– О да. Стены здесь чем-то обиты. С виду не скажешь, но попробуйте ударить кулаком. Это довольно забавно. Он свесился с кровати и ударил в стену. Удар оказался беззвучным. – Мне кажется, это резина. Кстати, меня зовут Дункан Хоппер. Возможно, вы слышали о моем отце Дуайте Хоппере. Насколько я помнил, Дуайт Хоппер был крупным торговцем на рынке картин, занимался маслом и темперой. Я и не знал, что у него есть сын. – А я Маллой, – представился я. – Виктор Маллой. Он склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня. – Как? – Маллой. – Вы уверены? – Теперь он улыбался с хитрецой. – Мне сказали, что вы Эдмунд Сибрайт. – Нет, Маллой, – сказал я, снова ощутив мурашки на спине. – Ясно. – Он опять начал вышагивать пальцами по краю ночного столика. Кажется, ему это нравилось. – Но вы не станете возражать, если я буду называть вас Сибрайтом? Блэнд зовет вас Сибрайтом. Доктор Зальцер зовет вас Сибрайтом. В ваших бумагах значится это имя. Я знаю, потому что уговорил Блэнда показать мне их. Там написано, что у вас маниакально-депрессивной психоз. Вы знаете об этом? Во рту у меня внезапно пересохло. – У меня… что? – Маниакально-депрессивный психоз. Осмелюсь предположить, это просто чепуха. – Именно чепуха. – Я понял, что мне все труднее говорить и думать спокойно. – Как я рад. С депрессивными так скучно. Мне вы таким не показались, и я так и сказал Блэнду. Но Блэнд такой глупый, совершенно необразованный человек. Он никогда не слушает того, что я ему говорю. Боюсь, он вам не понравится. Он утверждает, будто я параноик, но это-то полная чушь. Мы как раз сегодня утром ужасно спорили по этому поводу, и он принес мне эту книгу. Тут сказано о паранойе. На самом деле, довольно интересно. Только у меня нет ни единого симптома. Зато здесь имеется весьма любопытная глава о маниакально-депрессивном психозе. – Он прошагал пальцами по краю столика, прежде чем продолжить: – У вас бывают галлюцинации? Я сказал, что галлюцинаций у меня нет. – Как я рад. – Он, кажется, был искренне доволен. – Однако же странно, что вы считаете, будто вас зовут Маллой, правда? Или вы так не считаете? Я проговорил очень отчетливо и медленно: – Ничего странного в этом нет, потому что моя фамилия Маллой. – Понятно. – Он потянулся за книгой и принялся листать страницы. – В таком случае, если вы не Эдмунд Сибрайт, почему вы здесь? – Это длинная история, – сказал я, и мне вдруг показалось жизненно важным, чтобы этот блондин мне поверил. Если он не поверит, тогда никто вообще не поверит. – Я в некотором роде частный детектив и занимаюсь одним делом. Я выяснил, что доктор Зальцер имеет отношение к смерти Эвдоры Дрю. Все это слишком запутано, чтобы сразу объяснить. В общем, я вышел на след преступников, и меня похитили. Не знаю, как мне удалось выговорить последние слова. Это звучало кошмарно, но я не смог бы сформулировать иначе, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Крохотная искра паники начала разгораться во мне, когда я увидел на лице Хоппера вежливое недоверие. – Доктор Зальцер? – переспросил он, очаровательно мне улыбаясь. – Убийца? Как интересно. А вы, значит, детектив? Я правильно понял? – Послушайте, – начал я, силясь сесть на кровати. – Я догадываюсь, о чем вы думаете. Вам кажется, что я сумасшедший, верно? – Конечно нет, мистер Сибрайт, – ответил он ласково. – Ничего подобного я не думаю. Я знаю, что вы не совсем здоровы, но не сумасшедший – совершенно точно, вне всяких сомнений. Я облизнул пересохшие губы. – Вы в этом уверены? – Разумеется. Но по хитроватому, веселому блеску в его глубоко посаженных глазах я видел, что он лжет. 2 Хоппер сказал мне, что около девяти придет Блэнд и погасит свет. – Примерно через пять минут, – уточнил он, сверившись с наручными часами. – Блэнд разрешил мне оставить часы, потому что я обеспечиваю его сотней сигарет в неделю. Отец присылает их для меня, но мне, разумеется, не разрешают курить. Кажется, они опасаются, что я могу поджечь постель. – Он засмеялся, продемонстрировав мелкие и ровные белые зубы. – Нелепость, конечно же, но я полагаю, они все делают из лучших побуждений. Прикрывшись простыней, я пытался высвободить руку из наручника. Если удастся освободиться, говорил я себе, ничто, даже пулемет, не удержит меня в этом заведении. Однако браслет был подогнан по размеру моего запястья, и избавиться от него можно было либо отрубив мне руку, либо с помощью ключа. – Какой сегодня день? – спросил я вдруг. Хоппер открыл ящик ночного столика и сверился с ежедневником. – Сегодня двадцать девятое июля. А вы не ведете ежедневник? Я веду. Завтра у меня годовщина. Три года здесь. Но я его не слушал. Мне пришлось долго и старательно соображать, прежде чем я вспомнил, что Морин отвезла меня к себе двадцать четвертого июля. Пять дней! Паула и Керман наверняка меня ищут. Догадаются ли они заглянуть сюда? Даже если им придет на ум, что я здесь, как они меня отсюда вытащат? Зальцера прикрывает Брендон, а Брендон и слушать Кермана не станет. Если бы Шеррил – а человек в красной майке, конечно, был именно Шеррил – сомневался в надежности этого места, он давно уже пристрелил бы меня и сбросил в море. Кстати, почему он так не сделал? Может, убийство ему претит? Стивенса ведь не убивали. Его смерть была несчастным случаем. Однако Зальцер перед убийством не остановился, если только Двон не переусердствовал сам, выполняя его приказ. Наверное, даже лучше быть убитым, чем запертым в камере с мягкими стенами до конца своих дней. Соберись уже, Маллой, велел я себе. Хватит ныть! Ну ладно, надавали тебе по башке и, судя по ощущениям, вкатили лошадиную дозу какого-то наркотика, однако это не повод съезжать с катушек. Паула и Керман вытащат тебя отсюда. Держись и не падай духом, пока они не придут. Дверь неожиданно и беззвучно распахнулась, и вошел невысокий смуглый мужчина. У него были плечи как у гориллы и красное круглое лицо, усеянное веснушками, на котором застыла безрадостная улыбочка. Он был в коротком белом халате, белых брюках и в белых ботинках на резиновой подошве. Он принес поднос, накрытый полотенцем, и двигался при этом беззвучно и легко, словно перышко. – Привет, Хоппи, – поздоровался он, опуская поднос на столик у двери. – Уже пора баиньки. Как твои дела? Вычитал что-нибудь полезное в этой книжке? Хоппер махнул рукой в сторону моей кровати. – К нашей компании присоединился мистер Сибрайт, – сообщил он. Блэнд (а это мог быть только Блэнд) подошел к моей кровати и уставился на меня. Он продолжал улыбаться, его улыбка даже стала немного шире. Взгляд его зеленоватых глаз был серьезным, бесстрастным и колючим, как осколки льда. – Привет, золотце, – сказал он. У него был странный голос, сиплый и приглушенный, почти шепот, как будто болело горло. – Я Блэнд. Буду теперь за тобой присматривать. Я поймал себя на том, что вцепился в простыню, но тут же прекратил это. Не паникуй, велел я себе. Успокойся. Не торопи события. – Привет, – ответил я, и мой голос прозвучал напряженно. – Тебе не нужно за мной присматривать. Где Зальцер? Я хочу с ним поговорить. – Доктор Зальцер, золотце, – с укоризной поправил Блэнд. – Не стоит проявлять неуважение. – Он нарочито медленно подмигнул Хопперу. – Увидишь его завтра. – Я хочу видеть его сейчас, – пробубнил я. – Завтра, золотце. Должен же доктор хоть немного отдыхать. Если тебе что-то нужно, скажи мне. Я на этом этаже главный. Как я скажу, так и будет. – Мне нужен Зальцер, – повторил я, стараясь владеть голосом. – Завтра, золотце. А теперь укладывайся. Я сделаю тебе укольчик, а потом ты будешь спать. – Он думает, что он детектив, – брякнул Хоппер, внезапно помрачнев. – Говорит, доктор Зальцер кого-то убил. – Крайне непочтительно, но разве это имеет значение? – сказал Блэнд, вынимая из футляра шприц. – Конечно имеет. Это же галлюцинации, – сердито пояснил Хоппер. – Так сказано в этой книге. Не понимаю, почему он должен лежать со мной. Мне это не нравится. Он может быть опасен. Блэнд коротко хохотнул. – Смешно слышать это от тебя. Помолчи, золотце, у меня еще полно дел. Он вставил в шприц иглу и наполнил его бесцветной жидкостью. – Я пожалуюсь доктору Зальцеру, – продолжал Хоппер. – Моему отцу это не понравится. – К черту твоего отца и дважды к черту тебя! – раздраженно бросил Блэнд. Он подошел ко мне. – Ладно, давай сюда правую руку. Я резко сел. – Не смей тыкать в меня этим, – сказал я. – Вот не надо так, золотце. Так мы ни к чему не придем, – сказал Блэнд, и его приклеенная улыбка сделалась шире. – Ляг и успокойся. – Не смей, – повторил я. Он схватил меня за запястье правой руки. Его короткие толстые пальцы впились в мою плоть словно клещи. – Если хочешь грубо, – произнес он, приблизив ко мне свое красное веснушчатое лицо, – я не стану возражать.