– Разумеется, но только не дочки миллионеров. – Я взял нож для бумаг и принялся ковырять дырки в промокашке. – Значит, Дженет не оставила завещания. Следовательно, Эвдора не получала от нее никакого наследства. В таком случае откуда же она взяла деньги? – Я поднял глаза и задумчиво уставился на Паулу. – Предположим, ей было известно о лечении Морин от наркотической зависимости? Предположим, Морин платила Эвдоре, чтобы та держала рот на замке? А это мысль. Потом появляюсь я, и Эвдора решает, что сможет выжать из Морин еще немного денег. Она говорит мне, чтобы я вернулся в девять вечера, а затем звонит либо Морин, либо ее представителю, которым вполне может оказаться доктор Зальцер. На самом деле это и должен быть доктор Зальцер. «Дайте еще денег, или я заговорю» – так она могла пригрозить. И Зальцер посылает Двона, чтобы урезонить Эвдору. Вместо того либо даже действуя по прямому приказу, Двон убивает Эвдору. Как тебе такая версия? – Звучит вполне складно, – с сомнением произнесла Паула. – Но все это лишь домыслы. – Совершенно верно. Это домыслы. И все же что-то в них мне импонирует. – Я проковырял еще три маленькие дырочки в промокашке, прежде чем продолжить. – Думаю, мне стоит еще раз перемолвиться словечком с медсестрой Герни. Слушай, Паула, сегодня днем у нее нет дежурства. Может, ты позвонишь в ассоциацию медсестер и попробуешь узнать у них ее домашний адрес? Наплети им с три короба. Наверное, они дадут тебе адрес. Когда Паула вышла из кабинета, я еще немного отпил из бутылки и закурил очередную сигарету. Прежде всего медсестра Герни, сказал я себе, а потом «Глинн энд Коппли». Паула вернулась через несколько минут и положила на изуродованную промокашку листок бумаги. – Голливуд-авеню, тысяча восемьсот восемьдесят два, квартира двести сорок шесть, – сказала она мне. – А тебе известно, что она одна из медсестер доктора Зальцера? – Правда? – Я отодвинулся от стола. – Ну, что тут поделаешь? Все снова упорно возвращает нас к доктору Зальцеру, не так ли? – Я пододвинул к ней свой ящик с документами. – Здесь не так много. Ничего такого, с чем ты не справишься. – Рада слышать. – Она забрала ящик. – Значит, ты будешь заниматься этим делом? – Не уверен. Скажу наверняка сегодня днем. – Я потянулся за шляпой. – Еще увидимся. У меня ушло полчаса на дорогу до Голливуд-авеню. В разгар утра движение на Сентр-авеню было затруднено, но и я никуда не торопился. Дом номер 1882 по Голливуд-авеню оказался шестиэтажной многоквартирной коробкой, которую сляпали на скорую руку ради быстрой наживы, а не ради удобства жильцов. В фойе было сумрачно и грязно. Лифт способен вместить троих, при условии, что они не возражают ощутить себя селедками в бочке. На облупленной металлической табличке, криво висевшей на стене фойе, была нарисована рука, указывающая на лестницу вниз, и выцветшими голубыми буквами написано слово «консьерж». Я вошел в лифт, задвинул решетку и нажал на кнопку с цифрой «2». Лифт со скрежетом, словно сомневаясь, стоит ли вообще двигаться, поехал вверх и со вздохом остановился на втором этаже. Я оказался в бесконечном коридоре, по обеим сторонам которого тянулись ободранные крашеные двери. Мне показалось, я прошагал полмили, пока не добрался до квартиры 246 – одной из двух квартир в тупике. Я нажал на кнопку звонка, а затем прислонился к стене и вытащил сигарету. Интересно, медсестра Герни в постели? Интересно, будет ли она рада видеть меня снова? Я надеялся, что да. Пришлось подождать пару минут, прежде чем я услышал какое-то движение, а затем дверь открылась. Медсестра Герни выглядела куда интереснее без своей униформы. Она была в домашнем халатике, доходившем до лодыжек, зато его полы расходились уже на уровне коленей, и совершенно босая. – О, привет, – сказала она. – Хочешь войти? – Я бы не возражал. Она отступила в сторону. – Как ты узнал мой адрес? – спросила она, заводя меня в маленькую комнату. – Какой сюрприз. – Точно, – сказал я, бросая шляпу на стул. – Ты сногсшибательно выглядишь. Она хихикнула: – Я случайно выглянула в окно и увидела, как ты идешь. Так что у меня было время прихорошиться. Но как ты узнал, что я живу здесь? – Позвонил в ассоциацию медсестер. Ты собиралась в постель? – Угу, но пусть тебя это не смущает. – Ты ложись, а я буду сидеть рядом и держать тебя за руку. Девица покачала головой: – Звучит тоскливо. Давай выпьем. Ты пришел с какой-то целью или это просто визит вежливости? Я опустился в кресло. – Пятьдесят на пятьдесят, хотя все-таки больше визит вежливости. Только не заставляй готовить напитки. Я ощущаю себя немного не в своей тарелке. Почти не спал прошлой ночью. – И с кем ты был? – Тут другое. – Я с благодарностью потянулся за коктейльным стаканом и отсалютовал ей. Она прошла мимо меня и упала на диван. Ее халатик разошелся еще больше. Я тут же уставился на нее, пока она не запахнулась. – Знаешь, я никак не ожидала увидеть тебя снова, – призналась она, поднося бокал виски со льдом к лицу и упираясь в него подбородком. – Я подумала, что ты из тех, кто исчезает после первой встречи. – Я? После первой встречи? Ну уж нет, ты совершенно неправильно меня оцениваешь. Я из числа стабильных, верных и прилипчивых. – Ага, как же, вот подожди, пока новые удовольствия приедятся, – произнесла она с некоторой горечью. – Тебе нравится коктейль? – Отличный. – Я вытянул ноги и зевнул. Мне действительно было так погано, что я с удовольствием забрался бы в крысиную нору и заделал бы вход. – Кстати, долго ты еще будешь присматривать за дочкой Кросби? – поинтересовался я как бы мимоходом, однако она тут же бросила на меня пронзительный, удивленный взгляд. – Медсестры никогда не рассказывают о своих пациентах, – заявила она чопорно и немного отпила из бокала. – Только если у них нет особой причины, – сказал я. – Нет, серьезно, разве тебе не хотелось бы сменить работу? Я мог бы тебе помочь. – Еще бы не хотелось! При моей нынешней работе можно подохнуть от скуки, просто безумие называть такое работой, там вообще нечего делать. – Ну как же. Должно быть, все-таки что-то делать нужно. Она покачала головой, хотела что-то сказать, но затем передумала. Я ждал. – А что у тебя за работа? – спросила она. – Тебе нужен уход? – Я бы о нем только и мечтал. Но нет, это не для меня. Для одного друга. Он на аппарате искусственной вентиляции легких и хочет, чтобы его подбадривала хорошенькая сестричка. Денег у него куры не клюют. Я мог бы замолвить за тебя словечко, если хочешь. Она, нахмурившись, обдумала мои слова, затем отрицательно покачала головой: – Я не могу. Мне бы хотелось, но есть кое-какие трудности. – Да вряд ли будут трудности. Ассоциация медсестер их разрешит. – Меня нанимала не ассоциация медсестер. – Так ведь тогда все еще проще, разве нет? Если ты сама нанималась на эту работу… – У меня контракт с доктором Зальцером. Он держит клинику на Футхилл-бульваре. Может, ты о нем слышал? Я кивнул. – И Зальцер лечит Морин? – Да. По крайней мере, я предполагаю, что лечит. Он ни разу к ней не приходил. – Тогда как же, вместо него бывает какой-то помощник? – К ней не приходит никто. – Странно как-то, да? – Ты задаешь слишком много вопросов, тебе не кажется? Я широко улыбнулся ей: – Я парень любопытный. Разве Морин не настолько больна, чтобы ее навещал доктор? Она посмотрела на меня: – Только между нами: я не знаю. Я ее ни разу не видела. Я выпрямился в кресле, расплескав немного виски. – Ты ни разу ее не видела? В каком смысле? Ты же ее медсестра, разве не так? – Мне не следовало тебе говорить, но меня это тревожит, и мне хочется с кем-нибудь поделиться. Обещаешь, что не расскажешь никому? – Да кому мне рассказывать? Значит, ты действительно никогда не видела Морин Кросби? – Вот именно. Медсестра Флемминг не позволяет мне заходить в комнату больной. Моя работа – прогонять посетителей, а поскольку никто и не приходит, мне там совершенно нечего делать. – В таком случае чем ты занимаешься там по ночам?