Поэтому, по словам Александра, лет восемь назад, без всякой рекламы и помпы, в Москве и появились несколько элитарных университетов для «золотой молодежи», призванных формировать кадры как для «цветных революций», так и для захвата власти в случае, если удастся совершить в России госпереворот. Ну, а чтобы «золотые» шли туда учиться, а их папы охотно оплачивали супердорогое обучение, было объявлено, что дипломы МУЭПа, МУГЭ, ВИПУО и прочих, но особенно МУСПа, будут приравнены к дипломам Гарварда, Итона, Кембриджа и других престижных западных вузов. И дело как будто пошло очень даже неплохо! Особенно в МУСПе. Там в качестве учебников использовались «труды» Бжезинского и ему подобных «знатоков России». А лекции достаточно часто читали отставные вашингтонские политики уровня Кондолизы Райс и Мадлен Олбрайт. И все бы ничего, но нужного уровня русофобской остервенелости в элитарно-студенческой среде им достичь не удавалось, даже в МУСПе. И тогда проект «Троянский конь» был дополнен проектом «Круг избранных». В МУСП преподавателем по спортивным дисциплинам был направлен кадровый сотрудник ЦРУ Джереми Каргис, выходец из некогда советской Прибалтики. Он организовал тайную полусекту-полуклуб тоталитарного пошиба с мистическим уклоном. Желающие туда войти и в самом деле писали заявление собственной кровью. Собрания «избранных» проводились в одном из дачных поселков, где в «лучших» традициях масонов, иллюминатов и иных тайных обществ была оборудована очень даже небедная штаб-квартира. На этих собраниях-камланиях-радениях проводились всевозможные мистические ритуалы. В частности, на одном из заброшенных подмосковных сельских кладбищ «избранные» разыскали могилу женщины, которая в тех краях слыла ведьмой. И вот, чтобы пройти одну из ступеней «посвящения», нужно было в одиночку провести ночь на кладбище рядом с этой могилой. В чем-то этот ритуал они переняли у тайного студенческого общества в Итоне, которое именуется «Череп и кости». – Да-а-а!.. – поморщившись, покрутил головой Стас. – Уже впечатляет! – А то ж! – понимающе рассмеялся Александр. – Хорошо, у итонцев они не все нюансы их ритуалов переняли. Там у америкосов есть такое, что за столом лучше не рассказывать – вывернет наизнанку… – Ну а на кладбище хоть кто-то из них усидел? – поинтересовался Гуров. – Нет, парни говорили, что уже в полночь деру оттуда давали все… – смеясь, ответил Вольнов. – Усидеть смог один лишь Шумарюш. Его за это в «Круге» и выбрали «номером один». Но после той ночи его характер, и без того хреновый, стал вообще никуда. Он на любого, даже на Джереми мог накинуться, словно с цепи сорвавшись. И вот этой весной их «наставник» объявил, что они должны стать «астральными кровными братьями». А для этого в полнолуние каждый из них должен был убить человека. Какого человека и как именно убить – определяли жеребьевкой. До Лилии убиты были таксист-мигрант, бомж и полицейский. Таксист был задушен, бомж застрелен, полицейского на новостройке столкнули с большой высоты. – Стоп! Я помню, это было в мае! – кивнул Лев. – Там все было обставлено под несчастный случай. Значит, это все-таки было убийство… Ну, я так и предполагал! А убийц таксиста, бомжа и полицейского уже установили? – И установили, и задержали, – ответил Вольнов. – Кстати, доказали и то, что именно Каргис угнал твой «Пежо» и устроил ДТП. Он долго брыкался, но потом его «слили» свои же «избранные». Да и было за что. Дело в том, что этот Каргис всегда был неравнодушен к юношам. У психиатров это называется эфебофилией. Этот извращенец и сексовался с «избранными», кто податливее, типа Шумарюша. Но около половины пацанов оказались твердыми «гетеро» и никак не соглашались на его притязания. Поэтому одного из них он, по сути, изнасиловал. Этот студент потом ему и припомнил «ночь любви». Это Юлий Малашин, который сам тогда признался вашей сотруднице в принадлежности к «Кругу избранных» и по ее просьбе составил список всех его членов. – Ну, надо думать, перед обаянием Вали Николаевой устоять ему было трудно! – усмехнулся Гуров. – Полагаю, тамошние дивы, глядя на нее, исходили самой черной завистью… Напряженно о чем-то размышляя, Стас обхватил пятерней подбородок и с недоумением произнес: – Но мне одно непонятно… Что именно их, всех этих тринадцать балбесов, объединяло в этом «Круге»? Что заставляло их терпеть все эти дурацкие, тошнотные «ритуалы», пидорские приставания этого америкоса… Что? Согласившись, что этот вопрос очень толковый и уместный, Александр сделал небольшое «лирическое отступление». По его словам, еще в пору формирования программы «Троянский конь» многие американские эксперты по России считали, что одного этого – взращивать и воспитывать «элитарную» молодежь в духе безграничной любви к Западу и тотальном презрении к собственной стране – будет недостаточно. Для сокрушения России нужно было что-то еще. И «Круг избранных» был создан именно для этой цели. В документах ЦРУ он именовался «Группа прорыва», и не куда-нибудь, а к власти. Задумка была с очень далеким прицелом. Смысл ее заключался в том, чтобы среди студентов МУСПа отобрать тринадцать (мистическое число – а иначе-то как?) самых толковых, самых честолюбивых, самых мотивированных студентов, жаждущих прорваться к высшей ступени российской власти. Планировалось, объединив их в интеллектуальный кулак, однажды кинуть в бой. Прежде всего в бой политический, в схватку идей, где они должны будут завоевать умы российского электората. На тайных посиделках «избранные» на полном серьезе делили высшие государственные посты. Например, Георгий Шумарюш метил прямо в президентское кресло. – Это озлобленное чмо – в президенты?!! – язвительно рассмеялся Стас. – Мечтать не вредно… – Это были не мечты, это были планы, продуманные и профинасированные многими миллиардами баксов. Ведь однажды Западу это уже удалось: два подряд правителя Союза и России оказались его большими сторонниками. Конечно, двухтысячные – вовсе не середина восьмидесятых, не девяностые. Но кто сказал, что удачный опыт нельзя использовать еще раз? Разумеется, одни методики надо обновить, другие совсем переписать, и… вперед! К новой победе западного мира над «варварской» Россией. И когда в Кремль в качестве президента войдет кто-то из тех, кто сегодня взращивается в «Круге избранных», на столь ненавистной «цивилизованному миру» стране можно будет поставить жирный крест… – Но почему эти универы, типа того же МУСПа, они открыли именно в России, а не у себя, на Западе? – саркастично хмыкнул Крячко. – В чем фишка? – Мне кажется, они учли такой фактор, как неприязнь к Западу очень многих наших соотечественников… – ответил за Вольнова Гуров. – Лихие девяностые – это не то, что так легко забыть. Видимо, наши «партнеры» рассудили: выпускников западных вузов у нас могут воспринимать как идейных «клонов» тех, кто пришел к власти в девяносто первом. А вот выпускники российского вуза, пусть даже они и из «золотой молодежи», – куда более «свои». Вот примерно так… – Полностью согласен! – Александр изобразил рукой одобрительный жест. – В принципе их задумка очень даже не глупа. Но Россия такая страна, что в ней слишком часто многое идет совсем не так, как задумывалось. Да и сам Запад часто делает такие глупости, что все его хитрые задумки выливаются в бег на месте… Указав на аллейку, ведущую вправо, Лев объявил: – А вон она, эта аллея, где все и произошло… Приятели зашагали по узковатой дорожке, на которой никак не разъехаться двум велосипедистам. В этот момент у Гурова в кармане запиликал телефон. Звонил Кипрасов, который интересовался, как продвигается следствие по «Кругу избранных». – …Сейчас об этом чего только не говорят! – посетовал он. – Иные даже утверждают, что, мол, виновных давно уже отпустили, а все дела закрыты. – Вранье! – лаконично определил Гуров. – Их ведь задержали не только за убийство Лилии, на них еще три убийства. А еще у некоторых из них были достаточно тесные связи с представителями радикальных исламистских группировок. Кроме того, эта группа была создана в том числе и для организации «цветной революции» и захвата власти в стране. Так что статьи некоторым «избранным» светят весьма серьезные, и просто так это не закончится. Будет суд, и будут какие-то судебные решения… – Ну, это хорошо! – облегченно вздохнул Кипрасов. – Кстати, Шумарюша-старшего знаете? В Следственный комитет кто-то прислал что-то наподобие досье, где есть немало документов, раскрывающих, откуда у него миллиарды. Он же ранее инспектировал законность предоставления лесозаготовителям права на вырубку леса. Вот и «наинспектировал» себе на полтора десятка миллиардов рублей. Лесов во многих областях Сибири уже нет вообще, зато у него миллиарды есть. Уже решается вопрос о его исключении из Верхней палаты и возбуждении уголовного дела. – О ком это там? – заинтересовался Вольнов. – О бывшем «хранителе» сибирской тайги Шумарюше… – насмешливо произнес Гуров. – А! – досадливо поморщился Александр. – Мы и на Шумарюша, и на многих других, ему подобных, в самые разные инстанции уже не раз отправляли информацию об их «плодотворной деятельности на благо государства». А толку? Лишь на одно наше представление из десяти возбуждались дела, и лишь по одному из десяти судебных дел кто-то садился. Остальные отделывались легким испугом. Вот такое КПД нашей борьбы с коррупцией… Вскоре они подошли к тому месту, где был задержан Паяльник. Хотя прошло уже больше недели, сломанные ветки кустов и помятая трава хранили следы той скоротечной схватки, которая произошла здесь не так давно. Стас с видом знатока осмотрел заросли молодого подроста тополей и осин, следы, оставленные на земле, и авторитетно кивнул: – Место, прямо сказать, очень глухое. Да, Лева, если бы не ты, то… этой бедолаге в живых остаться было бы не суждено. Здесь же вы и съемку вели твоего «манифеста»? – Да, вон на той стороне дорожки… Правда, если бы не подстава с угоном и не ДТП, на это я не пошел бы ни за что. Не-е-е-т, на фиг нужно! Все думалось, как бы не оказаться в роли вечного раздавальщика интервью! Но, слава богу, обошлось, – улыбнулся Гуров. – Ага! – завозражал Крячко. – «Обошлось»! А после нашей операции в МУСПе что творилось?! Содом и Гоморра! Да, действительно, после визита полиции в элитарный университет, что в некоторых либеральных СМИ назвали «налетом», Гуров и Крячко на какое-то время стали их главными отрицательными героями и телесюжетов, и газетных публикаций. Но, поскольку по ряду причин слишком уж подробно информировать СМИ о том, что произошло в МУСПе на самом деле, не была заинтересована ни одна из сторон, комментарии по этому поводу были весьма скупые, а публикации и телерасследования вылились в сплошные предположения и обсуждение слухов. Тем днем, когда Лев и Станислав, до изжоги надискутировавшись с генералом и папами-олигархами, уже отправились в сторону своей родной «конторы», на опустевший пятачок парковки эдакой нежданной «манной небесной» обрушился десант «тружеников блокнота и карандаша». Разочарованно констатировав, что главные герои этих событий уже успешно смылись, журналистская братия с нерастраченным пылом ринулась на штурм университета. Но… встретила дружный отпор горилл-охранников, которые, позорно проиграв операм, теперь с перехлестом брали реванш, изображая свирепое служебное рвение. Они не позволили никому ступить даже в проходную, ничего не позволили снимать, рекомендовав прибывшим «валить на все четыре стороны подобру-поздорову!». Знали бы они, какую замечательную услугу оказали этим самым участникам полицейской операции! Если до этого момента немалое число репортеров (прежде всего из либеральных изданий!) были намерены пройтись «по зарвавшимся ментам» жестким рашпилем метафор и эпитетов, то теперь вся желчь и негодование достались туповато-недальновидным «секьюрити». Да и было с чего! Интернет-пространство тут же заполнили снимки перекошенных злостью физий горилл, а на телеканалы полетели материалы видеосъемки, на которой дюжие бугаи выпроваживали репортеров, разноголосо вопя «на всю ивановскую» (точнее, Иностранную): – Давай, давай, проваливай! Катись к (пи-и-и-и-и) бабушке! Че-е-го-о-о-о? Да нам по (пи-и-и-и-и), чего ты там про нас напишешь! Видали мы вас в (пи-и-и-и-и-и-и)! А ты че, в глаз, что ль, захотел? Шастает тут, понимаешь, всякая шелупонь, права качает! «Прибор» мы клали на ваши права!.. Надо думать, видя по ТВ эти еще не остывшие кадры, ректор МУСПа Хабалин с досады выдирал у себя на голове последние остатки былой шевелюры… Ну а приятели, после бурной дискуссии в дороге предположив, что сегодня у главка запросто можно встретить не менее роты, а то и батальона жаждущих сенсаций газетчиков и телевизионщиков, решили на «комплименты» все же не нарываться и обойти тихой сапой все возможные «минные поля». Они еще утром предусмотрительно оставили свои авто в одном из ближних от главка переулков. Теперь нужно было всего лишь незаметно к ним пробраться, и – гуд бай, газетно-эфирная слава! Когда опера были уже на полпути к «конторе», сотовый Гурова вдруг выдал мелодию песенки про то, как хорошо быть генералом. Голос Орлова был усталым и весьма безрадостным: – Лева, вы где сейчас со Стасом? Мгновенно сообразив, что у главка сейчас свирепствуют представители СМИ, Лев с возмущением и досадой сообщил: – Да вот, на Рокоссовского застряли в пробке! Уже минут пять стоим, а ей конца-края не видать… Черт знает что! Немного помедлив, Орлов подозрительно уточнил: – Лева, а ты не врешь? Там действительно пробка? – Ну, чего это я вру? – как бы даже оскорбился столь вопиющим недоверием Гуров. – Где-то там впереди долбанулись вроде бы автобус и маршрутка. – Да, да, пробка жуткая, давно такой не видел! – подхватил Крячко. – Если не веришь, то пусть Володя, наш шофер, подтвердит! – Так точно, товарищ генерал-лейтенант, пробка километра на полтора! – бодро заверил тот. – Стажеров наших спроси, пусть они скажут! – продолжал развивать Стас «пробочную» тему. Ехавшие с ними стажеры Валя Николаева и Максим Куличенко дружно подтвердили, что в их родных краях таких кошмарных пробок сроду не бывало! После секундной паузы из телефона вырвался гневный рык Орлова: – Да врете вы все, нагло и бессовестно! Врете!!! Какая пробка, черти вы протокольные?!! Без зазрения совести отдаете на съедение репортерам меня, своего начальника! Предатели! Ну, погодите! Приедете – со всех погоны собственноручно посрываю, премий лишу на год вперед, выходных не увидите… О-о-о, твою дивизию! Опять прутся!.. – и в трубке раздались короткие гудки. Вольнов, еще не слышавший про этот спонтанный розыгрыш Орлова насчет «дорожной пробки», от души рассмеялся. – Ну, и куда вы отправились, когда добрались до своих тачек? – поинтересовался он. – Небось сразу же погнали на Мраморные озера? – Я сразу домой махнул, – мотнул головой Лев. – У Марии тот день был выходной, а она уже давно хотела сходить со мной в Третьяковку – там новая экспозиция… Так что остаток того дня у меня целиком ушел на выставки, музеи… – Понравилось? – подмигнул Крячко. – Да так-то все было нормально… – неопределенно повел плечами Гуров. – Но… Знаете, куда-нибудь ходить с Марией – дело очень непростое. Это все равно что пешком прогуляться по Лондону с английской королевой. Пришли в Третьяковку, там очередина – с километр. Стали в хвосте, ждем. Тут одна ее поклонница бежит к нам из середины очереди: «Мария Леонидовна, ну что вы там стоите? Идите к нам – тут ближе!» Мария, было дело, засомневалась: да неудобно как-то… А очередь дружно подхватила – идите, идите, ВАМ можно! Так что стояли мы – всего ничего… Зато снимали нас с ней телефонами во всех ракурсах. Все ее поклонницы прибегали делать с ней эти самые селфи… В музей зашли – то же самое. Таращились больше на нас, чем на картины. То там, то там, слышу: «Вы знаете, кто это? Это САМА Мария Строева с мужем! Да, это ее муж… Меня на их фоне сними… Быстрее, быстрее, а то уйдут!» Дошли до Исторического – там то же самое!.. Слушая повествование Льва, и Станислав, и Вольнов от души рассмеялись – да, непростое это дело, быть мужем знаменитой жены! – Ну а ты куда отправился? – с любопытством взглянул на Стаса Александр. Тот на секунду замялся, и за него тут же ответил Гуров: – В Колуново, к несравненной Полине Семеновне, продолжить и укрепить знакомство… Куда же еще? Я прав? – Только без пошлых намеков! – буркнул Стас, одарив его сердитым взглядом. – Да, я ездил к ней. Ну, посидели, ну, чаю попили… Что тут такого?.. – Молодец, Стас! Настоящий мужик – за честь дамы всегда постоит и никогда ее не опорочит! – вполне серьезно подчеркнул Лев, хлопнув его ладонью по спине. – Стас, о том, что у вас с Полиной что-то было, я сразу же понял, как только ты вернулся после своего визита из Колунова. Мне достаточно было только глянуть на тебя: весь раскраснелся, глаза сверкают и маслятся… Этого не мог заметить только наш Петро – его, бедного, работа так затуркала, что он иной раз и нас с тобой путает… На днях захожу в его кабинет. Он: «А-а-а, Стас! Заходи, заходи! А где там Лева?!» Несмотря на некоторое недовольство приятелем, Крячко не выдержал и, громко фыркнув, сквозь смех уточнил: – Что, правда, что ль? – Ну да, так и было… – изобразил убедительный жест Гуров. – Вот только мне, мужики, в тот вечер было не до смеха… Ну, когда в меня собирались «пиф-паф». Домой приезжаю – там море слез, там буря женских эмоций… Мария по квартире мечется, куда-то спешно собирается. Я захожу: что случилось? Она чуть в обморок не грохнулась – еле успел подхватить. Спрашивает: «Лева, ты жив?!» Ну, я сразу сообразил, в чем дело, спрашиваю: новости, что ль, по телику глядела? Оказывается, минут за десять до моего приезда ей начали названивать знакомые, мол, в твоего стреляли, он в реанимации. Она звонит мне, а у меня, как назло, сел аккумулятор. Звонит Петру, Стасу – у них занято. Звонит в Склиф, а там, как их и предупредили, отвечают, что – да, Гуров здесь, у нас. Состояние тяжелое, но жить будет. Она и кинулась собираться, чтобы скорее ехать в клинику. – Ругалась? – поинтересовался Александр. – И ругалась, и уговаривала сменить работу… – сокрушенно вздохнул Лев. – Даже пригрозила объявить эмбарго на… гм-гм… личные отношения. Тут вдобавок и моя родня начала названивать – и из Московской, и из Тульской области, еще откуда-то… Кто спрашивает, не надо ли чем помочь, кровь, там, сдать… Кто извещает, что уже заказывает молебен за мое выздоровление… Вот они, издержки массовой телефонизации и «телевизоризации» всей страны! Только часам к одиннадцати всех успокоили, всех утешили… – Да все – фиг бы с ними! – пренебрежительно махнул рукой Крячко. – Самое главное, Марию ты утешил? – Естественно! Не одному же тебе утешать, пусть даже и Полину Семеновну? – не моргнув глазом, парировал Лев. Когда смолк смех, Вольнов задумчиво резюмировал: – В народе говорят, что тот, кому довелось много смеяться, рискует получить повод к тому, чтобы потом много плакать… Кстати, мужики! Похоже, такой повод у нас сейчас появится. Вы гляньте, гляньте, кто нас встречает?! И только тут все трое разглядели прямо по курсу плотный репортерский редут с камерами, фотиками, блокнотами и диктофонами. Вывалив из какой-то боковой аллейки на центральную, массмедиа в позе Шер-Хана дожидались своей добычи. Приятели несколько замедлили шаг, торопливо обсуждая сложившуюся обстановку. Всю прошедшую неделю им уже не раз, причем весьма успешно, удавалось уходить от излишнего внимания репортеров. И, казалось, настырная журналистская братия от них отвязалась насовсем. Выходит, так только казалось… Окидывая взглядом нежданно-негаданную облаву, Александр неожиданно предложил: