– Ладно, теперь, когда мы с этим разобрались, может быть, начнем с самого начала? – Сначала я хочу вас кое о чем спросить, – сказала она. – Почему вы приехали в поместье «Крествейз» и искали меня? Зачем вы поехали к доктору Бьюли? Вас кто-нибудь нанял, чтобы выяснить, что со мной происходит? – Да, – подтвердил я. – Кто? – Ваша сестра Дженет, – сказал я. Если бы я ударил ее по лицу, она и тогда не отреагировала бы так бурно. Она вжалась в спинку качелей, словно только что наступила на змею, и качели бешено заходили ходуном. – Дженет? – Это имя было произнесено полным ужаса шепотом. – Но Дженет умерла. Что вы хотите сказать? Как вы вообще могли такое сказать! Я вынул бумажник, нашел письмо Дженет и протянул ей. – Прочтите. – Что это? – спросила она, кажется опасаясь даже смотреть на письмо. – Прочтите и обратите внимание на дату. Письмо задержалось на четырнадцать месяцев. Я сам прочел его впервые пару дней назад. Она взяла письмо. Лицо ее окаменело, зрачки сузились, когда она узнала почерк. Прочитав письмо, она несколько минут сидела неподвижно, пристально глядя на листок. Страх, настоящий и нескрываемый, читался на ее лице. – И вот это… это заставило вас начать расследование? – спросила она наконец. – Ваша сестра прислала мне пятьсот долларов. Я счел себя обязанным заработать их. Я приехал в поместье «Крествейз», чтобы увидеться с вами и поговорить. Если бы вы оказались там и все объяснили, я вернул бы деньги и закрыл на этом дело. Однако вас там не было. А потом начали происходить разные события, и я продолжил расследование. – Понимаю. Я ждал, что она скажет что-нибудь еще, однако она молчала. Она сидела неподвижно и смотрела на письмо, лицо ее побелело, глаза сделались серьезными. – Вас кто-то шантажировал? – спросил я. – Нет. Я не понимаю, почему она так написала. Я предполагаю, она хотела спровоцировать неприятности. Она всегда старалась усложнить мне жизнь. Она меня ненавидела. – Почему она вас ненавидела? Мисс Кросби долго смотрела на сад, ничего не отвечая. Я выпил еще виски и закурил. Если она собирается что-то мне рассказать, подумал я, то расскажет, когда сочтет нужным. Она не из тех, кого можно поторапливать. – Я не знаю, что мне делать, – произнесла она. – Если я расскажу вам, почему Дженет меня ненавидела, мне придется полностью сдаться на вашу милость. Вы сможете уничтожить меня. На это мне было нечего ответить. – Но если я не расскажу вам, – продолжала она, сжав кулаки, – не знаю, как сумею выпутаться из этого дела. Мне необходим кто-то, кому я могу довериться. – Разве у вас нет адвоката? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать. – Он будет здесь более чем бесполезен. Он мой доверенный представитель. По условиям отцовского завещания, если я окажусь в центре какого-нибудь скандала, я потеряю все. А я увязла по уши в том, что выльется в грандиозный скандал, если выйдет наружу. – Вы имеете в виду дела с Шеррилом? – уточнил я. – Это вы оплатили покупку шхуны «Мечта»? Она оцепенела, затем повернулась и уставилась на меня: – Вам это известно? – Мне неизвестно. Я высказал предположение. Но если выяснится, что вы оплатили шхуну «Мечта», скандал действительно разразится. – Да. – Она неожиданно придвинулась ко мне. – Дженет была влюблена в Дугласа. И я тоже была от него без ума. Я отбила его у нее. Она пыталась меня застрелить, но меня спас отец. Он попал под пулю вместо меня, – сказала она и закрыла лицо руками. Я сидел словно каменный болван. Этого я никак не ожидал и был потрясен. – Дело замяли, – продолжила она после долгой паузы. – Не важно как. Но Дженет не смогла выбросить это из головы. Она… она отравилась. Это тоже замяли. Мы боялись, что станет известно, почему она покончила с собой. Замять все оказалось просто. Врач был старый. Он сделал заключение, будто это сердечная недостаточность. Затем, когда я получила деньги, а денег было много, Дуглас показал свою истинную суть. Он потребовал у меня денег на покупку шхуны «Мечта» и пригрозил – если бы я отказала – пустить слух, что я отбила его у Дженет и что сестра пыталась меня убить, но нечаянно убила отца, а потом отравилась сама – и все это из-за меня. Можете себе представить, какой раздули бы скандал газетчики, и я потеряла бы все. Поэтому я дала ему денег, однако этого ему показалось мало. Он постоянно требует от меня больше и больше и следит за каждым моим шагом. Он узнал, что вы затеяли расследование, и очень испугался, что вы все раскроете, а тогда он потеряет свою власть надо мной. Он сделал все, чтобы вас остановить. Когда он услышал, что вы встречаетесь со Стивенсом, то похитил его. И теперь он намерен стереть вас в порошок. Я не знаю, что делать! Мне надо уехать куда-то и спрятаться. Я хочу, чтобы вы мне помогли. Вы мне поможете? Поможете? – Она уже держала меня за руки. – Обещайте, что не выдадите меня! Я в ответ сделаю для вас что угодно. Я серьезно! Вы мне поможете? Позади нас послышался какой-то слабый шорох, мы оба обернулись и увидели высокого, крепкого телосложения мужчину с темными вьющимися волосами, одетого в красную майку и темно-синие брюки. В руке он держал револьвер 38-го калибра, нацеленный прямо на меня. На его загорелом лице играла довольная, снисходительная улыбочка, словно он радовался какой-то шутке, слишком изысканной для средних умов. – Сладко она поет, правда? – произнес он грубым голосом. – Так, значит, она хочет убежать и спрятаться? Что ж, у нее это получится. Она спрячется так, что ее никто никогда не найдет, и тебя, мой любопытный друг, это тоже касается. Я прикидывал, какое расстояние нас разделяет, соображая, успею ли вскочить и броситься на него раньше, чем он выстрелит, но вдруг услышал слишком хорошо знакомый свист опускающейся дубинки, и моя голова, как мне показалось, взорвалась. Последнее, что я услышал, был истошный, полный ужаса крик Морин. Глава четвертая 1 Комната была просторная, с белоснежными, как фарфор, стенами и потолком. Окна были закрыты белыми шторами из пластика, лампа с абажуром освещала кровать напротив. На кровати сидел мужчина. Он читал. У него были тонкие черты лица и высокий лоб, отчего он казался похожим на юного студента, который готовится к экзаменам. Я несколько минут наблюдал за ним из-под полуприкрытых век, соображая смутно и отстраненно, кто он такой и что делает в этой комнате вместе со мной. В книге, которую он читал, было что-то странное: большой том, набранный мелким и частым шрифтом. И только когда мужчина перевернул страницу, я понял, увидев название главы, что он держит книжку вверх ногами. Меня нисколько не удивило, что я нахожусь в этой комнате. Я припоминал, что провел здесь уже какое-то время, может быть, дни, может быть, недели. Узкая, высокая кровать, на которой я лежал, ощущалась телом как знакомая, почти как моя собственная кровать в доме на берегу, который казался теперь далеким, словно прошлогодний снег. Я догадался – хотя никто мне этого не говорил, – что нахожусь в больнице, и попытался вспомнить, не сбила ли меня машина, однако мозг работал плохо. Я не мог сосредоточиться и то и дело переключал внимание на человека с кровати напротив. Мне хотелось узнать, почему же тот держит книгу неправильно, ведь она и без того трудная, чтобы дополнительно усложнять ее чтение. Сосед по палате был молод, примерно двадцати четырех лет. У него были густые светлые волосы, длинные и шелковистые, а глубоко посаженные глаза из-за тени, падавшей на лицо от лампы, вовсе казались двумя темными провалами. Внезапно я понял, что он тоже рассматривает меня, хотя и делает вид, будто читает: он то и дело украдкой поглядывал на меня, неспешно переворачивая страницы и сосредоточенно хмурясь. – Вам будет удобнее читать, если вы перевернете книгу, – сказал я и удивился собственному голосу, прозвучавшему откуда-то издалека, словно я говорю из соседней комнаты. Он поднял глаза и улыбнулся. Симпатичный молодой человек, типичный студент колледжа, который гораздо лучше управляется с бейсбольной битой, чем с учебником. – Я всегда читаю книги именно так, – пояснил он, голос у него оказался неожиданно высоким. – Так гораздо веселее и очень просто, когда привыкнешь, хотя требуется большая практика. Он отложил книгу. – Ну, как вы себя чувствуете, мистер Сибрайт? Боюсь, вам здорово досталось. Как ваша голова? Очень странно, но стоило ему об этом сказать, как я почувствовал, что голова у меня раскалывается и на виске пульсирует артерия. – Болит, – признался я. – А это больница? – Ну, не совсем больница. Насколько я понимаю, это называется клиникой. – Что вы хотите этим сказать? Клиникой называют заведения для душевнобольных. Он улыбнулся и кивнул своей белокурой головой: – Это и есть клиника для душевнобольных. Я зажмурился. Думать было трудно, но я сделал усилие. Мне потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить посвист опускающейся дубинки, человека в красной майке и истошный, полный ужаса крик Морин. Клиника. Я ощутил, как от этой мысли по спине, как паучки, пробежали мурашки. Клиника! Я вскочил. Что-то удерживало мое левое запястье, притягивая к кровати. Я повернулся, чтобы посмотреть: на запястье был браслет блестящих никелированных наручников, с резиновой прокладкой. Другой браслет был защелкнут на бортике кровати. Блондин наблюдал за мной с некоторым интересом. – Они считают, что для нашей безопасности лучше нас приковать, – пояснил он. – Глупо, конечно, но я не сомневаюсь, что они хотят как лучше. – Да, – согласился я и лег обратно, снова ощутив на спине паучьи лапки. – Кто руководит этим местом? – Ну как же, доктор Зальцер, разумеется. Разве вы с ним еще не встречались? Он просто очарователен. Вам он понравится. Он всем нравится. Тут я вспомнил, как человек в алой майке пообещал запрятать меня туда, где никто и никогда не найдет. Сумасшедший дом, конечно же, отличное, надежное укрытие. Но ведь клиника Зальцера не для душевнобольных. Его заведение предназначено для тех, кто страдает от переедания, так говорила медсестра Герни. – Но мне казалось, у доктора Зальцера что-то вроде клиники с уклоном в натуропатию, – произнес я осторожно. – А вовсе не дурдом. – Так и есть, однако имеется отдельный корпус для психических, – пояснил блондин и прошагал двумя пальцами по краю ночного столика. – Обычно об этом не упоминают вслух. – Его пальцы прошлись в обратном направлении. – Родственникам куда приятнее говорить, что вы проходите оздоровительный курс, чем то, что вас заперли в палату с мягкими стенами. – А у нас такая? – спросил я.