— Вам применили меру пресечения — содержание под стражей — потому, — спокойно стал объяснять Гуров, — что вы своими действиями могли навредить следствию и уйти от правосудия как сами, так и помочь сделать это соучастникам совершенных вместе преступлений, а также тех, в которых вы лично участия не принимали. — Чего-чего? — нахмурился Карнаухов, явно потерявший нить рассуждений Гурова в самом начале. — Да чтобы ты не удрал, — коротко пояснил Крячко, сидевший у окна верхом на стуле. В комнате для допросов следственного изолятора было душно, и Карнаухов начал потеть и от этого, и от страха, и от слабости после длительного запоя, из которого его вывели медикаментозно. Сейчас он наверняка ощущал слабость, но Гуров вспоминал труп в разбитой машине, которую лично Карнаухов сваливал из кузова своего «КамАЗа», и жалость к нему мгновенно улетучивалась. — Давайте не будем играть в игру. «Дяденьки, я ничего не знаю, я ни в чем не виноват», — сказал Гуров спокойно, разглядывая свои ногти. — Если уж вы здесь, значит, доказательств достаточно, чтобы засадить вас далеко и надолго. Помощь следствию, естественно, приветствуется и поощряется. Давайте говорить о деле. Или вы еще хотите покуражиться? — Это вы куражитесь надо мной, — скривил тонкие губы Карнаухов. — Человеку плохо, у человека несчастье, а вы мучаете. Фашисты! У меня права забрали, а машина для меня — это хлеб. И никак мне вашего брата не уговорить, все только взятки ждут, а где мне денег на взятку взять? Я в отличие от вас эти денежки собственными руками зарабатываю, баранку кручу. — Ах ты, гавн… — Крячко начал подниматься со стула, но Гуров, строго глянув на напарника, заговорил сам: — Значит, так, гражданин Карнаухов! Аварию вы совершили в состоянии алкогольного опьянения, а законом в нашей стране запрещено управлять транспортным средством в пьяном виде. Это раз! Второе, ваш демарш с аварией на трассе и помятым бампером не более чем попытка скрыть следы преступления. Ваша машина приметная, у нее был чуть помят бампер. Капитан Поляков узнал об этом только тогда, когда вы уже погрузили разбитую машину «Ауди» к вам в кузов и вывалили ее ночью 18-го числа в кювет на Новорижском шоссе. И он приказал вам напиться и врезаться этим бампером в железный отбойник на трассе. Но поздно, Карнаухов, есть свидетель, который видел вас с этим бампером после совершения преступления. — Чего? — еще больше побледнел арестованный. — Заткнитесь пока, — брезгливо посоветовал Гуров, — я не закончил. Потом вам будет предоставлено слово. Итак, ваша машина. На нее вы повесили номера с угнанной до этого автомашины марки «КамАЗ» с цифрами «267», что тоже опознано свидетелями, экспертиза уже проведена, следы смены номеров налицо, осколки разбитой оптики в вашем не так тщательно выметенном кузове найдены и сравнены со стеклами «Ауди». — Ишь ты! — попытался засмеяться Карнаухов, но лишь скривился в какой-то нервной судороге. — По ушам мне ездите! — По ушам? — зло прошипел Крячко, поняв по взгляду Гурова, что можно предъявить арестованному нужные фотографии. — Тогда гляди сюда, Карнаухов! Вот на эти снимки. Специально для тебя на бумаге печатали, чтобы в камеру с собой тебе их отдать, пусть под подушкой лежат, мирно спать помогают. Вот! — Он шлепнул на стол первый снимок. — Это Лобачев, спортсмен, который не захотел грязных денег с тотализатора и пошел наперекор твоим хозяевам. Они убили его за честный спорт! Смотри, это его труп. А вот это его труп после эксгумации. Неприятно? Нам тоже, но пришлось доставать его из могилы, потому что появилась возможность узнать, чем его отравили. И доказали. А вот это твой родственник Поляков! Смотри, не отворачивай лицо! Не нравится? А его отравили тем же, чем и Лобачева. Карнаухов пытался судорожно сглотнуть слюну, но в пересохшей глотке у него все слиплось. Он только дергал шеей и смотрел во все глаза на фотографии. Лобачева он, видимо, не знал, даже мог не слышать о нем, а вот фотография мертвого родственника и непосредственного руководителя криминальных делишек его явно шокировала. — А вот это фотография вообще невинного человека, к вашим делам никак не причастного. Его просто нашли на улице и убили, чтобы подложить в ту самую машину, которую ты сваливал ночью на дороге. Смотри, вот он при жизни, с паспорта фотография, а вот что с ним сделали твои дружки. Нравится власть над людьми? — Вы дурак, Карнаухов, — неожиданно сказал Гуров, и арестованный поднял на него абсолютно круглые и бессмысленные от страха глаза. — Дурак потому, что не понимаете, что вы были бы следующим. Если мы вас выпустим, вам и суток не прожить. Вы слишком много знаете. Они даже Полякова не пощадили. Ну, будете отвечать людям, которые вам, вообще-то, жизнь спасли, заперев сюда? — Это все… — Карнаухов стал тереть грудь под рубашкой, глаза его забегали по камере. — Это они Пашку, что ли, отравили? Так я же никого и не знаю, кроме него, я и не думал, что там еще кто-то есть. — Спокойно, Карнаухов, спокойно, — строго приказал Гуров. — Давайте по порядку. Как, когда вам Поляков предложил помогать ему? — Да я и не помогал ему раньше, — опустил тот голову. — Он на прошлой неделе попросил… сказал, что денег дадут за это дело. Мол, там большие люди замешаны, поэтому все будет шито-крыто. — Что попросил? — Ну, машину свалить в кювет. Говорит, она разбитая, а чтобы хорошему человеку не предъявляли претензий, ее надо свалить, как будто авария была. И пообещал, что никакого расследования не будет. Да и денег неплохих заплатят. — Дальше! — Приехал, — выдавил из себя Карнаухов, теребя теперь уже пальцами горло, как будто не мог что-то проглотить. — Куда? В какое место? — В карьер, это неподалеку от Михалково. Приехал, а машина уже с разбитым передком. Ее там вниз спустили под откос, она и в лепешку. Погрузчиком мне в кузов, значит, поставили и сказали ехать. — Не спеши! Кто еще был в карьере, кто сказал ехать? — Пашка был. Он и командовал. А те, кто помогали, я их не разглядел, в темном они были. А когда машину погрузили, Пашка и велел ехать. Сам со мной в кабину сел. В форме. Чтобы, говорит, не тормознули меня по пути. Около часа сыщики вытягивали из арестованного фразу за фразой, прежде чем им стала понятна картина преступления. Видимо, Карнаухов не врал, что не знает, в какой момент в разбитую «Ауди» посадили труп. Место, где находится карьер, он показал на Яндекс-карте точно. Оттуда действительно ехать до места, где была найдена машина, всего минут десять по проселкам, потом по второстепенным дорогам. — Я правда не знаю тех людей, которые над Пашкой стоят! — клялся Карнаухов. — И номера откуда взял, тоже не знаю. Не угонял я ту машину. Пашка принес и сказал переставить, а когда вернусь домой, снова свои номера поставить, а эти утопить в реке. Я и бросил. Потом он увидел, что у меня бампер чуть смят, да ту машину вспомнил, которая нас из посадок осветила фарами. Вот и придумал, чтобы я… выпил и врезался… — И что, Поляков совсем не намекал, кто тот большой начальник, который над ним стоит? Из полиции он или, может, из мэрии? Или… — Из полиции, это Пашка говорил, точно, — оживился Карнаухов. — Говорил, человек с большими погонами у нас. Этот не сдаст, и его так просто не возьмешь. С такими дружить надо. — Фамилию называл или хотя бы ведомство? Из ГИБДД, уголовного розыска или еще откуда? — Не, этого точно не называл. В тайне держал. Говорит, не положено тебе знать. Глава 8 Самое главное, думал Гуров, набирая номер Киры, это не напугать девушку. Она и так после покушения на Иванчука и его смерти на ее собственных руках находится в подавленном состоянии, а тут опять он. Хотя девушка она стойкая, и психика у нее, как он убедился, гибкая и прочная. Вчера он посмотрел на Киру из окна машины. Внешне она не выглядела как человек, недавно перенесший сильнейший шок и нервное потрясение. Даже улыбалась какой-то подруге и ручкой ей махала. И в машину свою села ловко, завела и очень профессионально сорвала ее с места, вливаясь в уличный плотный поток. Правда, спустя несколько секунд следом не менее энергично тронулась еще одна машина. Номера Гуров не успел разглядеть. Серая «Хонда». Могло быть совпадением, а могло и не быть. Тогда сыщик и решил позвонить Кире и поговорить с ней. — Але! Лев Иванович! — не дав открыть ему рта, отозвалась девушка, как только в трубке прекратились длинные гудки. — Я уж думала, что вы совсем пропали, забыли меня. — Давайте увидимся, — нейтрально предложил Гуров, не вдаваясь в подробности. — Давайте. Я рада вам. Где вы хотите? В кафе? Или пригласите меня куда-нибудь? — Можно я приеду к вам на работу? — Ну, это скучно, но раз вы так хотите… — А может, я прямо сейчас и приеду? — Да, конечно! Подъехав к салону красоты, Гуров попросил остановить машину за квартал и дальше пошел пешком. Шел он неторопливо, присматривался к припаркованным машинам. Ему хотелось проверить, случайность была вчера с тронувшейся следом за Кирой серой «Хондой» или за ней кто-то следил. Вчерашней машины он не нашел, признаков скрытого наблюдения за салоном красоты тоже не заметил. Может, и совпадение, решил сыщик и вошел в салон, сразу окунувшись с головой в приятные запахи, которыми было наполнено по- мещение. Здесь пахло сразу всем: и шампунями с бальзамами, и горячими фенами, и какими-то ароматными масками. Женское царство. Мир иллюзий, хорошего настроения и омолаживающего превращения. Администратор, молодая приятная женщина с профессиональной улыбкой актрисы, увидев Гурова, кивнула ему как старому знакомому: — Вы Лев Иванович? Проходите, пожалуйста, Кира вас ждет. Скажите, какая предупредительность, усмехнулся про себя сыщик и свернул направо, где за ажурной стенкой из живых цветов в вазочках и кашпо виднелась дверь кабинета управляющей салоном. Кабинет у Киры был небольшой, но весь какой-то светлый, а свободные стены были увешаны дипломами, благодарственными письмами и какими-то сертификатами в рамочках. Кира выпорхнула из кресла и на секунду прижалась щекой к его щеке. Гуров еле сдержался, чтобы не отстраниться. Такое проявление сердечности начинало смущать и даже раздражать. — Ни чай, ни кофе предлагать не надо, — усаживаясь в свободное кресло, сказал он. — Я сугубо по делу. — Ну ладно, а я думала, что вы в гости, — грустно улыбнулась девушка. — Шучу, суровый полковник. А то подумаете еще, что соблазняю вас. Просто у меня душа такая открытая для всех. Отчего и страдаю. — Кира, вы как вообще? — спросил Гуров. — Успокоились немного? Все-таки переживания на вашу долю выпали нешуточные. — Да нормально все, Лев Иванович, — снова улыбнулась Кира, и снова в ее улыбке просквозила грусть. — Жизнь идет, цветы растут, деревья зеленеют. — Цветы отцвели, деревья пожелтели, на улице осень. — А я стараюсь о ней не думать как о поре увядания. Цветы должны цвести прежде всего в душе, и там же должны зеленеть кроны деревьев. И солнышку не мешало бы там же светить и греть. Так о чем вы хотели поговорить? — Я хотел узнать, как вы себя чувствуете. И если с вами все хорошо, тогда уж можно и поговорить. Скажите, с вами за эти дни никто не связывался из окружения Александра Андреевича? — Нет, — отрицательно помотала головой Кира и, отвернувшись, стала смотреть в окно. Гуров видел, как чуть подергивается ее горло, она явно пыталась сдержать слезы. Да, вся ее бравада, весь этот флирт — лишь маска, лишь игра, которая помогает уйти от реальности, прикрыть в памяти весь тот ужас, который она недавно пережила. Кира быстро справилась с собой и заговорила непривычно глухим голосом: — Вот так и бывает в жизни, Лев Иванович. Когда Саша был жив, мне и ручки целовали, и восторгались, и комплименты делали. А когда его не стало, все сразу позабыли про меня, как будто меня и не было. А, да что там говорить! — И даже Макаров не позвонил ни разу и не зашел? — Он всегда меня сторонился. Презирал, наверное. А может, просто у него голова все время забита была другим. — Кира, у меня к вам есть одна просьба или вопрос. Мы уже довольно далеко продвинулись в расследовании этого дела. Пока не спрашивайте меня ни о чем, я потом сам все расскажу, когда закончится это дело. Я хотел спросить, Александр Андреевич у вас дома ничего не хранил? — Вообще-то, он иногда работал на моем ноутбуке, когда бывал у меня. Почту просматривал, писал кому-то, может, это были и документы какие-то… не знаю, я же не заглядывала ему через плечо. А-а, он у меня фотоаппарат забыл! — Кира, поедем к вам домой, — попросил Гуров. — Это может быть очень важно. — Хорошо, — кивнула девушка. — Думаете, там что-то может быть, что прольет свет на причину покушения на него? — Думаю, Кира, именно об этом и думаю. Гуров сел в машину Киры и позвонил шоферу служебной машины, чтобы тот ехал за ними следом, назвав адрес Соломатиной. — Знаете, Кира, я хотел сказать еще вот что, — заговорил Лев, когда они отъехали от салона красоты. — Если к вам придут люди и будут просить какие-то материалы, какие-то записи, какие-то электронные носители, ведите себя так, как подскажет ваш внутренний голос. Можно позвонить сразу мне, чтобы я разобрался с этими людьми, но если вы посчитаете, что мне не стоит о них знать, то я пойму. Только помните, пожалуйста, что эти люди, скорее всего, преступники, что на их руках уже много крови только по этому делу, которым я сейчас занимаюсь. А сколько еще они принесли людям горя. Так что вам решать, остановить их или пусть гуляют. — Как вы интересно меня перед выбором ставите, Лев Иванович, — улыбнулась Кира. — Вроде и выбор предлагаете, но в то же время и выбора у меня нет. — Он есть всегда, — тихо ответил сыщик, глядя в окно. — Поверьте мне на слово.