Главная охрана полигона – Багров, старший следователь в деле о смерти Ковалева, высшее ярославское военное следствие знают о моих намерениях придать в Москве огласке дело о гибели полковника, чтобы обнаружить для столицы нахождение здесь невероятных внеземных существ. Все они реально опасаются за замещаемые ими самими места. Следователь то ли верит, то ли что, сам не пойму, что я могу скомпрометировать и дискредитировать местный гарнизон – об этом он, естественно, доложит своему командиру, и ему поверят, потому что обо мне здесь не знают никто и ничего. Ну кроме Багрова и Аверченко, а последний-то может перевернуть информацию обо мне в нужное для него русло. Он правда считает, что я на самом деле собираю данные о полигоне, чтобы передать их иностранным агентам? Что я государственный изменник? Вот это я попаааал, конечно. Держись, Валера. Необходимо сохранять стойкость духа и веру в победу до конца. Кроме меня никто не сможет разобраться с этим делом, докопаться до истины. И я разберусь, чего бы мне это ни стоило. День 6 - Егор Семёныч, это Сезонов. - Да, Валер, слушаю. - Тут… такое дело… - Такое, что ты еще в Ярославле побудешь и в Москву не вернешься? - В общем-то да. - Смотри, Валер. Долго прикрывать тебя не получится. День, другой, ну, от силы три– и тебя вернут насильно. - Меня уже кто-то искал? - Да, был один, из учебного центра. - А зачем? - Подпись твоя была нужна на бумажке одной, для майора Чиркова. - Ааа. - Ну я поставил от себя, разрешили, приняли. - Спасибо, товарищ генерал. - Видно, у тебя с делами там не всё в порядке. - Всё сложнее и запутаннее, чем я думал. - А никто не может от тебя перенять задание? За тебя выполнить? - В том и дело, Егор Семёныч, что нет. - Так может тебе всё-таки обратить к гарнизону? Скажи, я найду человека, кто и как сможет помочь, чтобы… - Нет, нет, товарищ генерал, не нужно. У меня всё... под контролем. - Под таким, что всё идет нескладно? - Ну… это временно. - Ладно. Я тебя услышал. Завершай всё же скорее свои дела и дуй в Москву. - Так точно, товарищ генерал-майор, завершать и – в Москву. Сезонов нажал кнопку завершения вызова на беспроводном телефоне, положил трубку, вздохнул и, открыв дверь, вышел из комнаты на кухню, где до сих пор находилась Дарья. Женщина стояла у газовой плиты, готовая снять свистящий чайник и разлить горячую воду по кружкам с заварочными чайными пакетиками. Проведя ночь на задворках знакомого гаражного кооператива, где подполковник среди пайщиков случайно и неожиданно для себя завел знакомого, пенсионера Федорова, на новое утро Сезонов судорожно соображал, что же ему делать, что предпринять, куда податься и каким путем идти. Выражаясь языком дипломатии, он в одночасье превратился в persona non grata– стал нежелательный гражданин для всех, наверное, высших ярославских военачальников и некоторых низших офицеров. Вот говорят же: не делай добра – не получишь зла. И ведь он стал ходячим примером данной поговорки. Чувствуя себя внезапно потерянным, Сезонов, укрыв «ниву» оставленной на задворках боксов, никому из кооперативщиков не нужной большой непрозрачной пленкой, двинулся в сторону дома, где жила семья Ковалевых, подняв воротник куртки и глубже натянув капюшон: день выдался пасмурным, ветреным, неприятно моросил дождь. Всю дорогу он шел пешком и надеялся вновь застать Дарью дома. Сын должен быть на работе, дочь – в школе, а если и сама Дарья никуда не вышла и он застанет ее на квартире, то всё же осмелится поведать ей некоторую историю, чтобы и она знала, против чего и за что ратовал ее муж и его друг. Нет, он не скажет ей прямым текстом об ужасах, что творятся на полигоне, и во что местное командование превращает замалчиваемый факт нахождения в регионе внеземных чудовищ. Как он и надеялся, дети дома отсутствовали, а Дарья никуда не собиралась. Женщина встретила его тепло, но умело скрыла эмоции: как она удивлена его новым внезапным приходом без предупреждения, как обеспокоена – что всё-таки происходит, почему Валерий так несловоохотлив и суетлив? Возникнув на пороге ее квартиры в мокрой куртке, с серьезным и одновременно неловким выражением на лице, Сезонов тем не менее был решительно настроен рассказать Дарье некоторые факты, несмотря на зароки, что вбивал в свой мозг часами ранее. Рискует ли он тем самым ее жизнью, жизнью ее детей – когда теперь, вдова офицера, тело которого найдено близ спецчасти, впускает в дом товарища своего супруга, а тот, желая знать правду о той самой части, добыл себе множественные проблемы и стал помехой для ярославских командиров? Рискованно ли теперь, что она будет знать то, о чем так непросто поведать, опасно, что он, подполковник, был у нее? Не хочется об этом думать. Вдруг это всё больное воображение? Точно. Воспаленный мозг за последние сутки не может мыслить ничего, кроме охоты и преследования в целях заставить замолчать. Где правда, где ложь, где игры больного параноического сознания, а где действительная допустимость? Если местным военным удастся отследить его, Сезонова, проследовать его путями? Если они придут и сюда, в квартиру Ковалевых, в целях пристрастного расспроса Дарьи и ее детей: был ли здесь когда-либо московский подполковник, что делал и говорил? Он, Сезонов, этого не допустит. Он верит, что сохранит Ковалевым безопасность, если нужно, и сам не попадется в руки ярославских военачальников. Те будут сами его искать, не запросят содействия столичного управления, не доведут информацию до генерал-майора Фамилина– всё по одной и той же причине: пришлось бы рассказать о совершенном подполковником преступлении – попытке проникновения в спецчасть в целях того, о чем как раз-таки не надо упоминать в докладе Москве. Надеясь, что у него есть время, прежде чем военные могут прийти к Дарье (если, конечно, это сделают), Сезонов всё же торопился и спешил рассказать вдове Арсения всё, что хотел. Первое, что он сделал, когда она впустила его в квартиру, – попросил разрешения позвонить с домашнего телефона. Проводив его в комнату-спальню, где на прикроватной тумбе со стороны Арсения стоял телефон, Дарья удалилась на кухню. - Завтра у Арсения девять дней, – сказал она, выключая плиту и снимая свисток с носика чайника. - Да. Я помню, – кивнул Сезонов, глядя на клетки клеенчатой скатерти. - Ты еще будешь в городе? - Я не знаю. Правда, не знаю. Подполковник посмотрел в окно, избегая встретиться с женщиной взглядом. - Если что, приходи на поминальный обед. В том же месте, в одиннадцать. - Спасибо. - Думаю, я бы хотела сказать тебе кое-что, – произнесла Дарья, разлив по кружкам воду из чайника. - Да? – Сезонов поднял на нее глаза, макая чайный пакетик. Женщина молча вернула чайник на плиту, села за стол и потянулась к конфете. В глаза Сезонову она не смотрела. - Я немного продолжаю разбираться в вещах и документах Арсения. Вчера нашла медицинское заключение. Оно оказалось хорошо спрятано. Думаю, от меня. Он хотел скрыть. - Скрыть – что? – насторожился Сезонов. - Самый последний раз, когда он проходил медосмотр, у него выявили нарушения сердечного ритма. Также выяснилось, что незадолго до этого он перенес микроинфаркт. Это, оказывается, случилось в его последнюю длительную командировку на юг. Между женщиной и Сезоновым повисло молчание. - А его хотели перевести, уволить в связи с этим? – спросил подполковник. - Вот чего не знаю, того не знаю. Мне даже из комендатуры ничего не передавали, что у Арсения нашли порок. Он сам мне ничего… ни слова… Эх, Арсений. Какой же всё-таки ты… Не любишь тревожить дорогих тебе людей, а в итоге до чего довел себя. Ничего и никому. Как обычно. Ты в своем репертуаре. Добила тебя эта ситуация, этот страх, который ты испытал, увидев чудовищ, с твоим-то, оказывается, ослабленным вдруг разом сердцем. - Зачем, зачем ему понадобилось выйти посреди трассы из машины, когда он ехал в Кострому… Вопрос не требовал ответа, он был просто задан в пустоту. Но Сезонов, сложив руки на столе и чуть наклонившись вперед, приоткрыл рот и хотел осторожно начать свой надуманный, но при этом не лишенный частичек правды короткий рассказ, как Дарья вновь повернулась к нему и заботливо спросила: - Ты почему такой усталый, Валер? Может, всё же поешь что-нибудь? Если хочешь душ принять, так скажи. - Можно? - Господи, Валер, да без проблем, конечно. – Дарья закатила глаза, будто он спросил какую-то глупость. – Развешу твои вещи из сумки всё-таки? Помнутся ведь, долго так лежать будут. Сезонов поблагодарил. - Ты, наверно, думаешь, почему я не задаю много вопросов. Я просто не хочу лезть в твои дела. Потому что это твоя личная жизнь. Поверь, ты мне никаких неудобств не доставляешь. Но… если тебе действительно нужна какая-нибудь помощь... я помогу, чем смогу. - Даш, ну что ты. Ты и так меня спасаешь. Вроде, думаешь сама, мелочи. Но мне очень важно, ты даже не представляешь, – подполковник протянул руки и взял ее ладони в свои, сжав в знак поддержки и благодарности. – И я хотел бы кое-что тебе рассказать. Потому что, мне кажется, об этом тебе комендатура не скажет. Сезонов помялся пару мгновений, глядя в пол, чувствуя на себе пристальный взгляд. - Мне удалось выяснить, почему Арсений оказался там, у полигона. Ему казалось, что на территории части, помимо известных объектов, есть еще и другие. Он замолчал. Дарья ждала продолжения. А он вдруг забоялся закончить так, как хотел и срочно выдумывал, как выкрутиться. Женщина задала вопрос, видя его глубокую нерешительность: - Почему ночью?.. Зачем?.. Он выяснил, что еще есть на полигоне? - Ночью, потому что сложно было сделать это днем. Он думал совершить всё один, чтобы быть уверенным сперва самому. Чтобы в случае ошибки, поспешности в выводах и неправильных подозрений не подставить начальство. Видимо, именно тогда, внезапно, к сожалению, у него случился приступ. - Но следственная группа разбирается, есть ли на полигоне что-то еще? Как думаешь? – прошептала Дарья. По ее щеке скатилась одинокая слеза. - Думаю, да. Хочется верить. Со всем разберутся, – успокаивающим тоном произнес Сезонов, хотя подозревал, что мог ненароком солгать. Женщина кивнула, вежливо высвободила ладони из его рук, встала из-за стола и подошла к холодильнику. - Может, всё-таки щи? - Спасибо. Он быстро поел и, пока Дарья размещала его незамысловатый багаж на двойные плечики, принял душ. Женщина не заметила оставшиеся кровавые пятна на куртке – он повесил ее, вывернув вовнутрь, и не подозревала о поврежденном плече – под носимой темной футболкой с длинным рукавом не видно нетугой перевязки. Сезонов заклеил порез, оставшийся след от пули, пластырем, вновь распрощался с Дарьей, призвав ее быть осторожней. - Почему?