Я ощутил, как кровь зашумела у меня в ушах. – Ну, видите ли, ее дверь была приоткрыта. Она явно не у себя дома. И я подумал, может, она забежала к вам на минутку? На сцену явилась очередная слива. Я отвел взгляд. Созерцание этих крупных зубов, без конца кусающих фрукты, начало уже угрожать моему психическому здоровью. – А… нет, она так не делает. Что ж, мы хотя бы сдвинулись с мертвой точки. – Вы, случайно, не знаете, где она может быть? Появилась сливовая косточка и упала в пакет. Болезненная гримаса исказила полное, лишенное выражения лицо. Женщина задумалась. Происходивший в ней мыслительный процесс можно было заметить, как движение улитки, если смотреть внимательно. – Возможно, она в… в ванной, – сообщила она в итоге. – Я бы подождала и позвонила еще раз. Просто блистательно по своей тупости. – Ее там нет, я смотрел. Она как раз собиралась укусить очередную сливу. Вместо того она опустила руку и с укоризной уставилась на меня. – Это было не очень-то вежливо. Я снял шляпу и провел пятерней по волосам. Еще немного, и я на стену полезу. – Я сначала постучал, – сообщил я сквозь стиснутые зубы. – Что ж, если у вас ее нет, я вернусь и попробую еще раз. Она пока еще думала. Болезненная гримаса все еще сохранялась на лице. – Я знаю, что я сделала бы на вашем месте, – сказала она. Я мог бы предположить, однако не стал говорить об этом вслух. У меня было ощущение, что она способна обидеться ни с того ни с сего. – Так скажите мне, – попросил я. – Я спустилась бы к консьержу. Он очень услужливый человек. – Тут она все испортила, прибавив: – Вы уверены, что не хотите сливу? – Да, совершенно уверен. Что ж, благодарю вас, пойду к консьержу. Прошу прощения, что отнял у вас столько времени. – О, ничего страшного, – ответила она и улыбнулась. Я отступил назад. А она, закрывая дверь, бросила очередную сливу в пасть, которую считала своим ртом. Вернувшись на лифте в фойе, я спустился по темному и пыльному лестничному пролету на цокольный этаж. Лестница упиралась прямо в дверь. На ней значилось одно лишь слово: «Консьерж». Я поднял руку и постучал. Вышел худой старик с длинной, жилистой шеей, одетый в рабочий комбинезон. Он был совсем старый, скучный, от него слабо пахло виски и креозотом. Покосившись на меня без всякого интереса, он вяло выдавил из себя только одно слово: – Да? У меня сложилось впечатление, что я не добьюсь от него помощи, если только не стряхну с него эту летаргию. Судя по его виду, он редко выползал из темноты и так же нечасто имел контакты с людьми. Вместе с Рипом ван Винклем он составил бы отличную бизнес-команду, только при условии, что руководил бы все-таки Винкль, ни в коем случае не наоборот – совершенно точно, не наоборот. Я приблизился к нему и зацепил скрюченным пальцем его карман. – Послушайте, дружище, – сказал я жестким тоном копа из Оркид-Сити. – Выньте вату из ушей. Мне требуется ваша помощь. – Я говорил и все время раскачивал его, подтягивая к себе за карман и отпуская. – Квартира двести сорок шесть, что можете сказать? Он дважды сглотнул комок в горле, судя по движению кадыка. Во второй раз мне показалось, кадык уже не вернется на место, но он в итоге вернулся – впрочем, без толку. – А что происходит? – спросил он, хлопая глазами. – Что не так с квартирой двести сорок шесть? – Это я задаю вопросы. Входная дверь открыта, внутри никого. Это уже ваша ответственность, дружище. Вы обязаны знать, когда кто-то оставляет дверь открытой. – Так она наверху, – с недоумением проговорил он. – Она всегда в это время у себя. – Только в этот раз ее там нет. Пойдемте, дружище, мы с вами вместе поднимемся и посмотрим. Он поплелся со мной, покорный, словно ягненок. Пока мы поднимались в лифте, он вяло проблеял: – Она всегда была хорошей девушкой. Чего это от нее понадобилось полиции? – Разве я сказал, что полиции что-то от нее нужно? – удивился я, хмуро глядя на него. – Я всего лишь хочу знать, почему входная дверь открыта, когда хозяйки дома нет. – Может, она вышла и забыла запереть дверь? – предположил он, прокрутив все в голове. Я видел, что ему очень понравилась эта идея. – А вот теперь вы рассуждаете здраво, – сказал я, когда лифт со скрежетом остановился. Я был рад выбраться из лифта. Он казался недостаточно надежным даже для одного человека, не говоря уже о двоих. – Вы видели, как она выходила? Он сказал, что не видел. – А вы увидели бы ее, если бы она вышла? – Да. – Он похлопал глазами, и его кадык дернулся пару раз. – Окна моей комнаты выходят на парадный вход. – И вы уверены, что она не выходила за последние десять минут? Нет, в этом он не был уверен. Он готовил себе ланч. Мы прошли по длинному коридору до тупика, где находилась квартира медсестры Герни. Мы заглянули во все комнаты, но девушки по-прежнему не было ни в одной. – Ее нет, – заключил я. – Как еще она могла бы покинуть здание, минуя парадный вход? Старик некоторое время тупо созерцал стену, после чего заявил, что другого выхода нет. Я ткнул пальцем в сторону квартиры напротив. – А кто эта толстуха, которая любит сливы? На этот раз кадык провалился надолго. – Сливы? – повторил он, попятившись. Я догадался, что он принимает меня за сумасшедшего. – Да. Кто она? Он посмотрел на дверь квартиры 244, поморгал, после чего испуганно уставился на меня. – Из этой квартиры, мистер? – Ну да. Он покачал головой: – Но там никто не живет. Эта квартира сдается. Я вдруг ощутил, как по спине пробежал холодок. Я протиснулся мимо консьержа и надавил на кнопку звонка. Я слышал, как звенит колокольчик, однако ничего не происходило, никто не открывал дверь. – Ключ есть? Он пошарил в кармане, вытащил ключи и протянул мне. – Там никого нет, мистер, – сказал он. – Пустует уже несколько недель. Я отпер замок, толкнул дверь и вошел в прихожую, такую же, как в квартире медсестры Герни. Быстро пробежал по комнатам. Квартира была совершенно пустой, словно буфет миссис Хаббард[10]. Окно ванной выходило на пожарную лестницу. Я распахнул окно и выглянул наружу. Внизу оказался переулок, ведущий на Скайлайн-авеню. Крепкому мужчине ничего не стоило бы отнести по пожарной лестнице девушку к ожидавшей внизу машине. Высунувшись еще больше, я увидел на одной из железных ступенек сливовую косточку. Жаль, что она не проглотила ее. Может, подавилась бы насмерть.