Она увидела свои глаза в зеркале, и страх снова вонзил в сердце когти. Из этой комнаты она давно уже выросла – плакаты с ABBA и Viggen[27] на фоне заката, стопки журналов и книг про Китти на полках, собрание пластинок с песенками из мультиков Диснея. Мама не могла понять, почему она не хочет убрать подальше всю эту ерунду для маленьких девочек, несколько раз предлагала ей свою помощь. Маме Сусанна не могла объяснить. Проблема в том, что она не может показать, кто она такая, вернее, кем она становится. Единственный шанс за что-то зацепиться – это держаться за прошлое. Она не хочет лгать, не хочет притворяться, но быть откровенной тоже не получится. Сусанна крепко зажмурилась. Все равно никто ничего не знает, так что плевать. Широко раскрыла глаза, снова посмотрела на себя, сделала глубокий вдох. Любовь снаружи не видна, и мысли тоже. Внизу в кухне мама захлопнула дверь кладовки. – Сусси, ты будешь какао? – Нет, спасибо. Она отыскала тушь – Max Factor, водоустойчивая, самая лучшая. Нанесла довольно много, но не настолько, чтобы тушь скаталась комками. Подводка, серый карандаш – черный слишком резко смотрится на скандинавской коже, затем легкая бирюзовая линия по внутреннему краю нижнего века. Брови – немного серого, просто чтобы подчеркнуть. Она поморгала и оглядела себя в зеркале. На фоне темных подводок ее глаза казались светлее – скорее зелеными, чем карими. Под конец выдавила из тюбика приличную дозу «Клерасила» и нанесла поверх прыщей на лбу. Не толстым слоем, но достаточно. Выдохнула, подождала, пока крем высохнет, тем временем по радио опять стали передавать эти бесконечные новости. Какая-то забастовка или локаут, люди не вышли на работу, посредники, переговоры, профсоюзы – она выключила радио. Затем попудрилась. Не сильно, не настолько, чтобы все это легло панцирем, но достаточно, чтобы красный прыщ у виска стал менее заметен. – Сусси, будешь жареный тост? Маме известно, что от хлеба толстеют. – Нет, спасибо, мама, я скоро приду. Светло-розовый блеск с запахом клубники, от которого губы слипаются. Волосы вроде ничего. Или все же стоило помыть их вчера вечером? Ах черт! Где у нее сухой шампунь? – Ты опоздаешь на автобус, Сусанна. Теперь она стала Сусанна, внизу начали раздражаться. Она посмотрела на часы – на свой Swatch, о, как она обрадовалась, когда открыла пакет с рождественским подарком. Хотя сейчас появились новые модели, куда изящнее, она знала несколько человек, кому купили такие этой весной. Они продавались в магазине Холмгрена в городе, так что все их видели и знали, что у нее старые. Мама носит одни и те же часы с двадцати пяти лет, Certina New Art в золоте, но ведь это неувядающая классика, чего тут сравнивать. Ну да, она не собирается опаздывать на автобус. Нашла сухой шампунь, вытряхнула немного белой пудры на кожу у основания волос, быстро провела несколько раз щеткой по волосам. Затем засунула ноги в джинсы, легла на кровать и изо всех сил втянула живот. Ей пришлось использовать щипцы, лежавшие под рукой на тумбочке у кровати, чтобы застегнуть молнию. Так, теперь Fruit of the Lome и джемпер UCLA сверху. Она вытащила свою школьную сумку, сняла фотографию Карины с доски над столом и положила во внутренний карманчик. Нетвердой походкой спустилась вниз по лестнице – джинсы оказались действительно очень узкие. – Хокан встал? Мама стояла в прихожей в уличной одежде, держа в руке связку ключей от пасторской канцелярии. – Я постучала ему в дверь. Ее взгляд скользнул по лицу и фигуре Сусанны, одобрительный кивок. – Сегодня обещали девять градусов, – сказала мама. Сусанна выпрямила спину, мама обратила взгляд в сторону верхнего этажа и набрала воздуха в легкие. – Хокан!!! Приглушенный рык в ответ, словно из пещеры: – ДА!!! Мама удовлетворенно кивнула и взбила прическу перед зеркалом в прихожей. – Сусси, у меня сегодня вечером на работе собрание, ты могла бы около шести поставить картошку? Ну вот, ничего-то она не помнит! – Мама, у меня «Полярный круг»! – Ах да! Ну ладно, тогда придется папе, хорошего тебе дня… – Почему не Хокан? Почему ему всегда удается отвертеться? Но мама уже вышла на улицу, дверь за ней захлопнулась с громким щелчком. Стало совсем тихо. Поросенок точно не встал. Сусанна перевела дух. Как хорошо, когда кухня полностью в ее распоряжении. Когда можно самой выбрать в холодильнике, чего бы ей хотелось поесть, какие взять приборы, какую посуду. Маме не нравилось, когда она доставала тарелки от рёрстрандского сервиза, но зачем нужна вся эта посуда, если ею никогда не пользоваться? Она быстро сделала себе тарелку овсяных хлопьев с кефиром, отрезала кусочек полукопченой колбасы – «толстеют не от мяса, толстеют от соуса». Подумать только, было время, когда она не понимала сексуального подтекста этой пословицы. Уже совсем убегая, она почистила зубы в гостевом туалете пастой Tätt intill – от нее зубы становятся белыми, а дыхание чистым, хотя сама она ярко-красная. Маме это не нравится – на моющихся обоях, куда попали капельки, появились светлые пятна, это явно доказывает, что паста соответствует заявленному: отбеливает все желтое. Ну вот, осталось принять последнее решение: в результате она остановилась на розовой куртке с подплечниками и светло-коричневых ботинках, потому что сегодня уже почти лето. Ну ладно, пока еще не совсем. Холод обжег щеки, она поправила светло-розовую налобную повязку, чтобы та закрывала уши. Дорожка от дома покрыта льдом. Чтобы удержать равновесие, Сусанна раскинула руки, как канатоходец – может быть, не очень красиво, но ее здесь никто не видит. Тротуар, к счастью, без снега. Теперь она могла немного расслабиться и прибавить ходу. Шла, выпрямив спину, откинув плечи чуть назад: помним про высокий рост и презрение. Бросила взгляд на свои старые часы – она успеет, никаких проблем. А вот и остановка, там почти пусто. Да, ведь сегодня промежуточный день. Вчера было первое мая, день рабочего движения, а завтра – суббота, день потребления. Народ так легко переходит от одной крайности к другой. Это наглядно показывает двойственную природу человека. Как бы то ни было, у многих учителей сегодня методический день, и ученикам не надо в школу. А ей надо, но это не страшно. Что ей делать в своей девчачьей комнате – кроме как учить уроки и разглядывать старые школьные фотографии с Кариной? Налобная повязка была великовата, съезжала на лоб. Сусанна и забыла, что эта розовая так растянулась. Ну ладно, она оттянула ее на затылок, потом увидела компанию парней. Кристер Шильц, лучший друг Викинга, Пекка Карлссон и Стефан Алатало, еще кто-то. Все они учатся последний год на автомехаников, она всех их знает с незапамятных времен, несколько месяцев в конце девятого класса она встречалась со Стефаном. Пару раз они неуклюже позанимались сексом на узкой кровати в его мальчишеской комнате, было не больно, но не очень-то здорово. Когда она проходила мимо, парни обычно всегда начинали толкать друг друга и о чем-то шептаться, что-то выкрикивать – она всегда игнорировала их. Сейчас они столпились вокруг Кристера и что-то там рассматривали – то ли комиксы, то ли спортивный журнал, то ли порно. Миновав их с полузакрытыми глазами, она встала на другом конце остановки, поглядывая на вершину холма. Оттуда обычно появляется Карина. Почему она идет в школу так рано? Уроки в Кварндаммской школе начинаются в восемь десять. Она могла бы пробыть дома еще не менее получаса. Может быть, потому, что ей хочется пройти мимо остановки? Посмотреть на кого-то – может быть, даже на нее? От этой мысли лицо у нее запылало, Сусанна уставилась в землю, радуясь тому, что на ней слой пудры. Парни громко загоготали, она повернулась к ним спиной. Сусанна и сама не помнила, когда влюбилась в Карину. Возможно, она была влюблена в нее с самого детства. Карина ни на кого не похожа, ее просто невозможно описать. Она не смотрит ни вправо, ни влево, ни вперед, ни назад, уверенно шагая по жизни или проходя мимо шумной компании парней. Волосы у нее, как у кинозвезд в Голливуде, огромная грудь и узкие бедра, и она ничего не делает со своей внешностью. Куртка на ней та же, что и в девятом классе, которая уже тогда вышла из моды. Охотничьи брюки, фланелевые рубашки, бесформенные акриловые свитера домашней вязки – она частенько донашивает вещи за старшими братьями. И грубые ботинки для езды на скутере – уже одна эта деталь. Тем не менее ей удавалось оставаться убийственно красивой. В ней было нечто чужеродное, пылающее – темное и сверхъестественное. Она была роковая. Все вокруг нее становилось опасным для жизни. Вот! Вот она идет! Сусанна невольно охнула при виде Карины. Куртка расстегнута, тяжелая сумка бьется о бедро, волосы разметало на ветру. Сама того не осознавая, Сусанна подняла руку в приветственном жесте, помахала, широко улыбаясь. Карина ее не заметила. Сусанна опустила руку. Покосилась на парней: никто из них не заметил ее реакцию. Глядя из-под налобной повязки, она рассматривала Карину. Как та двигалась, слегка покачиваясь на каждом шагу, как ритмично, словно в танце, поднимались и опускались ее бедра. От одного ее вида у Сусанны подкашивались ноги, в животе словно забурлила целая бутылка шипучки. Но вот на вершине холма показался автобус, переключился на малую передачу и с тяжелым вздохом подполз к краю тротуара. Кристер поднял глаза и заметил Сусанну, она ощущала спиной его взгляд, но игнорировала его. Садясь в автобус, пыталась проследить за Кариной глазами, оставаясь невидимой. Не хотела выдавать себя. Автобус был почти пуст. Она прошла далеко назад. Кристер шел прямо за ней, его присутствие вызывало у нее легкое чувство неудовольствия. Она выбрала место у окна слева, Кристер сел впереди нее. Встал коленями на сиденье, подался в ее сторону через спинку, вся компания расположилась вокруг него, Сусанна смотрела в окно. – А знаешь, чем Хокан занимался на Вальборг[28]? В его голосе звучали какие-то надрывные нотки, не предвещавшие ничего хорошего. Боже милостивый, что еще натворил ее придурковатый братец? Она вздохнула. Достала из кармана куртки «шейк», разорвала бумажку, целиком засунула большущую жвачку в рот и посмотрела на Кристера ленивым взглядом. – Если честно, – проговорила она, жуя, – то я испытываю тотальное равнодушие к тому, чем развлекается компания на мопедах возле киоска Дагге. Мы с Биргиттой ходили на Вальборг в кино, смотрели «Респектабельную жизнь» Стефана Ярла, ты видел? – Он потерял невинность. И знаешь, с кем? Ей стало не хватать воздуха. Она продолжала жевать. Кристер и все остальные парни, сгрудившиеся вокруг него, смотрели на нее блестящими глазами. У нее начали гореть щеки – какое счастье, что она основательно напудрилась. Она опустила глаза, взяла сумку, принялась рыться в ней, нашла библиотечную книгу, которую они собирались обсуждать вечером на книжном клубе, – «Корни» Алекса Хейли. Книгу выбрала она, сегодня ее очередь выступать в роли ведущей, обсуждать, подавшись вперед, глядя на Карину, глаза в глаза. Она открыла книгу на том месте, где лежала закладка, перелистала вперед и назад, словно ища что-то. Отметила про себя, что руки спокойны, ничуть не дрожат. – Ты видел его? – спросила она, поднимая глаза на Кристера. Тот заморгал. – Чего? – «Респектабельную жизнь». Уникальный фильм, документальный. Невероятная история. Первый вышел десять лет назад, «Нас называют неприкаянными». В этом Стоффе умирает от передозировки на станции Т-Centralen. Она надула из жвачки большой пузырь, потом опустила голову и принялась читать. – С Кариной Бюрстранд! Кариной Бюрстранд! У которой такие огромные сиськи! Мир накренился, все замерло. Сусанна почувствовала, как вся кровь отлила от головы, прилила к животу и паху, звуки вокруг нее стали тяжелыми и вязкими. Дышать, дышать. Не отрывая взгляда от книги, она жевала и переворачивала страницы, ничего не видя. – Завидуешь? – спросила она, не поднимая глаз. Кристер засмеялся, но его смех прозвучал как-то неуверенно. Во всяком случае, он опустился и сел на сиденье, как положено. Вся компания оставила ее в покое. Ей стало трудно дышать, к горлу подкатывали слезы. Автобус заурчал, взбираясь на пригорок. Сусанна почувствовала, как ее затошнило, в груди словно ком. А что, если ее и вправду вырвет? Автобус, едва разогнавшись, резко затормозил. Сусанна выронила книгу, ей пришлось так крепко схватиться за спинку переднего сиденья, что заныли запястья. Она вытянула шею, пытаясь понять, что произошло. Похоже, впереди какие-то дорожные работы. Наконец-то что-то делают с мостом, ведущим на ракетную базу. Она потянулась за книгой, улетевшей под сидение Кристера. – Можно мне мою книгу, пожалуйста? – произнесла она. Голос звучал легко и светло, однако она опасалась, что он ее выдаст, сорвавшись в плач.