— Мэр, каждый раз, когда я прохожу перед банком, я крещусь и у меня появляется желание принести цветы. Впечатленный его словами, Мэр поинтересовался причиной: — Почему, Бартоломеу? Непочтительный последователь Учителя ответил: — Потому что именно там я похоронен. Оба рассмеялись. Люди, стоявшие близко к двум паяцам, тоже засмеялись. На некоторое время они забыли, что присутствуют при ужасной сцене. — Мне нужно заняться цветоводством, hombre[6], — с сарказмом сказал Мэр. Видя, как эти двое издеваются над ним, лопаясь от смеха, самоубийца задрожал в бешенстве. Он уже не знал, убивать ли ему себя или убить их. Они украли у него внимание толпы. Но этого было мало, Краснобай начал говорить о других причинах, по которым люди себя убивают. — Пробудись, мальчишка! Вам было стыдно? Вас оклеветали? С вами поступали несправедливо? Со мной было гораздо хуже. Я был изгнан, исключен, на меня надевали наручники, я был связан, схвачен. Говорят, что я неисправимый бродяга, неизлечимый сумасшедший, бесхарактерный пьяница. — Но вы такой же, Краснобай. — Я? Но люди забывают. — Потом он использовал оружие, направленное на самоубийцу: - Довольно бегать от своей маленькой депрессии! У меня уже была одна побольше. Меня не выдерживал даже мой психиатр. Вам изменила жена? Мне изменяли пять раз! У самоубийцы начался нервный приступ. Его лицо перекосилось от тика. Молодой человек почесывал голову, сопел, ему хотелось, чтобы у него появилась пара крыльев и он смог подлететь к обоим и вцепиться им в глотки. — Тебе изменили пять женщин, Краснобай? — Пять, Мэр. Женщины не знают, что они потеряли. C’est la vie, my friend[7], — сказал Бартоломеу, смешивая французский с английским. Потом подошла очередь для нападок Мэра. — Ты бегаешь от тещи? — спросил Мэр. — Мне доводилось получать нахлобучку от трех тещ. Одна из них чуть было не засунула меня в микроволновку! — Ну вы и негодяй, Мэр. Вы заслужили того, чтобы вас сварили живьем, — сказал Бартоломеу, поворачиваясь спиной к юноше, который хотел умереть. Мэр стал говорить, что он был не виноват, и, чтобы не оставлять места для сомнений, рассказал об одной из своих перипетий с бывшими тещами. — Я бы предпочел отправиться на войну, чем сражаться с истеричной тещей. Губы юноши, находившегося на монументе, дрожали. Он был похож на льва, готового зарычать. Изумленная толпа теперь не знала, смеется он или плачет. А Краснобай бросил еще больший вызов разочарованному самоубийце: — Хотите умереть из-за понесенных утрат? Я потерял больше, чем вы, сеньор Летнее Мороженое! Я потерял отца, мать, брата, супругу, дядей, племянников, друзей, должность, уважение, дом. — И даже стыд на лице, — добавил Мэр. — Но я не утратил веру в жизнь! — смело возразил Бартоломеу. Сразу же после этого Мэр начал демонстрировать боксерские движения. Он подпрыгивал и скакал, приговаривая: «Сразитесь с этими кулаками, сеньор Мякиш». И поскольку Мэр был наихудшим из борцов, он споткнулся о собственные ноги, вытянул правый кулак вперед и, сам того не желая, нанес удар прямо в челюсть Краснобая. Тот не упал, но зашатался. — Где это я? — спросил Краснобай. От головокружения он часто заморгал, увидел Монику и воскликнул: — Какое красивое место! — После этого он посмотрел на меня, пришел в себя и осведомился: — Ты ищешь пощады, Суперэго? Тебе никогда не приходилось получать удар от лжедруга? — И он притронулся к челюсти. Саломау принялся показывать свою навязчиво-назойливую невоспитанность: желание всунуть указательный палец в какую-нибудь дырку. Но он не нашел ни одного свободного отверстия. Внезапно его взгляд уперся в Эдсона Чудотворца, молящегося, чтобы какой-нибудь ангел пришел на помощь молодому человеку. Он увидел, что у того есть свободное ушное отверстие и во второй раз вставил ему палец прямо в центр уха. Эдсон поднял шум, прыгнул вперед и заорал, думая, что это какой-то демон хочет овладеть им — Изыди, неистовый дух, из этого тела! Конечно, профессору социологии в такую минуту не рекомендовалось улыбаться, но я не сдержался. Я закрыл рот ладонью, чтобы из меня не вырвался взрыв хохота. К счастью, сразу после этого появились полицейские Решив разобраться с двумя возмутителями спокойствия праздношатающимися бродягами, они схватили их за волосы, скрутили и надели на них наручники. Они хотели забрать их в полицейский участок за попытку совершения убийства. Самоубийца пришел в восторг при виде этого. Наконец-то он покончит с жизнью спокойно. Но внезапно появился персонаж, который чуть не убил меня, вызвав волну страха: профессор Журема. Со своими седоватыми волосами, с лицом, отмеченным шрамами времени, но с хорошим макияжем, с подкрашенными губами, в бежевых брюках, безупречно подходящих к белому блейзеру, с видом человека, который никогда не лжет, она прервала действия полицейских. Она прокричала: — Успокойтесь! Успокойтесь! Мы — одна семья! Полицейские не поняли, но смягчились, приостановив свои действия, чтобы разобраться, что происходит. Она объяснила: — Мы — одна семья. — Что? Сеньора, эти двое и парень на вершине памятника из одной семьи? — поинтересовались изумленные полицейские. Обняв Бартоломеу и Барнабе, она подтвердила: — Да! Разве не видны общие черты? Мы все — одна семья. — После этого Журема посмотрела на обоих помешанных учеников и сказала им: — Не тревожьтесь, дорогие мои, я здесь. — А что, самоубийца тоже ваш? — несколько смущенно осведомился у Краснобая мускулистый полицейский цвета чечевицы. Тот подтвердил, сказав: — My brother младший. Услышав это, самоубийца почувствовал, что у него стали появляться экстрасистолы, его сердце начало замирать. Казалось, с ним вот-вот случится инфаркт. На его глазах образовалась самая невероятная семья, которая когда-либо ступала по этой земле. Глава 12 Очень сумасбродная семья Потрясенные полицейские отпустили их. У них могли вызвать сомнения бродяги, но не пожилая сеньора. Заинтригованный происходящим, Барнабе взял за руку Бартоломеу, и они вместе подошли к профессору Журеме и спросили ее тихонечко: — Он из семьи? — Да! — подтвердила она. Но какая семья? — поинтересовался любопытный Бартоломеу. — Сумасшедших, черт побери! — объяснила профессор. — Проклятие, он такой же! — Бартоломеу посмотрел вверх и сказал: — Да, мне это лицо знакомо. Самоубийце стало любопытно узнать, что происходит у него под ногами. Маскируя свои действия, он напрягся, чтобы расслышать, о чем они шептались. Он знал только, что не было ничего хорошего. После этого оба нарушителя спокойствия поблагодарили донью Журему: — Спасибо, бабушка! Донья Журема была довольно пожилая, но это слово ей не понравилось. Она заявила: — Нет, не бабушка, мамаша. Сказав это, она пробудила у них сыновнюю любовь. Они оба были брошены отцом и матерью. После того как профессор усыновила их на площади на глазах у всех, они схватили ее за руку, прильнули к ее губам и стали целовать. Возможно, думая о ее наследстве, они стали говорить: — Мамаша, мы вас любим. Вы спасли нас! Вы и прочие! Старушка безнадежно пыталась отбиться от их поцелуев. И, разочаровывая их, закричала: — Ладно! Ладно! Я — бабушка. Но в сумятице Мэр случайно поцеловал ее в губы. Она вырвалась, плюясь в одну сторону, а он в другую. Ситуация получилась настолько смешной и странной, что самоубийца перестал быть главным героем, а стал второстепенным в труппе. В этой толпе он превратился в наблюдателя смятения, вызванного командой продавцов грез. Как только профессор заявила, что она бабушка Бартоломеу и Барнабе, остальная часть группы присоединилась к празднику. Саломау, Димас, Моника и Эдсон начали целовать и обнимать ее и называть бабулечкой. Я был единственным, кто старался держаться вдали от происходящего. В этот момент дух политика еще раз спустился на Барнабе. Повернувшись к толпе, он постарался объяснить необъяснимое: — Дорогая и уважаемая публика! Мы — потомки благородного сословия. Эта цветущая женщина, — он указал на профессора Журему, — отвечает за касту мафиози. Не тревожьтесь. Мы решаем наши семейные вопросы. Этот человек — наш брат. Я посмотрел на самоубийцу и увидел, что тот, остолбенев от страха, недоверчиво уставился на бродяг. Все это походило на кошмар. Он плевался без остановки, казалось, что ему хотелось изрыгнуть огонь изо рта. Когда его обозвали мудаком и унизили, это еще было терпимо, но быть принятым в семью тронутых казалось немыслимым, поразительным. Он утратил желание умирать, у него было только желание дать выход своему гневу, отвесить оплеухи остановить этот праздник. И он выбрал себе цель. Посмотрев на свою жизнь со стороны, он бросил пристальный взгляд на собравшихся и подумал, что зашел слишком далеко. Но поскольку он не мог остановиться, парень решил подождать дальнейшего развития событий. Внезапно, дабы обострить происходящее, профессор Журема попросила, чтобы ее подняли на плечи двух непослушных. Те из-за количества выпитого держались на ногах не совсем твердо. Но они присели на корточки и усадили ее на плечи. Журема двигалась то туда, то сюда и несколько раз чуть было не упала, но поскольку она в юности занималась классическим балетом, ей удалось сохранить равновесие. Теперь на сцене было двое воинов. Самоубийца стоял на плечах чугунного всадника, а пожилая профессор Журема была на плечах двоих диких скакунов — Бартоломеу и Барнабе. Я надеялся, что профессор на этот раз станет деликатно обходиться с юношей, но, к моему удивлению, она вдруг посмотрела на молодого человека и нанесла ему фатальный удар. — Спускайся оттуда, сеньор беглец! Иди сюда, и бабушка надает тебе по твоей пухленькой заднице. Что? Профессор Журема, доктор психопедагогики, знаменитая, уважаемая в преподавательской среде писательница имела смелость противостоять самоубийце на уровне Краснобая и Мэра? Я чуть было не упал в обморок, услышав то, что она сказала. Осознав, что старушка бросает ему вызов, молодой человек почувствовал головокружение, мир стал вращаться вокруг него. Он был настолько ошеломлен, что упал на круп лошади, расставив ноги.