Часть 2 из 22 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Между железнодорожным километром в сторону Костромы и подъездной автотрассой под Туношной в лесной зоне после развала Союза от древесных насаждений освободили обширные площади. Сегодня на этой территории, на сотенных наземных гектарах, появились сплетения дорожек и переходов между будками – входами в подземные бункеры и наземные строения воинской части, территориально располагающейся на испытательном полигоне. Его земля, где на поверхности проходят учения с использованием новых разработок моделей зажигательного и стрелкового оружия, в глубине защищенных пространств доступна в прямом смысле только избранным. Немногим разрешалось попасть на его подземную территорию ввиду особо засекреченных данных. Даже в рамках одного комитета и министерства порой не каждый кабинет имел допуск к подземным лабораториям, исследовательским аренам и замороженным образцам бактериологических смесей, что скрывала под собой земля полигона. Согласование посещения подземных территорий занимало продолжительное время: проверки безопасности устраивали одинаково полно, в независимости от звания и известности служащего-посетителя – обычный капитан и федеральный министр подвергались тщательному осмотру при проходе на полигон, а до этого по всем связанным комитетам выяснялась необходимость и веская причина посещения. Каждый побывавший в бункерах полигона хранил молчание, как нерушимую клятву, как священный обет. И у военных есть и остаются тайны, которые гражданскому населению знать не стоит.
Сегодня, как несколькими днями ранее, подъезд к военно-испытательному полигону, и так охраняемому объекту, был ограничен еще строже. Уже за две сотни метров до разрешительного шлагбаума, открывавшего путь к съезду с трассы вглубь леса, стояли автомобили военно-следственного отдела. Сезонов остановил «ниву» раньше, понимая, что его развернут даже на этой точке. Он вышел из машины и остался стоять возле нее, высматривая людей вдалеке, уводя взгляд в сторону леса, куда по дорожке только что прошли трое из комитета, натягивая на лицо светлые респираторы.
К нему медленно приближалась черная «лада». Припарковав легковушку напротив «нивы», из машины вышел офицер с раздраженным лицом и направился к Сезонову, резко махнул рукой у козырька, с первых секунд включив в голос нотки угроз и претензий:
- Старший следователь Аверченко. Здесь нельзя находиться, разворачивайтесь. Идет следствие. Вы кто? Предъявите документы.
Сезонов молча протянул руку в салон своего автомобиля через опущенное стекло у водительского кресла, взял с приборной панели служебное удостоверение и паспорт и так же, без слов, передал следователю. Аверченко полминуты вчитывался в корочку, взглянул на документ, открыл было рот, но, распознав в глазах следователя готовый вопрос, подполковник опередил его своим ответом:
- За обложкой – вкладыш, который всё пояснит.
Аверченко взглянул на Сезонова исподлобья, вынул и расправил документ, внимательно вчитываясь в него, а потом так же бесстрастно сложил и убрал за обложку, подвигав желваками. Следователя выдал взгляд: ему была страшно нова и интересна встреча с живой легендой, настоящим, если можно так сказать, «сверхчеловеком Советов» – он даже ни на секунду не засомневался, что вкладыш мог быть качественной подделкой, – но служба была превыше всего. Аверченко вернул документы подполковнику и еще раз отдал честь.
- Товарищ подполковник, попрошу вас покинуть место.
- Здесь умер мой товарищ, в этих местах. Его тело нашли тут, недалеко. Арсений Ковалев, – сказал Сезонов и внимательно осмотрел пейзаж за ведомственным автомобилем, пытаясь найти то, чего не знал сам. Глаза у следователя испуганно блеснули, когда Сезонов произнес имя умершего офицера, но больше себя Аверченко никак не выдал.
- Соболезную вам, – он кивнул, – и всё-таки настоятельно прошу вернуться в город или ехать иным путем, если вы движетесь в другом направлении. Проезд здесь запрещен. Вы уже нарушили правила, проигнорировав знак на предыдущем километре. Не участвующие в следственных мероприятиях по данному делу и все гражданские без исключения едут в обход. На месте работает специальная следственная группа в особом режиме. К тому же у нас есть основания полагать, что мог произойти выброс токсичных веществ.
- Что за группа? – задумчиво спросил подполковник, глядя на военных с автоматами за плечами возле следственной «газели».
- Расследованием обстоятельств случившегося, произошедшего здесь преступления, занимается подразделение военно-следственного отдела по Ярославскому гарнизону. Я не имею права ничего вам говорить, товарищ подполковник. Но здесь нельзя находиться.
- Да. Хорошо. Конечно. Понимаю. – Сезонов вздохнул, мельком взглянул на следователя, но не уловил черт его лица, погруженный в свои мысли.
- Покиньте место. – Аверченко взглянул на подполковника, развернулся, сел в «ладу» и дал задний ход, вперив в Сезонова внимательный и подозрительный взгляд.
Сезонов сел в «ниву» и завел двигатель. Постучал пальцами по рулю.
Ярославский отдел следственного комитета, причем специальное подразделение. Странная нервозность этого Аверченко. Тут точно что-то нечисто. Он прямо не называет, что за преступление произошло. Но имя Ковалева его задело, заставило встрепенуться. Что же выходит? Военное преступление на этом полигоне, скрытом в лесах, и гибель Ковалева – одно ли и то же расследуют эти военные? Эти два обстоятельства связаны между собой или всё же нет?
Непростая смерть у тебя, Арсений.
История гораздо запутанная.
Что же за задачку ты мне подкинул с того света?..
***
Аверченко проследил, чтобы автомобиль неожиданно появившегося здесь подполковника скрылся за поворотом и исчез за горизонтом. Только тогда он вышел из машины и запрыгнул в открытый кузов «газели», надевая на лицо респиратор.
- Только из моих рук смотрите, не прикасайтесь. Мало ли, – предупредил его эксперт, опечатавший герметичный контейнер со снятым отпечатком следа стопы и частичками кожи или – мягкой, эластичной чешуи. В кузове еще чувствовался запах кислого.
- Это будто точно какие-то… чудовища, – пробубнил Аверченко, не веря собственным словам, вглядываясь в содержимое прозрачного контейнера.
Четвертый день следствие приносило еще больше вопросов, чем ответов.
Никогда и ничего подобного в практике отдела не было. Кажется, гарнизон стал первопроходцем в столкновении с нечеловеческим и даже не вполне животным. Это вам не Пермский треугольник. Вот явное доказательство: возле тела Ковалева обнаружены следы неизвестного происхождения. Либо – маскируемые под таковые. Но тогда кто и зачем это сделал?
Еще этот из ниоткуда взявшийся подполковник из Москвы… Что ему здесь нужно? Откуда узнал, что здесь произошло? Кто слил информацию? Правда ли он товарищ Ковалева или соврал, чтобы приблизиться к месту? Подозрительный тип, не к месту, надо увести его подальше от расследования и быть уверенным, что он никому ничего не расскажет. А ведь он, Аверченко, сам хотел выболтать всем и каждому из своих друзей, с кем сталкивала судьба, что́ вошло в его жизнь при заступлении на службу в гарнизоне!
«Не так много я на самом деле знаю про свою работу», – подумал Аверченко, прослуживший семь лет в следственном отделе. То, с чем он столкнулся сейчас, оказалось для него пугающим открытием.
День 2
- Товарищ генерал? Это Сезонов.
- Да, Валер, приветствую.
- Егор Семёныч, такое дело. Я задержусь в Ярославле. По срочным делам.
- Ясно. Надолго думаешь?
- Даже не знаю. Дня три, сказать сложно пока.
- Что случилось?
- Да я сам еще толком не знаю, товарищ генерал… Тут запутанное дело. Друг у меня умер.
- Соболезную.
- Да, и после него остались некоторые незавершенные дела по службе, которые… которые должен сделать я за него, если… с ним что-то случится. Вот, случилось…
- Справишься один? Помощь от гарнизона не понадобится?
- Справлюсь, думаю.
- Я скажу отделу о твоем отсутствии еще на какое-то время, назначу ответственного. Сообщи мне, если не успеешь закончить в срок.
- Да, сообщу. Вернусь, составлю рапорт обо всем.
- Давай, Валерий. Удачи.
- Спасибо, Егор Семёныч.
Сезонов завершил вызов и убрал телефон в карман пальто, продолжая осматривать светлый фасад военной комендатуры, скрытой за зелеными воротами проходной. Подполковник еще раз прокрутил в голове идеальный план предстоящего разговора, вышел из «нивы» и, приблизившись к воротам, нажал на кнопку звонка. Спустя короткое время к Сезонову выпрыгнул сержант, расторопный темноглазый паренек, и, выпрямившись в струнку, подтянув к груди автомат, спросил документы.
- Я вчера вечером связывался с полковником Михайловым. Мы договорились о встрече, – сказал Сезонов, протягивая сержанту удостоверение.
- Подождите, товарищ… подполковник. Минуту.
Парень отдал честь и вышел за ворота. Подполковник прождал его несколько минут, оглядываясь на Большую Октябрьскую и «сталинки» вдоль дороги. Воротная калитка звякнула замком, и перед Сезоновым вырос тот же сержант, снова прикладывая ладонь к козырьку и возвращая удостоверение военного в протянутой руке.
- Всё в порядке, товарищ подполковник. Полковник Михайлов ждет вас. Я провожу.
У Михайлова было лицо, с первого взгляда не внушающее доверие: крупное, грубое, будто наспех высеченное в скале, большой лоб и глубоко посаженные серые глаза за тяжелыми бровями, однако – внешность обманчива: в разговоре он оказался открыт и прямолинеен. Он принял Сезонова у себя в кабинете и сразу предупредил, что ограничен во времени: не более двадцати минут, после уезжает на заседание в гарнизонный суд.
- Не думаю, что задержу вас надолго. И десяти минут вполне хватит. – Сезонов кивнул на молчаливый пригласительный жест Михайлова занять место напротив рабочего стола. – Хотел бы знать ответы на некоторые вопросы.
- Насколько я понял, что-то связано с нашим общим товарищем, Ковалевым.
Полковник сел на свое место и, сложив руки на столе, наклонил корпус в сторону гостя.
- Верно.
- Это стало большой неожиданностью для нас. Мы с ребятами собрали кое-какую сумму вдове его, Дарье. Хороший человек был Арсений. Отчего умер, не знаете?
- Скоротечный обширный инфаркт и шок.
- Вот как! Хм. Это странно... – Михайлов нахмурил брови, тоже, как и Сезонов, не поверив установленным причинам.
- Вам странно?
- Несмотря на возраст – давно не юное ведь поколение – Арсений держался молодцом, еще фору давал молодым. Хотя бы даже тому сержанту, что стоит на воротах.
- То есть в последние дни и недели до смерти вы не замечали ничего подозрительного в его здоровье, он не жаловался?
- Абсолютно! И в последний свой день здесь был обычным: то есть деловым, ответственным, решительным. Я ничего не заметил. Возможно, кто-то что мог и заприметить, но… всех собирать, опрашивать об этом... Мы здесь и так как муравьи бегаем, не поймаешь. Меня-то вы едва успели словить. – Михайлов усмехнулся.
- А настроение? Какой он был?
- Не отступал от своего естественного поведения. То есть всегда собран, аккуратен. Пошутить мог – он как-то тонко чувствовал, как и когда повеселить, разрядить обстановку. Вы знаете, сложно было определить, что у Арсения на душе на самом деле. Он очень умело скрывал свои личные, семейные переживания, не выносил их в рабочую среду. Он не был человеком закрытым, нет! Просто не загружал нас своими проблемами, не просил помощи или содействия, во всем разбирался сам. Настоящий мужик! Пять лет назад был таким, год назад, месяц, в последний день. Всегда один и тот же.
- Ясно. Вы знаете, где его нашли?
- Да, сообщили. На трассе в сторону Туношны. Следственный приезжал на днях, опрашивал, собирал данные, смотрел досье Ковалева... Но вы же, насколько понял, не из их ведомства.
- Нет. Я хотел бы сам разобраться в этой всей истории в память о друге. Найти – попытаться найти правду. Мне кажется, всё не так просто.
- Почему вы так думаете? – Михайлов в любопытстве придвинулся ближе к столу. Сезонов рассказал ему, как прошлым вечером решил посетить место, где нашли Ковалева, и как там оказалась особая следственная группа, следователь которой ничего не разглашал.