– Матс Линдер прошел, как видно, хорошую школу, – заметил Мартин Бек. – Да и сам он способный. Вопрос только в том, способен ли он убивать людей. XII Леннарту Колльбергу задание, которое он получил, казалось и бессмысленным и противным, но уж никак не трудно выполнимым. Нужно найти каких-то конкретных людей, поговорить с ними, и все. Сразу же после десяти он вышел из здания полиции в Вестберге; там все было тихо и спокойно, что главным образом объяснялось нехваткой людей. В работе же, напротив, недостатка не было, ибо на великолепно унавоженной почве так называемого «общества всеобщего благоденствия» преступность во всех ее формах расцветала пышным цветом. Причины такого положения казались совершенно неясными – во всяком случае, для власть имущих и для теоретиков. За благопристойным, приглаженным, даже респектабельным фасадом Стокгольма скрывались джунгли большого города, где наркомания и развращенность достигли широчайшего размаха, где бессовестные воротилы совершенно открыто наживали огромные барыши на порнографии в ее самых грязных и отвратительных формах, где профессиональные преступники не только росли численно, но и становились все более и более хорошо организованными. То, что алкоголизм, который всегда был проблемой, и преступность среди молодежи продолжали все расти и расти, не могло удивить никого, кроме служащих учреждений, отвечавших за борьбу с этими явлениями, и правительственных кругов. Стокгольм, что поделаешь. От того города, в котором Колльберг родился и вырос, мало что осталось. Экскаваторы спекулянтов земельными участками и бульдозеры так называемых специалистов по уличному движению снесли, с благословения планировщиков, бóльшую часть старых, добротных строений, оставив только своего рода заповедники культуры, которые, потеряв окружение, отдавали теперь излишней патетикой и резали глаз. Характер города, его настроение и стиль исчезли, или, точнее говоря, бесповоротно стали другими. А механизм стокгольмской полиции от излишней перегрузки работал все с бóльшим скрипом, и нехваткой людей это объяснялось лишь отчасти, главными здесь были другие причины. Все упиралось не в то, чтобы полицейских было больше, а в то, чтобы они работали лучше, но об этом никто не заботился. Так думал Леннарт Колльберг. Добраться до жилого района, которым ведал Хампус Бруберг, оказалось непросто. Он находился в южной части города, в местах, которые во времена детства Колльберга были дачными. Школьником он ездил туда вместе с классом на экскурсии. Теперь это был район, в точности напоминавший многие другие, застроенные доходными домами. Изолированная группа быстро и небрежно приткнутых друг к другу высотных зданий, единственное назначение которых – дать владельцу как можно бóльшую прибыль и одновременно заразить своей унылостью и неуютом тех несчастных людей, коим придется здесь жить. Поскольку жилищный кризис в течение многих лет поддерживался искусственным путем, даже эти квартиры были желанными, а квартплата – почти астрономической. Контора Бруберга размещалась, вероятно, в самом лучшем и тщательно отделанном помещении, но даже здесь пятна сырости проступали по фасаду, а дверные косяки отошли от стен. Однако главным ее недостатком, с точки зрения Колльберга, было то, что самого Бруберга не оказалось на месте. Помимо его личного кабинета, просторного и довольно хорошо обставленного, здесь был зал заседаний и две маленькие комнаты. В них жили техник и две консьержки, одна лет пятидесяти, другая совсем молоденькая, не старше девятнадцати. Старшая оказалась сущей крокодилицей, и Колльберг предположил, что ее главная задача – грозить жильцам выселением и отказывать в ремонте квартир. Девушка была дурнушкой, неуклюжей, прыщавой и, как видно, совсем забитой. Мужчина производил впечатление человека, смирившегося со своей судьбой. По всей вероятности, его неблагодарная миссия заключалась в том, чтобы следить за исправностью сантехники. Колльберг решил, что говорить ему следует с крокодилицей. Нет, господина Бруберга на месте нет. Он не появлялся здесь с пятницы. Тогда он зашел в контору минут на десять, взял портфель и уехал. Нет, директор Бруберг не сказал, когда он вернется. Нет, ее зовут не Хелена Хансен, и она никогда не слышала здесь такой фамилии. Нет, директор Пальмгрен обычно не занимался этими домами. С тех пор, как их построили четыре года назад, он был тут только два раза, причем вместе с директором Брубергом. Что она делает в конторе? Конечно, собирает квартирную плату и следит за тем, чтобы жильцы не нарушали порядок. – А это не самое легкое дело, – злобно сказала крокодилица. – Охотно вам верю, – быстро согласился Колльберг. И ушел. Он сел в машину и поехал в северную часть города. Поставил машину на Кунгсгатан и подошел к подъезду проверить, по тому ли адресу приехал. Судя по перечню названий, в доме помещались главным образом кинофирмы и юридические бюро, но было и то, что он искал. На четвертом этаже было указано не только «Акционерное общество Хампус Бруберг», но и «Банковская фирма Виктор Пальмгрен». На старом, скрипучем лифте Колльберг поднялся на четвертый этаж и увидел, что оба этих названия украшают одну и ту же дверь. Он дернул за ручку, но дверь оказалась заперта. Конечно, был и звонок, но он предпочел свой старый верный способ и забарабанил в нее кулаком. Открыла женщина. Удивленно взглянула на него большими карими глазами: – Что случилось? – Я ищу директора Бруберга. – Его здесь нет – Вас зовут Хелена Ханссон? – Нет… А вы кто такой? Колльберг вытащил из заднего кармана визитную карточку. Комната, в которой он очутился, была похожа на самую обычную контору: стол, пишущая машинка, шкаф, бумаги и прочее. Через полуоткрытую дверь он видел еще одну комнату, вероятно, личный кабинет Бруберга. Она была меньше секретарской, но уютнее. Казалось, что бóльшую ее часть занимают письменный стол и большой сейф. Пока Колльберг осматривался, женщина захлопнула дверь на замок. Вопросительно глядя на него, она спросила: – Почему вы решили, что меня зовут Ханссон? Ей было лет тридцать пять. Стройная, темноволосая, с широкими бровями и короткой стрижкой. – Я думал, что вы секретарь директора Бруберга, – рассеянно ответил Колльберг. – Я и есть его секретарь. – А как же вас зовут? – Сара Муберг. – И вы не были в Мальмё в среду, когда был убит Пальмгрен? – Не была. – У нас есть сведения, что Бруберг был в это время в Мальмё вместе со своим секретарем. – В таком случае не со мной. Я не езжу ни в какие поездки. – И секретаря звали фрекен Хелена Ханссон, – упрямо продолжал Колльберг. – Мне неизвестна эта фамилия. Кроме того, я замужем. У меня двое детей. И я, как уже сказано, не сопровождаю Бруберга в его поездках. – Кто же тогда такая фрекен Ханссон? – Не имею понятия. – Может быть, она работает где-нибудь у вас в концерне? – Я, во всяком случае, никогда о ней не слышала. – Женщина пристально посмотрела на него. – До сих пор. – Потом тихо добавила: – Хотя ведь есть же так называемые разъездные секретари. Колльберг не стал касаться этой темы. – Когда вы видели Бруберга в последний раз? – Сегодня утром. Он пришел в десять, с четверть часа был в своем кабинете. Потом ушел. Я думаю, в банк. – А где он может быть сейчас? Она взглянула на часы. – Вероятно, дома. Колльберг заглянул в свою бумажку. – Он живет на Лидинге, да? – Да, улица Чедервеген. – У него есть семья? – Есть. Жена и дочь семнадцати лет. Но их дома нет. Уехали отдыхать в Швейцарию. – Вы это точно знаете? – Да, я сама заказывала им билеты на самолет. В пятницу. Они улетели в тот же день. – После этого случая в среду, в Мальмё, Бруберг работал как обычно? – Пожалуй, нет. Едва ли так можно сказать. Он очень нервничал в четверг. Тогда ведь мы еще ничего определенно не знали. О том, что директор Пальмгрен умер, нам стало известно только в пятницу. И в пятницу Бруберг пробыл здесь около часа. А сегодня, как я сказала, всего минут пятнадцать. – А обычно он у себя в конторе бывает дольше или нет?