Я затянулся. И выдохнул дым. Воздух казался более свежим после затяжки. Мысли казались более пустыми и простыми. Мир казался светлее. Что же, всё после затяжки казалось мне легче. И лучше. Но не я сам. Не установлен Я сидел в углу комнаты, вслушиваясь в разговор. Они всё ещё обсуждали меня. И того, другого парня. Почему… Потому что мы были главными подозреваемыми. Они не могли меня видеть, но могли почувствовать. Я не знал их сил. И они не знали моей. Но, должно быть, скоро я получу прозвище. Когда они обо всем проведают. Женщина с серебряными на свету волосами говорила с директором, пытаясь, однако, доказать, что виноват вовсе не Дэмиан Куин или Джонатан Эрланд. «Но кто же тогда?» Директор этот вопрос не задал. Он устало перевёл взгляд с женщины на рыжеволосого Крозье. Тот всё ещё хмуро и упрямо повторял: – Возможно, виновен и вправду мальчик, просидевший в ящике П… В карцере. Но новенький не внушает доверия. Он же из психушки! Я поморщился, вспоминая старый дом. Да уж. Из психушки. Теперь я думал, что там было легче. Подумаешь – таблетки, пристальный присмотр. Жесть, творившаяся в этой школе, сводила с ума намного сильнее. – Да, юноша действительно был зачислен в психиатрическую лечебницу, – подтвердила Туманная женщина. Я удивился, почему она всё ещё не на посту в одной из башен, стоящих вокруг острова. – Но у него нет никакого резона и причины поджигать кабинеты. А вот… – Простите, леди, – директор вздохнул. Он часто вздыхал. И всегда выглядел так, будто вот-вот умрёт. Впрочем, возможно, так оно и было. – У вас нет никаких доказательств причастности Олеандра ла Бэйла. Он хороший мальчик, спас всех, кого вы спасти могли бы и не успеть, – его взгляд стал жёстче. Крозье выдохнул. – Да уж. И какой, к чертям собачьим, нужен резон психу? Никакого. Сжечь все ради забавы! Откуда мы знаем, может, у него способность такая. Туманная смерила его ледяным взглядом. – Против этого мальчика улик нет. Крозье широко ухмыльнулся, отчего шрам в уголке его губ растянулся и стал более заметен. – Неужели? – он, стоявший до того скрестив руки, протянул женщине папку, шлепнув её на стол директора. – Дело Джонатана Эрланда. Прошу любить и жаловать. Она пристально смотрела на бумаги. – Я читала, – спокойно произнесла она. – У меня есть к ним доступ, я же не простой охранник. Крозье нахмурился, явно сдерживаясь, чтобы не выглядеть слишком пренебрежительно и непрофессионально. – Прекрасно. Тогда вы знаете, что этот «юноша» убил собственную мать, оставив себя сиротой, а потом ещё и пытался выскрести себе глаза ложкой, уже в психиатрической лечебнице. Как вам такой «резон»? Нехило, а? Туманная взяла папку и открыла её, пробежавшись беспристрастным взглядом по страницам. – Допустим, – ответила та. – Но в его деле не было ни одного поджога… – Ха! – Крозье ухмыльнулся, перелистывая папку и указывая пальцем в какую-то страницу. – Его отец был пожарным. До того, как погиб, спасая людей. Герой, ничего не скажешь. Только вот помер в огне. Туманная скривилась. – Ладно, – она захлопнула папку и опустила её на стол. Директор прикрыл глаза руками. Он не выглядел ни молодым, ни старым. Скорее, измученным. И вечным. – Вам обоим стоит обсудить это с остальным коллективом и органами. Не со мной. Пока не будет других доказательств, причём обоснованных, я ничего не сделаю, и С.О.В. тоже. А ещё вы бы подумали, каким образом возобновить занятия. Раз кабинеты обычных предметов сгорели, как и все необходимые вещи, можете начать курс обучения аномальной. Всё равно мы уже давно собирались это сделать. Оба учителя молчали, слушая начальника. После отвернулись. И когда они направились к двери, я споткнулся о воздух, что было вполне в моём стиле, и, выдохнув, провалился в стену. Она поглотила меня, а я же, рухнув, но не почувствовав этого, уже в коридоре, вздохнул, сосредоточился на своём теле и спустя несколько секунд открыл глаза, очнувшись в своей комнате, всё чувствуя и ощущая. И ощущал я неладное. Вернее что-то, подсказывающее о приближающейся буре. А ведь мы жили посреди моря. Волк Привет, Волк, привет, Ворон Элэнд Фабио Раух был немцем. А также – юным подмастерьем священника. К тому же он был почти единственным верующим человеком на всю школу, и многих это забавляло. Так мне объяснил сегодня на ужине парень по имени Генри, указывая на невысокого мальчика, сидящего в одиночестве за столом. Почему-то все до сих пор помнили прошлое и цеплялись за него. Да, прошлое стоит помнить. Но в таком смысле… Сомнительно. Скорее всего, людям просто нужен был повод. Учебники истории им в помощь. Уже идя по коридору, я заметил издали, как ребята загнали худенького Элэнда с растрёпанными пшенично-жёлтыми волосами в угол, прижимая к стенке. Он был безоружен, естественно, и даже бос. Видимо, кто-то выкурил его прямо из комнаты. Я попытался сосредоточиться на мальчике, как вдруг с ужасом понял, что откуда-то знаю его. Я поразился, но не понимал, что это. И всё же я полностью сосредоточился на Элэнде Фабио, прикрыв веки. Я почувствовал, как информация меня захватывает. Elend означает «горе» в переводе с немецкого. И о чём думала его мать, нарекая так сына? О, чёрт. Она ведь и вправду не думала. Вот оно: его мать умерла при родах. «О горе», – произносит женщина. И умирает. Видимо, отец потому и решил назвать сына последними словами жены. Я открыл глаза. Пока что этого было достаточно. И вот – его задирают. Я уставился на это в шоке. Не было сил ни идти, ни стоять. И всё же, собравшись, я хотел уже было вмешаться, как это сделал другой. Акцент выдавал в юноше русского. Он оттолкнул задир и протянул Элэнду, горю, руку. Подмастерье священника радостно её принял, но драчуны не успокаивались. Я только прибыл в эту школу, а уже стал свидетелем подобного. Не понравилось мне это место с первого взгляда. На русского и немца начали наступать. Я не был уверен, почему они делают это. Им скучно? Думаю, да. Все эти поводы – лишь предлог. Элэнд и русский парень теперь оба были зажаты. И тут я услышал тихие шаги за своей спиной. Новоприбывший толкнул меня в плечо. – Развлекаешься? Он мрачно оглядел меня и направился к бандитам. Те, завидев его, засмеялись. Но, поймав решительный взгляд нового действующего лица, напряглись, и смех стих. Даже самые отбитые тупицы чуют, когда появляется достойный противник. Они чуют и боятся. Но отступать уже поздно. Низкорослый юноша улыбнулся им. Он напряг голос и спросил что-то на немецком. Ему не ответили. Они явно никак не ожидали услышать от этого парня иностранных слов. Он произнес что-то ещё. Я перевести не мог, но Элэнд всё понял. А я понял через Эленда.