– Кто сказал, что это слабость? Ничто так хорошо не режет, как стекло. Мариетта расхохоталась. Тени в серых глазах Деллары плыли подобно дыму. – Теперь тебе пора ехать. Пора уничтожить твоих собственных демонов. Фин взял в руки поводья, улыбнулся Мариетте. Кларен отдал ей честь. Деллара – королева Деллара – опустила ладонь на плечо Мариетты, быстрым и нежным прикосновением, и Мариетта обняла ее. Потом, щелкнув поводьями, Фин погнал лосей обратно к дворцу с их новой королевой, где ее ждало блестящее будущее. Мариетта и Легат остались в лесу одни. Когда-то Мариетта считала Бескрайний лес полным ужасов, извивающихся теней и темных шепотов. Теперь, глядя на Легата, под медленно угасающим северным сиянием, после которого открывалось усыпанное звездами полночное небо, этот лес казался ей волшебной зимней страной чудес. Прежде чем Легат успел заговорить, Мариетта поцеловала его. Она притянула его к себе, ей вдруг стало совершенно необходимо обнять его. Но она споткнулась о незамеченный корень дерева и упала в снег. Легат несколько мгновений стоял и смотрел на нее сверху; его губы были красными после ее поцелуя, которым она в отчаянии пыталась оттянуть их неизбежное расставание, а волосы растрепались под ее пальцами. В разорванной сорочке с пятнами крови в тех местах, где были раны, едва не отнявшие его у нее. Она смотрела на него, и ее сердце билось все стремительнее. Он нарочито медленно снял свой мундир и положил его на снег. Мариетта стряхнула накидку и сидела, окруженная лесом и лунным светом, рядом с мужчиной, которого она хотела. Она потянулась к нему, и он пришел к ней, страстно целуя. Их ноги и руки переплелись, мускулы напряглись, он смотрел на нее сверху, а ее ладони скользнули под его разорванную сорочку и гладили его голую спину, удивляясь новой коже, затянувшей его раны. Он улыбнулся, сжал в ладонях ее лицо, нежно провел большим пальцем по ее губам, а потом поцеловал. Его губы были мягкими и нежными, его ладони соскользнули к ее шее. Мариетта забыла обо всем, время таяло и текло сладким потоком сиропа. Она вздыхала и царапала его спину ногтями, их ритм становился все более настойчивым. Жажда переполняла их. Он застонал и проник под ее платье, изучал ее тело ртом, дразнил языком до тех пор, пока она не начала умолять его о большем, и его руки скользнули ниже. – Что бы с нами ни произошло, я никогда не перестану быть самым счастливым человеком на свете, потому что ты случайно вошла в мою жизнь, – сказал он охрипшим голосом, опустил голову и целовал ее губы, пока она не задохнулась и мир вокруг закружился. Она расстегнула его брюки, потому что хотела большего, нуждалась в большем, и обхватила его ладонью, а он поцеловал ее еще крепче и перевернулся вместе с ней, оказавшись внизу. Она пальцами обводила контуры его лица, запоминая его, пока не поняла, что оно навсегда сохранится в ее снах. – Я хочу тебя, – прошептала Мариетта и увидела, как он глотнул с трудом, а глаза потемнели при этих словах. – Ты уверена? Она кивнула, прикусив губу. Он нежно поцеловал ее и положил на себя, медленно и нежно, они слились воедино и двигались как одно целое. Мариетта заглушала свои крики, уткнувшись в его плечо, а его руки были полны ею, возносили ее к новым высотам, и она взлетела ввысь и вспыхнула как метеоритный дождь. Потом она лежала в его объятиях, а руки Легата скользили вдоль ее спины, пока они вместе смотрели вверх, на звездное небо. Ночь продолжалась, а Мариетта не могла даже подумать о том, чтобы расстаться с Легатом. Лежа в его объятиях, она чувствовала, что никогда не замерзнет, сердце будет греть ее, пока он с ней. Но потом он прошептал: – Пойдем, мы должны вернуть тебя в твой мир. Ели укрывал снег, их ветви сверкали при свете звезд. Мариетте казалось, что они с Легатом единственные обитатели этого мира из снега и звезд. Когда они шли по лесу, она поднимала на него взгляд и всегда встречалась с ним глазами. Его улыбка была лучом лунного света. Она проникала до самой глубины ее души. Хотя они внимательно смотрели по сторонам, Мариетта вынуждена была признать, что никогда не вспоминала, как попала сюда, и поэтому не имела ни малейшего представления о том, что они ищут. – Дверь может быть похожа на что угодно, – через некоторое время сказал Легат. – И я слышал рассказы о тысячах миров, и сотня других стран служит лишь входом в них. Но я никогда ничего не слышал о таком мире, как тот, из которого пришла ты. По-видимому, он гораздо больше всех мне известных миров. – Что ты пытаешься мне сказать? – тихо спросила Мариетта. Она надеялась, что на поиски двери уйдет вся ночь, и она сможет провести еще несколько часов с Легатом. Но ее теория, что так ей будет легче проститься с ним, казалась все более сомнительной. – Я хочу сказать, что если Дроссельмейер такой могущественный, как ты говоришь, то весьма вероятно, что он создал этот портал только для одной тебя. Он может не сохраниться, если ты снова войдешь в него. И в твоем мире, возможно, не останется другого входа в Эвервуд. – Я понимаю. Вскоре они нашли вход. Старинный шкаф был наполовину засыпан снегом. Его окружали ели, и изящные снежинки ложились на вырезанные из светло-кремового дерева розы. Легат поднял Мариетту, обхватив ее руками, а она запоминала каждое его прикосновение, каждый поцелуй, каждое сказанное им слово и знала, что никогда их не забудет, пока будет жить. Никогда не забудет его. Даже когда станет такой старой, что ее будет трудно узнать, и она будет смотреть на другое небо и созвездия другого мира и думать о Легате. – Это самое трудное, что мне приходилось делать в жизни. – Мариетта прижалась лбом ко лбу Легата. – И мне. – Легат крепко обнимал ее и горячо целовал. Его губы имели вкус шоколада и снега и были солеными от ее слез. И от его слез тоже, поняла Мариетта, а его золотисто-карие глаза обжигали ее взглядом. – И я никогда не перестану думать о тебе, – сказал он. – Сколько бы королей и королев ни сменилось, сколько бы звезд ни вспыхнуло на небе, мое сердце будет вечно принадлежать тебе. Она поцеловала его в ответ. Прикусила его губу, чтобы услышать его тихий стон, они целовались несдержанно, страстно, солеными губами, полные сладкой-сладкой боли. – Я не буду обращать внимание на твои слова, потому что в душе уверена, что когда-нибудь вернусь к тебе, – сказала Мариетта, когда он сжал ее лицо ладонями, глядя на ее губы. – Я один раз видела колдовство в моем мире; а теперь, когда я знаю, что оно существует, я найду дорогу. Найду эту дверь и вернусь к тебе. Обещаю. – Я не хочу, чтобы ты провела остаток своих дней, думая обо мне. Иди туда и следуй своим честолюбивым устремлениям, Мариетта, – хрипло сказал Легат. – Не обрекай себя на жизнь наполовину. Проживи свою жизнь так, чтобы исполнились все твои большие мечты. Найди человека, которого полюбишь. Но когда найдешь, вспомни обо мне. – Он вынул руку из кармана. Разжал ладонь и показал маленькую мышь, вырезанную изо льда. – Может быть, ты будешь носить ее с собой. Лед заколдован, он никогда не растает. – Я найду тебя. – Она улыбнулась сквозь слезы и сунула мышь к себе в карман. – Мы уже прощались раньше; что значит еще один мир, разделяющий нас? В конце концов, ты уже говорил: в звездах записано, что мы встретимся снова. Он прижался лбом к ее лбу. – Тогда ты должна кое-что знать, – прошептал он. – Если тебе когда-нибудь понадобится снова найти меня, мое звездное имя Вивоч. Каждый раз, когда я буду смотреть на звезды, мои мысли будут полны тобой. Она крепко поцеловала его. – Я люблю тебя, Легат, – сказала она. Затем она повернулась и прыгнула в дверь, чтобы не успеть услышать, как он попросит ее не возвращаться, как скажет ей «прощай». Глава 44 Темнота казалась плотной и липкой, как будто Эвервуд был не вполне готов выпустить ее из своих объятий. Мариетта миновала слои миров и магии, которых она не могла даже себе представить. Они давили на нее своей тяжестью, путали ее мысли. Вдалеке прозвучал слабый звон курантов, и она неуверенно двинулась к нему, а хруст снега под ее изношенными пуантами стихал по мере того, как звон курантов становился все громче. И ближе. Старинные часы. Снег хрустнул в последний раз, и она безошибочно почувствовала под ногами уже не заснеженный хвойный лес, а деревянные доски, а запах снега, сосновых игл и сахара сменился запахом дерева и хорошо смазанных механизмов. Слабый свет просачивался по краям прямоугольной панели впереди. Мариетта толкнула панель, и она распахнулась. Она нетвердо шагнула на сцену с роскошными декорациями, которые построил Дроссельмейер в бальном зале семейства Стелл. Старинные часы били полночь. Когда прозвучал последний удар, Мариетта увидела, как дверь в часах захлопнулась. Когда она попыталась открыть ее, пальцы заскользили по полированному дереву; панели больше не существовало. Она тяжело вздохнула и повернулась к своему миру. Она уже плохо помнила эти декорации. Если она думала о доме в те месяцы, когда была заперта во дворце из замерзшего сахара, то представляла себе этот зал в праздничном убранстве. Точно таким же, каким он был в последний раз, когда она его видела. Теперь, когда она стояла здесь, ей казалось странным, что ничего не изменилось. Наверное, ее родители были заняты другими делами. Или Фредерик настоял на этом, он был самым сентиментальным из них. Все было точно такое же, вплоть до снежного шара с его крошечными волшебными видениями, который она оставила на краю сцены. Кроме нее. Ее волосы превратились в спутанную гриву, обсыпанную хвойными иглами, платье она порвала еще во время появления в Эвервуде, а пуанты изорвались в клочья. Все события, изменившие ее жизнь, оставили на ней свои следы, а шрамы на ее коже рассказывали свою собственную историю. Мариетта медленно пересекла сцену. Взяла снежный шар и встряхнула его. Взметнувшиеся снежинки осели на заснеженный хвойный лес, по которому пробирались между деревьями крохотные сани. Прищурив глаза, она разглядела, что в запряженных лосями санях сидит один-единственный пассажир. Старинные часы отмерили последние удары полуночи. В наступившей тишине Мариетта почувствовала чье-то присутствие. Все еще с шаром в руке, она резко обернулась. Дроссельмейер стоял в углу сцены, прислонившись к колонне, и наблюдал за ней. Он был в том же костюме, который надевал в канун Рождества, и на нее нахлынули воспоминания подобно снежному бурану. Она все вспомнила. Его руки, держащие ее. Как он запер ее в бальном зале. Заставил бежать в странный, жестокий, чудесный мир магии и боли. Отправил ее в этот мир, чтобы он играл с ней как с куклой, сломил ее, манипулировал ею до тех пор, пока она не разобьется, как стеклянный шарик. Но она не разбилась. – Здесь все еще канун Рождества, – произнес он. – А вы – Великий Кондитер, – ответила она, наконец-то высказав подозрение, которое уже какое-то время преследовало ее. Он склонил голову и развел руки в стороны, как распорядитель концерта. – Вы мне доставили огромное удовольствие этим представлением. Мир Мариетты задрожал, стены ее жизни стали хрупкими и неустойчивыми. Она заставила свое сердце захлопнуть двери и не поддаться желанию задать вопрос, который вертелся у нее на языке. Вместо этого она спросила: – Как вы обрели такую силу? Откуда она взялась и с какой целью вы отправили меня в другой мир? Могу лишь предположить, что вы хотели меня наказать. Доказать, что вы меня контролируете. Бледно-голубые глаза Дроссельмейера от его улыбки стали еще холоднее. – Магия не имеет причины. Однако я очень рад слышать, что вы признаете мою силу. Значит, то, что должно произойти, пройдет более гладко. Мариетта заставила себя подавить вспыхнувшие эмоции, и голос ее наполнился ледяным спокойствием. – Вы отправили меня в тюрьму. Меня могли убить или оставить гнить в ней целую вечность ради вашего развлечения. – Однако этого не произошло. – Чего бы, по вашему мнению, ни должно произойти и на что бы вы ни планировали употребить вашу силу, уверяю вас, я не буду в этом участвовать. Тонкие губы Дроссельмейера изогнулись в улыбке. Какое-то неуловимое выражение проскользнуло по его лицу. Мариетте уже приходилось его иногда видеть и гадать, что оно значит, но на этот раз она его поняла. Это магия. Она наэлектризовала воздух вокруг него, сильная, опьяняющая и действенная. Когда-то она не сумела распознать ее, но после волшебства Эвервуда она близко познакомилась со всеми видами колдовства. Она отступила на шаг. У нее хватило наивности думать, что в мире, где нет волшебства, их с Дроссельмейером силы почти равны. Однако, по-видимому, его магия сильнее, чем прежде. – Кто вы такой? – выдохнула она. – Всего лишь человек. Она покачала головой, а он медленно двинулся к ней, наслаждаясь ее реакцией, всматриваясь в ее лицо в поисках трепета, испуга.