Дознание оказалось долгим и нелегким испытанием для всей семьи Фарадей, в особенности, для дяди Вильяма, который, безусловно, был объектом наиболее пристального внимания со стороны коронера. Теперь все это было позади. Хотя тайна так и не была раскрыта, все почувствовали, что напряжение последних недель несколько спало. Еще за минуту до появления кузена Джорджа эту группу людей объединяло испытываемое ими облегчение. Даже у инспектора, казалось, отлегло от сердца. Он помирился с Кемпиоиом на второй день слушания и теперь направился к нему, но заметил испуганное лицо Джойс Проследив за направлением ее взгляда, он тоже разглядел широкое красное лицо и маленькие черные глазки Джорджа Мейкписа Фарадея. Этот человек на мгновение встретился взглядом с инспектором, а потом резко повернулся и растворился в толпе. Инспектор бросился за ним, но на его пути оказались стулья и скамьи, и к тому моменту, когда он выскочил на улицу, освещенную лучами заходящего солнца, преследуемый им человек исчез точно так же, как он исчез в прошлую их встречу в Томб-Ярде. Расстроенный неудачей, инспектор отказался от дальнейшего преследования и вернулся, чтобы присоединиться к остальным. Члены семейства Фарадей стояли у бокового входа, собираясь усесться в старую машину Кемпиона. Кемпион отделился от них и подошел к инспектору. — Послушайте, — сказал он, — вы видели этого малого? — Видел, — с горечью ответил инспектор. — Но он опять оказался слишком шустрым для меня. Я хотел бы поговорить с этим типом — и я это сделаю. Если он еще в городе, мы довольно быстро его отышем. Кемпион кивнул, но ничего не сказал в ответ, и инспектор снова заговорил огорченным тоном. — Дознание ничего не дало, как вам известно, — сказал он. — К черному списку не раскрытых полииией дел прибавится еще одно дело, если мы не добьемся результата. Плохо, очень плохо. Он говорил тихо, хотя никто не мог их слышать. V инспектора был мрачный и удрученный вид, и Кемпион пожалел бы его, если бы его не одолевали свои собственные заботы. — Что они собираются делать дальше? — спросил инспектор, кивая в сторону троих людей, стоявших у машины. — Миссис Фарадей велела лам всем приехать к ужину, — сказал Кемпион. — Мисс Блаунт возвращается сегодня вечером, хотя я очень не советую ей этого делать. А как насчет вас? Вы собираетесь уехать? — А вы? — спросил Стаиислаус. Молодой человек устало покачал головой. — Нет, — сказал он. — Я еще подожду. Честно говоря, я боюсь. V меня такое чувство, что самая главная часть этой истории еще не началась и может начаться в любой момент. — Он замолчал и бросил вопросительный взгляд на своего друга из-под стекол очков. Немного ворчливо инспектор ответил Кемпиону на его вопрос: — Сегодня вечером я не уеду, — сказал он. — И если вы нападете на какой-либо след, ради Бога, дайте мне об этом знать. Никаких действий у меня за спиной — с предварительными намеками или без. — Ладно, — ответил Кемпион. — А вы расскажете мне о своем разговоре с кузеном Джорджем, если вам удастся с ним поговорить. Оатс нахмурился. — От этого разговора я многого не жду, — сказал он со вздохом. — Дохлое, совершенно дохлое дело! Мне было это ясно с самого начала, после того, как я заметил это совпадение. Я не суеверный человек, но нельзя не обратить внимание на некоторые странные вещи, повторяющиеся снова и снова. Если мне удастся справиться с этим делом, я напишу на папке с материалами его название, «Божья кара», и запру эту папку в яшик стола. — Он резко умолк, встревоженный выражением, мелькнувшим на лице его друга. — Что случилось? — спросил он. — Я тоже побаиваюсь некоторых примет, — ответил Кемпион. — Скажите, когда я смогу с вами увидеться? Завтра, надеюсь? — Я буду здесь, — ответил инспектор. — Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали мне о своей необычной гипотезе. Что вас все-таки беспокоит? Ответ Кемпиона был совершенно неожиданным. — Послушайте, Станислаус, какое наказание бывает за поджог? Инспектор не ответил, и Кемпион отвернулся. Он выглядел утомленным и расстроенным. Инспектор взял его за плечи и повернул лицом к себе. — Что у вас на уме? — снова спросил он. Кемпион вздохнул. — Я не знаю, убедительно ли я говорю, — проговорил он, — но мне было бы приятнее везти всех этих людей на машине в Ист-Лейн субботним вечером, чем возвращаться с ними в этот дом. Я жду уже пять дней, но чувствую, что если чему-то суждено произойти, это произойдет сегодня ночью. — Не понимаю я вас, — довольно сердито сказал инспектор. — Но если вы ждете еще одного подобного нападения, то вы ошибаетесь. Кем бы ни был виновник случившегося, он теперь будет выжидать месяцев шесть или около того, попомните мои слова. — Нас ждет что-то такое, чего вы и представить себе не можете, — возразил ему Кемпион. — Увидимся завтра. — И он направился к машине, возле которой его нетерпеливо ожидали остальные. Маркус и дядя Вильям уселись сзади. Они оба устали, оба были встревожены. Джойс, с яркими пятнами румянца на щеках, села впереди, рядом с Кемпионом. Они медленно ехали по городу. За день до того состоялось официальное открытие университета, и город начал оживать. Молодые люди в немыслимых автомобилях заполнили улицы, появилось множество велосипедов, и потрепанные студенческие мантии попадались на глаза повсюду. Когда они свернули на широкую Трампингтон-роуд, Джойс вздохнула с облегчением. — Как я рада, что все это закончилось, — сказала она. — Вы видели его — я имею в виду кузена Джорджа? Боюсь, что он будет в доме, когда мы туда приедем. На него это очень похоже — именно в такое время попытаться выклянчить денег у тети Каролины. Он должен появиться, как вы думаете? Взгляд, брошенный на нее Кемпионом, выразил сомнение. — Бог с ним, кузеном Джорджем. Послушайте, вам не кажется что вы поступаете не совсем мудро, возвращаясь домой так быстро? Почему бы вам не задержаться у Энн еще на денек-другой? Девушка покачала головой. — Нет, я теперь чувствую себя гораздо лучше, — сказала она. — И мне больше не хочется обременять Энн. Она и так держалась молодцом, развлекала и терпела меня целую неделю. Кроме того, я уже отправила назад свои вещи. Я останусь сегодня в «Сократес Клоуз». Она увидела, что он очень расстроен ее ответом, и поспешно начала оправдываться. — Я отсутствовала пять дней, — сказала она. — Я ведь сразу же уехала, по первому вашему требованию, но ничего не случилось, правда? Кроме того, если кузен Джордж появится в доме, я смогу помочь тете Каролине, а ведь ей, бедняжке, нужна какая-то поддержка. Кемпион не ответил, и они молча продолжали свой путь до самых ворот «Сократес Клоуз». Их встретила Элис. Ее красное лицо сияло улыбкой над строгим черным платьем и накрахмаленным белым передником. Было ясно, что известие о вынесенном вердикте, с которым прибыл мистер Фезерстоун-старший, уже распространилась по всему дому. — Миссис Фарадей в гостиной, — сказала Элис, — с ней мистер Фезерсгаун и миссис Китти. Она просила вас всех зайти. В большой гостиной, освещенной последними лучами заходящего солнца, было светлее, чем ожидал Кемпион. Старая миссис Фарадей сидела совершенно прямо на своем кресле у камина. Она, как всегда, великолепно выглядела в своих роскошных кружевах, несмотря на свою хрупкость. На ее фоне особенно невзрачной и жалкой казалась фигурка тети Китти, сидевшей рядом. В ней до сих пор чувствовалось напряжение, связанное с участием в дознании в качестве свидетельницы, и ее морщинистые веки нервно вздрагивали. Фезерстоун-старший, выглядевший дряхлее обеих женщин, и более, чем когда-либо, производивший впечатление монументальной развалины, сидел напротив них на таком расстоянии, с которого они, должно быть, виделись ему в виде расплывчатых силуэтов. Он с трудом поднялся на ноги, когда Джойс вошла в комнату, а следом за нею и все остальные. Тетя Китти, от которой всегда можно было ожидать какого-нибудь нелепого поступка, от избытка чувств поспешила им навстречу, обхватила руками массивный торс дяди Вильяма и истерически заголосила: — Милый, милый Вильям! Ты наконец спасен! Спасен! Дядя Вильям, у которого нервы и так уже были на пределе, отшатнулся от нее. — Не будь дурой, Китти, — раздраженно бросил он. — Я знаю, что играл роль козла отпущения, но не собираюсь оставаться им до конца моих дней, премного благодарен. — Он гордо прошествовал мимо нее и уселся в кресло. Тетя Китти, видимо, обиделась и немного испугалась, вдруг оказавшись в одиночестве посреди комнаты. Она стояла, дрожа, пока Джойс не обняла ее за талию и не усадила у камина напротив тети Каролины. Старый Фезерстоун откашлялся. — Ну, — начал он своим низким и, может быть, излишне музыкальным голосом, — как я и говорил, миссис Фарадей, мы можем поздравить друг друга. Мы, конечно, должны быть очень признательны миссис Финч и ее работнику. Нам повезло, что мы их нашли, в особенности с учетом того, что вы, мистер Фарадей, нам ничем не помогали. Дядя Вильям сердито посмотрел на него. — Я же говорил вам, что был болен, — сказал он. — Похоже, ни до кого здесь это так и не дошло. Я был очень болен. И я все еще очень болен. Это дело чуть не свело меня в могилу. Но никто из вас, видимо, этого не понимает. — Ну, конечно, Вилли, мы поняли, что ты болен. Как раз это нас и пугало, — проговорила тетя Китти прежде, чем Джойс могла этому помешать и, к сожалению, было совершенно ясно, что она имела в виду. Дядя Вильям взорвался. — Мне это нравится! — закричал он. — Двенадцать совершенно незнакомых людей заявили всему свету с полной определенностью, что я невинен, как младенец, а когда я вернулся домой, меня обвинила моя собственная сестра. Никто из присутствующих, кроме Кемпиона, не испытывает ко мне ни малейшего сочувствия. И я не знаю, с чем вы себя поздравляете, Фезерстоун. Это Кемпион отыскал всех ваших свидетелей. Поразительно! Он вычислил, где я был, когда я и сам этого не знал. — Вильям. — Тетя Каролина, которая во время этой сцены сидела совершенно спокойно, следя черными проницательными глазами за выражениями лиц участников спора, не выдержала. — Вильям, — повторила она, — теперь не время быть неблагодарным. Если вы не чувствуете признательности за свое освобождение, то я чувствую. Подойдите и сядьте рядом со мной, пожалуйста. Дядя Вильям послушался. Он еще немного поворчал, так что можно было разобрать слова «козел отпущения» и «отвратительный балаган», но в конце концов уселся на место. Тетя Каролина улыбнулась старому Фезерстоуну. — Я вам очень благодарна, — сказала она. — Вы вели себя как старый преданный друг. Ну, а теперь я хочу, чтобы вы все сели, потому что я хочу вам кое-что сказать, прежде чем начнется ужин. Маркус бросил взгляд на Кемпиона. Им обоим пришла в голову одна и та же мысль. Следует ли говорить теге Каролине о том, что кузен Джордж находится в городе? Однако, подходящий момент был упущен, так как тетя Каролина снова заговорила: — Я очень рада, что дознание закончилось таким образом, — начала она, — и очень признательна всем, кто нам помогал. Но вот что следует нам всем помнить — это ужасное дело еще не закончено, и наш дом все еще покрыт позором, как и в том случае, если бы кто-нибудь из нас был арестован. — О, мама, как вы можете так говорить? Как вы можете? — Тетя Китти разрыдалась. Тетя Каролина огорченно обернулась к ней. — Не дури, Кэтрин, — сказала она. — Чувствительность иногда очаровательна, но сейчас она совершенно неуместна. Мы должны смотреть правде в глаза. Вердикт гласит, что Эндрю был убит каким-то неизвестным. Следовательно, до тех пор, пока убийца не будет найден и отдан в руки правосудия, на этом доме и на всех его обитателях лежит тень подозрения. Я уже говорила об этом мистеру Фезерстоуну, и он со мной совершенно согласен. Ужин сегодня будет менее торжественным, чем всегда, и начнется раньше обычного. Если кто-нибудь из вас хочет поговорить со мной, я буду у себя в кабинете. Мистер Фезерстоун, не подадите ли вы мне руку? Старик тяжело поднялся и предложил миссис Фарадей свою руку, являя собой картину изысканной старомодной учтивости, в чем он, конечно, полностью отдавал себе отчет. Не успели они пройти и трех шагов, как разразилась буря. В холле послышались крики протеста, сопровождаемые резкими звуками мужского голоса. В следующий миг белая дверь главной гостиной в «Сократес Клоуз» распахнулась, и в комнату ввалился кузен Джордж в сопровождении взволнованной и растрепанной Элис. Старый Фезерстоун, который не мог разглядеть лица вошедшего, возможно, был единственным человеком в этой комнате, не испытавшим шока. И в Томб-Ярде, когда кузен Джордж чувствовал себя не слишком уверенно, он не выглядел особенно привлекательной личностью; но в этот момент кузен Джордж, явившийся вершить суд и расправу с агрессивным выражением лица и пьяным блеском в маленьких глазках, был поистине омерзителен. Даже тетя Каролина остановилась на полпути, дрожа и не произнося ни слова. Тетя Китти вскрикнула. Помахав ей рукой, кузен Джордж вошел в комнату и захлопнув дверь перед носом Элис. — Привет, Китти, вот черт и явился снова, — заговорил он низким голосом, неожиданно прозвучавшим, как у образованного человека. Он окинул взглядом собравшихся в комнате. Никто не пошевелился и не сказал не слова. Кузен Джордж явно торжествовал. Его отвратительная фигура в замызганном синем костюме и обветренное красное лицо с перекошенным ртом выражали испытываемое им нескрываемое удовольствие. — Садитесь, вы все, — хрипло произнес он. — Внесите упитанного бычка. Блудный сын явился.