33 Его учитель Шопен был болезненным мужчиной, принимавшим женскую заботу. Возможно, именно этого хочет поляк: сиделку, которая будет присматривать за ним на склоне лет? 34 – Тот пианист с длинным именем, о котором ты мне говорила, – спрашивает муж, – ты приняла решение? – Какое решение? – Летишь с ним в Бразилию? – Конечно нет. С чего ты взял, будто я соглашусь? – А он об этом знает? – Разумеется, знает. Я выразилась совершенно определенно. – Он звонит тебе? Пишет? Вы переписываетесь? – Переписываемся? Нет. И хватит вопросов. Мы же цивилизованные люди, к тому же давно женаты – этот разговор не кажется тебе странным? 35 Теперь предстоит разгадать две загадки: почему ее мысли постоянно возвращаются к поляку и с чего это муж так на нее взъелся? Вторая решается просто: муж уловил что-то в воздухе и забеспокоился. Психологически все объяснимо. Чтобы разгадать первую загадку, психология не поможет. Когда вам чего-то недостает, когда что-то проходит мимо вас, какая это наука? Ее еще не придумали. Тайноведение? Тайнознание? 36 Перед ее мысленным взором возникают два образа Бразилии, два стереотипа: бронзовые тела на ослепительно-белом песке и потные женщины с плачущими младенцами над газовыми плитами в лачугах с дырявыми крышами. Конечно, это не вся Бразилия. Третья, четвертая, сотая Бразилия ждут своих первооткрывателей. 37 Бразилия не означает кризис ее брака. Ее брак, как никогда, крепок. У Беатрис нет намерения оставлять мужа, а муж будет дураком, если ее бросит. В поляка она не влюблена. В лучшем случае жалеет его: он стар, одинок, оторван от мира, в котором его слишком отстраненные интерпретации Шопена находят все меньше сочувствия. Жалеет его, что так на ней зациклился (он может сколько угодно называть это любовью, но она этого делать не станет). 38 Она не представляет себе посещение Бразилии в его компании. Чем бы они занялись после того, как он отыграет Шопена для сливок местного общества? Прогулками вдоль длинных белых пляжей между бронзовеющими телами? Танцами под местные ритмы? Она любит знакомые вещи. Любит комфорт. Новизна рази новизны – не для Беатрис. Неудивительно, что муж находит ее нелюбопытной. К примеру, этот Мартынов. Она никогда о нем не слышала, но заранее готова невзлюбить его музыку. Все это так неприятно. 39 С чего вдруг она так критична, выставляя себя недалекой и самодовольной, какой-то обывательницей? Что на нее нашло? 40 Беатрис не снятся сны. Она никогда их не видит. Она спит долго, глубоко и без сновидений, а утром просыпается отдохнувшей и обновленной. Благодаря спокойному сну и здоровому образу жизни она, вероятно, доживет лет до ста. А поскольку снов она не видит, Беатрис дает волю воображению. Она слишком хорошо представляет себе, какой будет эта неделя в Бразилии. В частности, она вполне способна вообразить, как они с поляком переспят. Ей придется притвориться, что она в восторге, ему – что он ей поверил. «Я отпускаю тебе грехи. – Ей следует сказать ему это прежде, чем они ступят на бразильскую землю. – Я освобождаю тебя от всех эротических обязательств. Ты спишь в своей постели, а я в своей». 41 Она спрашивает себя, ведет ли он дневник. Дневник соблазнителя. Осмелится ли он упомянуть в нем о Беатрис? Неделя, проведенная в Бразилии с некоей дамой из Барселоны, «которая из уважения к ее семье останется неназванной». Часть третья 1 Приходит мейл с приложенным аудиофайлом: шопеновской сонатой си минор. «Я записал ее специально для вас. Я не могу выразить по-английски то, что в моем сердце, поэтому говорю языком музыки. Умоляю, послушайте». Она повинуется. Слушает, с ястребиной зоркостью отмечая нюансы фразировки, интонации, мельчайшие ускорения и замедления – все, что можно истолковать как личное сообщение. Она растеряна, сбита с толку. Эта музыка ничем не отличается от записи «Дойче граммофон», что хранится в библиотеке Концертного Круга. И даже если в присланном файле зашифровано какое-то послание, все равно она не знает кода, чтобы его прочесть. 2 Проходит время. Другой мейл: «В октябре я буду на Майорке на шопеновском фестивале. Возможно, после фестиваля ваш Круг снова меня пригласит? Искренне на это надеюсь». Она отвечает: «Дорогой Витольд, благодарю за присланную запись, рада, что вы будете играть на шопеновском фестивале. Увы, программа нашего Концертного Круга сверстана до конца года. Ваша Беатрис». Через день она снова пишет ему: «Дорогой Витольд, семье моего мужа принадлежит дом рядом с Сольером, неподалеку от Вальдемоссы, где будет проводиться шопеновский фестиваль. Мы с мужем собираемся провести там несколько дней в октябре. Не хотите к нам присоединиться, когда исполните ваши обязательства? Дом просторный, у вас будет отдельное помещение. Дайте мне знать, если надумаете. Ваша Беатрис». Он отвечает: «Спасибо, спасибо, но я не гожусь быть другом семьи, Витольд. P.S. „Друг семьи“ – знаменитый польский роман. Люди называют его польским „Вертером“». Про «Вертера» она слышала, чего нельзя сказать о «Друге семьи». Снова какой-то код? Он же не ждет, что она разыщет этот роман и прочтет его? Что за нелепый человек!