– Что это странно. Ведь жара стоит. Потом он ходил по дому и опускал шторы. После этого уехал. С тех пор я его не видела. – Малышка, – дружелюбно сказал Ларссон. – Ну что еще? – Из тебя мог бы выйти отличный полицейский. Она сделала брезгливую гримасу и сказала: – Ты еще долго будешь меня мучить? – Теперь уже нет. Насколько хорошо ты знаешь Бруберга? – Иногда встречались. Ведь соседи. – А Пальмгрена? – Бегло. Как-то видела его у Бруберга. Один раз мы дома устраивали прием в саду, он тоже был. Ты же знаешь, на такие вечера обычно приглашают всех соседей. А Пальмгрен оказался случайно у Бруберга, ну и пришел за компанию. – Один? – Нет, с женой – молодой и совершенно очаровательной. – Ну, а какое у тебя впечатление от этих людей? – Они очень состоятельные – безразлично сказала она. – Так и вы тоже, ты и твой фон барон. – Да, – сказала она. – Это верно. – Рыбак рыбака… – философски заметил Гюнвальд Ларссон. Она долго смотрела на него, потом резко сказала: – Я хочу, чтобы ты понял одно, Гюнвальд: такие люди, как Бруберг и Пальмгрен, вовсе не принадлежат к нашему кругу. Правда, у них много денег, особенно у Пальмгрена. Но им не хватает стиля, изысканности. Это бесцеремонные дельцы, которые сметают все на своем пути. Я слышала, Бруберг чуть ли не ростовщик, а Пальмгрен большинство своих темных дел вел за границей. Конечно, у таких людей есть деньги, которые открывают им доступ в высшие сферы, но все-таки им чего-то не хватает. И их никогда не признают до конца. – Ну-ну, это уже занятно. Значит, ты не признаешь Бруберга? – Признаю, но только из-за его денег. То же самое с Пальмгреном. Его состояние сделало его влиятельным и там и сям. Общество зависит от наличия людей типа Пальмгрена и Бруберга. Во многом они – более важные детали механизма страны, чем и правительство, и риксдаг, и прочее. Поэтому даже люди нашего круга вынуждены их признавать. Потом она холодно добавила: – Хюгольд может вернуться в любую минуту. И я не хочу, чтобы он тебя здесь застал. – Короткий же у него рабочий день! – Да, короткий. У людей высокой квалификации часто так бывает. Прощай, Гюнвальд. Он встал. – Ну что ж, ты, во всяком случае, помогла. – Я бы не сказала тебе ни слова, если бы ты не шантажировал меня. И для меня было бы лучше не видеть тебя еще лет десять. – И для меня тоже. Пока. Она не ответила. Подруга поднялась и сказала: – Я, пожалуй, тоже пойду. Гюнвальд Ларссон взглянул на нее. Высокая симпатичная девушка, ему почти по плечо. Хорошо и со вкусом одета. В меру накрашена. Вообще все в меру. Он не видел автомашины на улице и спросил: – Подкинуть вас в город? – Да, спасибо. Когда они садились в машину, он покосился на руку девушки – нет ли обручального кольца. Кольца не было. – Простите, я тогда не расслышал фамилию? – Линдберг. Соня Линдберг. Я тебя помню с детства. Может, пригласить ее куда-нибудь? Нет, спешить ни к чему. Он ей как-нибудь позвонит. – Где тебя высадить? – спросил он. – На Стюреплан. Я работаю на Биргерярлсгатан. И живу там же. «Хорошо, – подумал он. – Не пришлось спрашивать». В кабинете на Кунгсхольмсгатан его ждало много дел. Сделав самые первоочередные, Гюнвальд Ларссон позвонил Колльбергу и пересказал ему то, что услышал, не называя источника этих сведений. – Хорошо, Ларссон, – сказал Колльберг. – Значит, похоже на то, что он собирался удрать. – По всей вероятности, уже удрал. – Не думаю. Чемодан, о котором я говорил, по-прежнему стоит в его кабинете на Кунгсгатан. Я только сейчас звонил его секретарше, и она сказала, что полчаса назад Бруберг сообщил, что не успеет вернуться в контору до пяти. – Он, наверное, отсиживается в какой-нибудь гостинице, – задумчиво произнес Ларссон. – Очевидно. Я попытаюсь проверить. Но маловероятно, чтобы он поселился там под своим именем. – Да, вряд ли. А ты нашел эту девицу? – Пока нет. Жду сообщения из полиции нравов. – И пожаловался: – Долгое дело. Если я не успею попасть на Кунгсгатан до пяти, ты не мог бы последить за этой проклятой ростовщической конторой? Или поручить кому-нибудь? Ларссону, разумеется, хотелось сказать «нет». – Ладно, – все-таки выговорил он наконец. – Послежу. – Спасибо. «Скажи спасибо моей милой сестричке», – подумал Гюнвальд Ларссон. XIV Леннарт Колльберг битый час прождал сообщения из полиции нравов. То, что утром казалось простым деловым поручением – беседа с двумя свидетелями, – каким-то образом превратилось в настоящую охоту за ними. Хампус Бруберг и эта непонятная Хелена Ханссон вдруг стали лицами, на которых объявлен розыск, а он сам как какой-то паук сидит и караулит паутину. Странно, но он по-прежнему не знал, почему он ищет этих людей. Против них не выдвинуто никаких обвинений. Как свидетели они уже допрошены полицией в Мальмё, и здравый смысл подсказывает, что никто из них двоих не имеет ничего общего с убийством Виктора Пальмгрена. И все же он не мог отделаться от чувства, что их нужно найти как можно быстрее. Зачем? «Это все твоя полицейская душа не может успокоиться, – мрачно думал он. – Тебя испортили годы службы, ты уже не в состоянии мыслить как нормальный человек». Двадцать три года ежедневного общения с полицейскими привели к тому, что даже в своей семье он никогда не чувствовал себя по-настоящему свободным. Почему полицейские общаются почти исключительно с полицейскими? Конечно, потому, что так проще. Проще держаться на расстоянии. Но проще и не обращать внимания на то нездоровое панибратство, которое в течение многих лет беспрепятственно процветает в полиции. В итоге полицейский сам исключает себя из общества, которое должен охранять и с которым должен был бы составлять единое целое. Полицейские, например, не критикуют друг друга, разве что в исключительных случаях. Социологические обследования показали, что полицейские, будучи в отпуске и попадая не совсем по своей воле в среду людей другого круга, чаще всего стыдятся говорить, что они полицейские. Причина – точная определенность предназначенной им роли и россказни, которые ходят об их профессии. Любой может стать параноиком, если все на него смотрят со страхом, недоверием или откровенным презрением. Колльберг недовольно поежился. Он не хотел внушать страх, не хотел, чтобы к нему относились с недоверием или презрением. Он не хотел стать параноиком. Зато он хотел заполучить Хампуса Бруберга и Хелену Ханссон. Но по-прежнему не понимал – почему.