– Да? – Извини, что так поздно звоню, Лебье. Это Харри Хоули. – Хоули? Что случилось? Сколько сейчас в Норвегии? – Не знаю. Слушай, я не в Норвегии. Ерунда вышла с самолетом. – Что еще? – Он меня не дождался, скажем так. А поменять билет не так-то просто. Ты мне должен кое в чем помочь. – Выкладывай. – Встретимся у квартиры Отто Рехтнагеля. Прихвати с собой отмычки или, если ты с ними не в ладах, – лом. – Ладно. А в чем дело? – Все путем. Appreciate it, mate[85]. – Все равно не спалось… – Алло? – Доктор Энгельзон? Я по поводу трупа, меня зовут… – Да мне плевать, как вас зовут! Время… три часа ночи, спросите доктора Хансона, у него сегодня дежурство. Спокойной ночи. – Плохо слышно? Я сказал, спокой… – Это Хоули. Не бросайте трубку, пожалуйста. – Тот самый Хоули? – Рад, что вы меня запомнили, доктор. В квартире, где нашли тело Эндрю Кенсингтона, я обнаружил кое-что интересное. Мне нужно посмотреть на него, то есть на его одежду. У вас ведь она осталась? – Да, но… – Через полчаса встретимся у морга. – Дорогой мистер Хоули, но я на самом деле не… – Не заставляйте меня повторять, доктор. Исключение из ассоциации врачей, иски от родственников, газетные статьи… продолжать? – Все равно я не успею через полчаса. – Сейчас на улицах пробок нет, доктор. Думаю, вы успеете. Маккормак вошел в кабинет, закрыл дверь и встал у окна. Всю ночь шел дождь – летняя погода в Сиднее, как всегда, была переменчивой. Маккормаку было за шестьдесят, он достиг того возраста, когда полицейские уходят на пенсию, и, как многие пенсионеры, когда оставался в комнате один, разговаривал сам с собой. Обычно он бросал короткие будничные замечания о вещах, на которые другие, по его мнению, внимания не обращали. – Сегодня ведь тоже не распогодится? Нет, конечно же нет, – говорил он, слегка покачиваясь на каблуках и поглядывая на свой город. Или: – Сегодня пришел раньше всех. Да, да, да… Он повесил пиджак в шкаф и вдруг обнаружил в комнате какое-то шевеление. Мужчина на диване, которого он сразу не заметил, чертыхался, пытаясь из лежачего состояния перейти в сидячее. – Хоули? – удивился Маккормак. – Извините, сэр. Я думал, ничего, если я тут прикорну… – Как ты здесь оказался? – Я так и не сдал пропуск. Меня впустили. Ваш кабинет был открыт, а раз уж я все равно хотел поговорить с вами, то и зашел. – Ты же должен быть в Норвегии. Оттуда звонили. Выглядишь отвратно, Хоули. – И что вы ответили, сэр? – Что ты, наверное, решил пойти на похороны Кенсингтона. Как представитель Норвегии. – Но как… – Ты дал авиакомпании свой рабочий телефон, и когда за полчаса до рейса ты не появился, они нам позвонили. Все было понятно. И уж совсем все стало понятно после приватной беседы с директором отеля «Кресент». Мы пытались тебя разыскать, но безуспешно. Я знаю, каково это, Хоули. Давай не будем поднимать шум – после всего происшедшего тебя можно понять. Главное, с тобой все в порядке, и следующим рейсом ты полетишь в Норвегию. – Благодарю, сэр. – Не за что. Попрошу секретаря договориться с авиакомпанией. – Но прежде, чем вы это сделаете, сэр… Сегодня ночью мы кое-что провернули, и хотя эксперты пока не дали заключения, я знаю, какими будут результаты, сэр. Несмотря на смазку, старый вентилятор сломался, и его заменили. Новый был больше и работал почти бесшумно. Харри отметил, что в мире и без его участия все идет своим чередом. Из присутствующих не в курсе дела были только Уодкинс и Юн, но Харри начал с самого начала: – Когда мы обнаружили тело Эндрю, на улице было светло, и мы не заметили подвоха. И когда я узнал время смерти, то тоже сразу не сообразил. Только потом я вспомнил, что, когда мы вошли в квартиру Рехтнагеля, свет был выключен! Если все происходило так, как мы думали, получается, что Эндрю, находясь в наркотическом опьянении, пробирался от двери до табуретки через всю комнату в полной темноте – в два-то часа ночи, а потом, стоя на шатком табурете, пытался сделать себе петлю. Повисла тишина. Харри подумал, что, как бы тихо ни работал вентилятор, звук все равно действует на нервы. – Да, забавно получается, – сказал Уодкинс. – А может, не в полной темноте? Может, был какой-то свет с улицы? – Мы с Лебье были там сегодня в два часа ночи. Темно, как в могиле. – А может, свет все-таки горел, но вы этого не заметили? – спросил Юн. – Это же было днем. А выключить его мог кто-нибудь из наших и позднее. – Чтобы снять Эндрю, мы перерезали шнур ножом, – объяснил Лебье. – Я специально проверил выключатель, чтобы нас не ударило током. – Хорошо, – сдался Уодкинс. – Предположим, он повесился в темноте. Кенсингтон – тот еще чудак. What else is new?[86] – Но он не вешался в темноте, – сказал Харри. В глубине комнаты кашлянул Маккормак. – Вот что мы нашли в квартире Рехтнагеля. – Харри достал лампочку. – Видите бурое пятно? Это след от ожога. А вот во что был одет Эндрю, когда мы его нашли. – Харри показал белую рубашку. – «Не гладить». 60 % вискозы. Вискоза оплавляется при 260 градусах по Цельсию. Поверхность лампочки нагревается до 450. Видите, такое же бурое пятно осталось на нагрудном кармане. Здесь с ним соприкасалась лампочка. – Потрясающее знание физики, Хоули, – сказал Уодкинс. – И что, по-твоему, случилось? – Одно из двух, – ответил Харри. – Либо кто-то приходил до нас, увидел, как Эндрю висит под потолком, и выключил свет. Проблема в том, что единственные имеющиеся ключи от квартиры были обнаружены у Отто и Эндрю. – Но ведь в квартире защелкивающийся замок, – заметил Уодкинс. – Может, этот кто-то зашел и положил ключ в карман Эн… нет, тогда непонятно, как вошел сам Эндрю. Уодкинс слегка покраснел. – Но суть ясна, – продолжал Харри. – У меня такая версия. У Эндрю вообще не было ключа от квартиры, и внутрь его впустил другой человек, который либо уже там находился, либо вошел вместе с Эндрю. Вот у него ключ имелся. Этот человек был в квартире в момент смерти Эндрю. Потом он положил ключ в карман Эндрю, чтобы все выглядело так, будто он вошел сам. В пользу этого говорит и то, что ключ не висит на одной связке с остальными. Потом он выключил свет и, уходя, защелкнул замок. Пауза. – То есть ты считаешь, что Эндрю Кенсингтона убили? – уточнил Уодкинс. – Допустим. Как? – Полагаю, сначала Эндрю заставили вколоть себе слишком большую дозу героина. Очевидно, под дулом пистолета. – А почему он сам не мог этого сделать, до того как пришел? – спросил Юн. – Не думаю, что такой осторожный и опытный наркоман, как Эндрю, мог случайно допустить передозировку. И потом, у Эндрю для этого просто не хватило бы героина. – А зачем его вешать? – Передозировка не дает стопроцентной гарантии. И неизвестно, как бы повел себя его организм. Может, Эндрю протянул бы достаточно, чтобы успеть все рассказать. Главное – лишить его возможности сопротивляться, чтобы без особого труда затащить на табурет и обмотать провод вокруг шеи. Кстати, о проводе. Лебье? – Эксперты проверили провод, – начал Лебье, пожевывая зубочистку. – Провода, которые висят под потолком, обычно не моют. И мы предполагали, что там есть отпечатки пальцев. Но провод оказался чистым как… э-э…