаренная, а я врезаю кулаком по столу. Снова, снова и снова. Все же ломаю его, не выдерживает он, как и я. Провожу рукой по лицу. Не понимаю, какого черта со мной. Она же никто для меня, ну вот вообще никто, да вот только это уже ложь. Эта девочка моя, пусть и трогать я ее запрещаю сам себе, все равно. Рано ей. Пусть учится, пусть еще книжки свои тягает, но не обжимается ни с кем! В этот вечер меня не отпускает ни через час, ни через пару. Как она там пела? Я ей никто, будет целоваться и спать, с кем захочет? Ну-ну, блядь, посмотрим. Я не помню, как нажираюсь просто в хлам. Помню только, что хочу поехать домой, однако какого-то черта я рулю к ней. Ночью. *** Я не могу уснуть в эту ночь, поэтому просто читаю, пока не слышу глухой звук у двери, словно кто-то… лупит по ней кулаком. Выбравшись из своего кокона одеяла, осторожно подхожу к двери. Уже час ночи, и я совсем не жду гостей. Осторожно дверь открываю, чтобы встретиться с ним… с Бакировым. – А спросить, кто там, забыла? Низкий бархатный голос, прокуренный и хриплый. Бакиров стоит на пороге, облокотившись на косяк двери. Его почему-то сильно качает. – Извините. Вы… ко мне? Осторожничаю. Михаил Александрович выглядит мрачным, и от него опасно веет алкоголем. – Пустишь? Ответить мне не дают, так как мужчина проходит в квартиру мимо меня, даже не разуваясь. Осторожно закрываю дверь. Вот так гости у меня. Бакиров проходит по коридору, я плетусь за ним. – Хотите чая? – Хочу, – басит и, пошатываясь, заходит на кухню. Я ставлю на плиту чайник, наспех мастерю чай и подаю с печеньем, на которое мужчина даже не смотрит. Вместо этого он смотрит… на меня. Каким-то тяжелым, захмелевшим темным взглядом. Я стою перед ним в простой майке и пижамных шортах, открывающих ноги, и, кажется, Бакирову не нравится мой наряд. – Иди. – Куда? – Оденься. Нормально. Михаил Александрович голову опускает, словно ему неприятно смотреть на меня в одной пижаме, и я послушно киваю, возвращаясь уже в огромном махровом халате до пят. Бакиров все так же сидит за столом. Чай не тронут, печенье тоже, однако он весь напряженный какой-то, дышит тяжело, страшно. Как меня видит, поднимается и подходит. Так близко, прямо в стол заставляет вжаться и поднять на него глаза, вдохнуть запах, который безумно нравится мне, пусть сейчас он и смешан с ароматом спиртного. – Михаил Александрович, у вас случилось что-то? – Да. Ты. Ты случилась, маленькая. Замираю, когда его рука тянется к моему халату, однако он не касается его, на полпути сжимает огромную руку в кулак, еще сильнее напрягаясь. – В смысле? – В прямом. – Я не понимаю… При этом Михаил Александрович сглатывает и ставит обе руки на стол таким образом, чтобы я вплотную прижалась к столу спиной, оказавшись в капкане. Вырваться некуда, да и смысла особого нет, однако я понимаю, что Бакиров пьян сейчас и, похоже, он мало контролирует себя. Его заметно покачивает, и я начинаю нервничать. Мы уже это проходили, и тогда мне было очень больно, когда он сперва меня так сладко поцеловал, а после прогнал, точно ненужного щенка. Повторения той боли я не хочу. – Мне это… спать пора. – Конечно. Такие девочки, как ты, уже давно спать должны. Да, Ангел? Боже, как он имя мое произносит. С хрипотцой, словно каждую букву смакуя, а я в глаза его смотрю. Темные, пьяные, опасные, которые так нравятся мне. – Михаил Александрович, извините, что сегодня сказала, что ненавижу вас. – А что ты меня? Любишь? Поджимаю губы. Мне хочется сказать “да”, однако нужно ли ему это “да”? Наверное, нет. – Напугал я тебя сегодня, да, Ангел? Вздрагиваю, когда Бакиров руку поднимает и проводит сбитой костяшкой по моей щеке. Нежно, хоть и лапа у него грубая, большая, как у медведя. Вижу, как сильно он сдерживается, как не хочет причинить мне боль. Я же вся трепещу просто от его прикосновения, и так хочется еще, аж тянусь к нему. Как мотылек на пламя. – Нет. Нисколько. – Вре-ешь, – усмехается так опасно и красиво одновременно, ближе ко мне подходит, вжимает собой в этот стол, и я чувствую, как сильно он возбужден. Животом чувствую, там все просто каменное у него. – Маленькая лгунья. – Заправляет волосы мне за ухо нежно, заставляя просто трепетать перед ним. – Ну что ты смотришь так на меня? Не нравлюсь? Тот сосунок тебе больше нравится? – Нет… Не говорите так.