– Ваня! – он просил прекратить нотацию. – Твоё сердце, в конце концов! Тима! – Шубин чуть повысил голос. – Ваня! Я хожу в бассейн и регулярно бываю в зале! Ты же знаешь Фёдора Степановича, он не допустил бы к тренировкам, если б сомневался во мне. Но для того, чтобы стать идеально здоровым Аполлоном, я слишком стар, – Полянский снял очки, потёр глаза и сжал пальцами переносицу. – Как твой врач… – Вань! – Как твой друг! – Шубин поднялся из кресла. – Я в очередной раз прошу. Нет, настаиваю на том, чтобы ты серьёзнее относился к своему здоровью! – Всё?! – остановил его успокаивающим жестом Тимофей. – Ты меня за этим звал? – Нет! – сердито выдохнул психиатр, отошёл к окну, поднял жалюзи. – Один из моих психологов консультирует семейную пару, и был, скажем так, потрясён их рассказами. Я немного разобрался, и неожиданно понял, что это твои клиенты. Тебе придётся помочь, а то консультант сам на лечение загремит. – Приоткрыть завесу, – неприязненно поморщился Полянский, поняв. Как же он ненавидел делиться этим. – Да, если хочешь, можно и так сказать. Ты продолжаешь рисовать свои инфернальные скетчи? Возможно, понадобятся. Медиум кивнул на вопрос, и Шубин продолжил, взяв трубку внутреннего телефона, нажал одну из кнопок. – Данкевич ещё в центре? Пусть зайдёт ко мне, – он сел обратно в кресло. Полянского нервировал его внимательный взгляд. – Будь вежлив, Тима. Пожалуйста. Это хороший молодой специалист, возможно и тебе пригодится поддержка. Теперь детектив редко выходил из себя, сталкиваясь с недоверием скептично настроенных обывателей. Любил ядовитых циников. Больше раздражали излишне одарённые воображением и магическим мышлением граждане. Несколько таких человек, пытавшихся либо нажиться на его способностях, либо сделать из него нового мессию, Полянский с огромным трудом вытряхнул из своей жизни. Но когда в коридоре послышались быстрые стучащие шаги, он с подозрением прислушался. Не может быть, чтобы… Дверь открыла уверенная рука, и Тимофей почувствовал, как дрогнули под мягкой бородой щёки, и сжались губы, старательно сдерживая и скрывая улыбку. Торжествующую? Вряд ли, но радостную наверняка: на пороге стояла высокая девушка с чёрно-алыми волосами, собранными в конский хвост. Они коротко виделись в конце августа, тогда на ней был брючный костюм, а сейчас серый приталенный сарафан с квадратным вырезом, и короткий жакет. Стройные ноги в матовых тёмно-коричневых колготках. Вежливое внимание в её лице мгновенно сменилось возмущённым узнаванием. Глаза широко раскрылись. Она уставилась на своего начальника с негодующим вопросом в глазах, и Полянский понял, что день складывается вовсе не так плохо, как показалось сначала. – Проходите, София! – пригласил жестом Шубин. – Вот, как и обещал, самый компетентный эксперт по вашему сложному вопросу. Рекомендую, мой давний друг, Тимофей Полянский. А это один из психологов нашего консультационного центра, София Данкевич! Девушка приоткрыла рот, но не нашла слов. И Полянский чуть повернулся к другу со сдержанной усмешкой. – Да мы, собственно, несколько знакомы, довелось, знаешь ли… – Отлично. Думаю, общий язык вы найдёте, – добродушно кивнул Шубин. – София, у вас есть ещё запись на сегодня? Нет? Тогда проводите Тимофея к себе, пожалуйста. 3. Валентине была непривычна тишина в доме. Казалось, эта суета никогда не закончится, и постоянно вокруг будут шуметь люди. Сначала сердечный приступ у Сергея, это был такой кошмар! Она тогда ужасно испугалась. Скорая, больница, морг. У Валентины просто руки опустились. Но мгновенно нашлись знающие и умеющие люди, стали помогать с похоронами. Она что-то подписывала, платила за непонятные услуги. А над душой всё стояла и гудела свекровь, мол, плохо чтишь память мужа, не по-людски провожаешь в последний путь. И чтобы организовать всё «как положено», пришлось влезать в долги, и даже взять кредит на сто двадцать тысяч. Бесконечная череда этих нелепых поминок, девять дней, сорок дней. Зачем всё это? Вереница родственников, которых она знать не знала, и ещё б сто лет не видала, если бы не этот печальный повод. Все приходили с унылыми лицами, начинали кисло соболезновать и утешать. А Валентина чувствовала себя будто замороженной, застывшей. «И не поплакала-то, толком, хоть бы слезу проронила лишнюю, что ж за вдова-то бесстыжая!» – шелестели на кладбище эти неприятные тётки, похожие на сушёных крыс. Она всё ждала, когда же оттает, расслабится, начнёт плакать, почувствует горе утраты. Уговаривала себя, что тоскует, страшно расстроена, искала в себе боль и ужас одиночества… Но не находила. Только очень странно было молчать. Не отвечать на попрёки мужа, не убеждать себя в любви к нему. Не держать постоянно в голове список требований и пунктов, обязательных для выполнения, которым ни конца, ни краю не видно. Валентина переобулась в тапочки, с тоской глянув на зашитые в третий раз колготки. Споткнулась о старый пылесос. «Опять проклятая уборка? Глаза б не смотрели! Да ведь снова свекровь притащится. Начнёт по углам носом водить, старая тараканиха!». Она со вздохом принесла из санузла швабру и стала натягивать на руки резиновые перчатки. Только успела отодвинуть кресло от стены, как в дверь позвонили. Виктория Ивановна, широкая и шумная, не дожидаясь ответа, открыла своими ключами. – Валя, ты дома? – громогласно осведомилась она, раздеваясь в прихожей. В доме сына для неё не существовало закрытых дверей. Все одиннадцать лет брака Валентину грызло постоянное вмешательство матери мужа в их дом. Возвращаясь с работы, находила переложенным бельё в шкафах и ящиках, расставленную иначе посуду. Даже скудный запас косметики Валентины свекровь перекладывала на полке в ванной в каком-то своём порядке. Напряжение сводило мышцы спины, у Валентины болела голова, и жгло желудок. На все попытки поговорить с мужем, она получала ответ: «Мама лучше знает, как надо, ты должна её слушаться, тебя в семью взяли, осчастливили!». Сергей никогда не становился на сторону жены. «Как же вы меня задолбали!» – позволяла себе она иногда сердитую мысль, но не больше. Куда же ей деваться, кому она нужна? Мать в области, в малюсенькой квартире, где ещё живет сестра Валентины с семьёй. Три поколения друг у друга на головах, в постоянном раздражении, зато «как у людей». Больше десяти лет Валентину осуждали за бездетность и свекровь, и собственная мать, и сестра. Виктория Ивановна прошла мимо невестки через большую проходную комнату, так же споткнувшись о пылесос. – Что ж ты так квартиру запустила-то, Валя? Что, раз мужа схоронила, теперь и бардак разводить можно? – с укоризной покачала она головой. – Да чисто дома, Виктория Ивановна, мусорить некому же, – тихо ответила Валентина. Свекровь открыла дверь в спальню, и, вскрикнув, покачнулась и схватилась за косяк. Валентина бросилась следом, и застыла на пороге. В полированной исцарапанной красно-коричневой «стенке» были распахнуты все дверцы, опустошены полки. Книги, документы, какие-то бумаги из недр шкафа усыпали разложенный диван. Одежда разбросана по комнате, на открытых створках повисла разорванная мужская рубашка, халат и свитер. По углам разметались ботинки и сапоги, обувные коробки. Стеклянные полки из «стенки» разбиты, осколки рассыпались по полу, тут же перебитая посуда из парадного сервиза и расколотая огромная супница в центре комнаты. Горшок с разросшейся традесканцией свёрнут с подоконника, земля и керамические осколки усеивают пол у окна. – Валя! Ты что ж сделала, Валя? – сипло выдохнула Виктория Ивановна. – Ты что, коза, натворила? – Я ничего… Меня дома не было… Я… – залепетала Валентина, в ужасе оглядывая разгромленную спальню. В этот момент дверцы всех шкафов одновременно захлопнулись. Стёкла лопнули и вылетели наружу. Пятнистые зеркала старого трюмо в углу растрескались. Женщины хором взвизгнули, и выскочили из комнаты, цепляясь друг за друга. 4. София, отперев дверь, пропустила его в освещённый кабинет, где посменно с коллегой проводила консультации. Нейтрально светлые стены, на окне два белых кашпо с пышной зеленью. В углу небольшой аквариум на тумбе. Комната как будто сразу стала вдвое меньше, столько места занял её посетитель. Под мужчиной скрипнул диван. Она прошлась по кабинету от стены до стены, скрестив руки на груди. – Поверить не могу, что Иван Александрович повёлся на всё это ваше шарлатанство! – наконец выдохнула София, остановившись перед ним, и глядя сверху вниз. – Он сказал, что вы его друг? – И бывший пациент, – уточнил он. – Кто бы сомневался, – проворчала София, качая головой. – Когда-то он очень помог мне. Я справился с депрессией, принял это и научился пользоваться. Во многом я обязан ему, – он спокойно смотрел на неё. – Расскажите о ваших клиентах? – В голове не укладывается, что участвую в этом балагане! – она прошла за стол и стала перебирать папки в ящике. – Кстати, как поживает ваша подруга, которой вы тогда оказывали моральную поддержку? – Нормально! Сделала ремонт в квартире, – буркнула София. – Носит с работы домой и читает вслух детские книги, следит за акциями на сайте «Детского мира». И так-то была блаженная, а теперь и вовсе поехала! – Зато теперь она спокойна и счастлива, её жизнь полноценна, – негромко ответил он. София задумалась на секунду. Ведь он прав! Столько лет Лида была постоянно напряжена в своей неудовлетворённости жизнью, неустроенности, считала себя ущербной, и упорно цеплялась за подруг, чтобы на их фоне хоть как-то выглядеть «как все»… Прошлый раз виделись месяц назад. Лида умиротворённая, плавная, в новом платье, стала иначе собирать волосы. Впервые, кажется, ей было скучно с Соней и Катей, и она хотела скорее вернуться домой, будто бы там кто-то очень ждал. – Вы же профессионал, и лучше меня знаете, как важно выстроить коммуникацию со своими девиациями! – склонив голову на бок, толстяк внимательно глядел на неё. София, будто очнувшись, тряхнула своим чёрно-алым хвостом, шумно выдохнула. Достала одну из папок с анкетами и опросниками. – Так. Вот. Даниловы, Станислав и Нина. У них в семье произошло несчастье, пострадал маленький сын. Они пришли на консультацию, чтобы сохранить свой брак и помочь ребёнку… – Данилов… – он на секунду поднял глаза к потолку, кивнул. – Это в январе было, на каникулах как раз. Помню. – Отлично! Тогда объясните, что с ними случилось? Муж жене адскую дичь рассказывал, что мальчика покусала какая-то потусторонняя зверюга. А некий охотник на монстров помог. И после этой помощи пришлось делать ремонт в квартире... – Я тогда рекомендовал им семейную терапию. А всё, что он ей рассказывал о чудовище – правда. Оно пришло через игрушку, такие порталы не редкость. – Что? – вскинула брови София, не веря своим ушам. – Вы издеваетесь? – Нет. Даниловы развелись? – Вместе. Нина рассорилась с родителями, насколько я поняла. Сделала выбор в пользу мужа и ребёнка. Сепарация проходит тяжело, но борьба за здоровье сына сблизила её с мужем. Мальчик ходит сам. – Хорошие новости. – Но что Стас городил мне про монстра? София начинала терять терпение, эта непоколебимая студенистая гора при галстуке и костюме жутко раздражала своей самоуверенностью. – Есть доказательства. Я фиксирую все дела, сведения по заказам. Могу ознакомить с картотекой. Вы ведь же уже освободились? – на неё пристально глядели маленькие за стёклами очков серо-голубые глаза. «Надо бы отправить кому-то из девчонок сообщение, что я уехала вечером с работы на машине некоего Полянского, чтоб, если чего случится, искали через Ивана Александровича», – размышляла она, сидя в сером хёндае рядом с водителем, и с подозрением посматривая на своего спутника. «Насколько же асексуален и непривлекателен мужчина с лишним весом, хотя может быть, он болеет. С другой стороны, Лёшка вот как картинка, а тот ещё идиот, всё выдрючивается, мозги выносит, толку с него как с козла молока! И на мели постоянно». София поддёрнула длинный пуховик, чтоб не светить коленками. Кто этого маньяка знает, от чего его Шубин лечил. «Чего ноги-то, между прочим, я сама, по собственному желанию, сейчас с ним куда-то еду, и если что – против мужика такого роста и веса даже чихнуть не смогу! И кто после этого блаженная, я или Лидка, которая привидение нянчит?!».