– Морриган, ты собираешься жить среди отступников, среди людей, на которых охотилась всего несколько дней назад! Да еще и оставить там Клио! Ты хоть представляешь, насколько это для нее опасно? – А есть выбор? – холодно осведомилась Морриган. – В любом случае, я уже все решила. Встречаемся у центрального портал-зеркала через полчаса. – Мо… Она отпустила амулет, разрывая связь. Заглянув в гостевую спальню, удостоверилась, что Клио крепко спит. С Дэмьеном Морриган столкнулась в роскошной, богато обставленной гостиной, где царствовали дуб, мрамор и позолота. Аляповатое на первый взгляд сочетание смотрелось на удивление гармонично – у Дома О`Флаэрти был хороший дизайнер. Роскошную люстру на цепях венчали десятки свечей, покрытых тонкой вязью рассветных чар и зажигающихся от одного щелчка. Немного старомодно, но эффектно. – Мне нужно в Верхний город. Как мне потом вернуться в Пропасть? Морщинка между насупленными бровями стала глубже. В серых глазах – ни проблеска доверия. – Брось, Дэмьен, – резко бросила Морриган. – Здесь меня ждет сестра, и от мамбо и целительниц Пропасти зависит, вернется ли к ней зрение. Неужели ты думаешь, что, поднявшись наверх, я вернусь с ордой инспекторов и агентов Трибунала? Не знаю, отчего ты так предан Доминику О`Флаэрти или Пропасти в целом… – Это тебя не касается, – отрезал Дэмьен. – …но я не собираюсь крушить здесь все вокруг, особенно когда на кону стоит жизнь Клио. Или что? Скажешь, что я полуночная ведьма, поэтому от меня можно всего ожидать? Так вот, истинная полуночная ведьма – моя мать. Я – рассветная ведьма… – И охотница, – с неприязнью добавил он. Тирада Морриган, казалось, не произвела на него ни малейшего впечатления. – Ты хоть представляешь, судьбы скольких моих друзей и просто неплохих людей, которые, может, принимали и не самые верные решения, ты и тебе подобные разрушили? Сколько жизней вы оборвали? Сколько семей оставили без кормильцев, без родных и близких? Ты хоть узнавала, что натворили те, по следу которых тебя пустили? Нет, а зачем? – Слушай, я прекрасно знаю, что Трибунал иногда заносит. Что он… м-м-м… не слишком справедлив и иногда склонен приписывать любой, самый безобидный призыв магии к полуночным чарам. Но на таких колдунов охоту не открывают. – Откуда ты знаешь? Морриган, они до одури боятся нас! И поэтому скорей предпочтут перестраховаться, чем оставить кого-то из полуночников на свободе. А существа древней крови? У многих из них, так уж вышло, полуночная магия в крови. Как думаешь, они виноваты в этом, они выбирали свою природу? Но их наказывают, их откровенно притесняют! Балор с ним, с Трибуналом. Они действуют, исходя из своих идиотских убеждений. Но почему на отступников охотишься ты? Потому что считаешь, что вершишь правосудие, делаешь правое дело? Нет. Даже агентов Трибунала и их цепных псов-полицейских я готов уважать больше, чем охотников и охотниц. Потому что для таких, как ты, важно только одно: звонкие монеты за поимку или смерть очередного безликого для вас отступника. Морриган открыла рот, чтобы обрушить гнев на зарвавшегося нахала, но не успела. Дэмьен шагнул к ней – порывисто, будто зверь, которого слишком долго держали в клетке. – Как доверять тому, кто шел по пути полуночной ведьмы, а затем начал преследовать своих же? А после, называя себя рассветной, сокрушался, что полуночная ему больше не доступна? Да у тебя же мнение меняется по щелчку пальцев! – Хватит вынюхивать обо мне! – Морриган с шумом выдохнула через ноздри. Даже странно, что воздух, а не дым или огонь. Дэмьен и бровью не повел. Застыл, возвышаясь над ней и цедя слова: – Ты охотилась на таких, как мы, наваривалась на наших загубленных жизнях, но как только твоей сестре понадобилась помощь, тут же примчалась в Пропасть! Так почему я должен тебе доверять? Тебе, лицемерке? Хрупкое хладнокровие треснуло и раскололось. Лишенная оков, ярость вырвалась на свободу. Морриган вскинула руку и залепила Дэмьену звонкую пощечину… и в ту же секунду отлетела назад, словно подхваченная сильнейшим торнадо. Сшибла стоящий на пути пуфик, задела край низкого стеклянного столика, рукой смахнув с него вазу. Та разлетелась на мелкие осколки, а Морриган, уже не встретив сопротивления, впечаталась в стену спиной. Да так, что хрустнули позвонки. В голове помутилось. Из последних сил она прошептала: «Artego alaya». Прохладная исцеляющая нить, сотканная из воздуха и рассветной магии, оплела позвоночник, залечивая и успокаивая боль. Дэмьен в четыре шага преодолел разделяющее их расстояние. Порывисто наклонился, нависая над ней. Первая мысль, стремительно пронесшаяся в мозгу, почему-то была: «Хочет добить». С изумлением и неверием Морриган увидела в его взгляде раскаяние. Просто уму непостижимо. Дэмьен внезапно напомнил ей пса, который со злости укусил хозяина и теперь смотрел на него полными вины и сожаления глазами. Мгновение спустя все исчезло, сменившись привычной хмурой маской – если не сказать, броней. Но, как и в случае с алыми вспышками в его глазах… ей не показалось. – Я же просил так ко мне не прикасаться. – Больной придурок, – прошипела Морриган. – А как я должна к тебе прикасаться? – Нежно и ласково, – усмехнулся Дэмьен. Подал руку, которую она с каменным видом отвергла. Держась за ноющую спину, поднялась. – Просто скажи мне, как, черт возьми, вернуться в Пропасть к Клио! – Я нанесу на твою руку метку. Она позволит тебе беспрепятственно проникнуть обратно, – нехотя предложил он. «Попытка откупиться от меня принята», – мрачно подумала Морриган. Но это его буйство и нечеловеческие рефлексы… Она передернула плечами. Дэмьен взял ее за запястье. – А мне точно можно тебя касаться? – ядовито спросила она. – Меня не постигнет смертельная кара? Отступник закатил глаза. – Я же извинился. И, кстати, предупреждал. – Что ты такое, Дэмьен? Откуда это в тебе? Брошенный на Морриган взгляд, казалось, был способен заморозить ее, превратить в ледяную статую. По тому, как изменилось его лицо, она поняла, что сказала лишнее. Ненароком надавила на больную мозоль… или вскрыла едва затянувшуюся рану. – Не твое дело. Кипящая ярость сменилась пронизывающим холодом. Не произнеся больше ни слова, Дэмьен нанес на ладонь Морриган метку – новую вязь кельтских рун. Не повторишь, даже если очень сильно захочешь: стоило Дэмьену нарисовать один огамический знак, как другой исчезал, будто растворяясь на ее коже. – И не стыдно вам, полуночникам, использовать тайнопись друидов, верных последователей Дану? – Не стыдно тебе, потомственной полуночной ведьме, использовать рассветную магию? И жить в мире, который озарила своим светом Дану? Она не нашлась с ответом. Осталось только прожигать отступника взглядом. Когда рисунок был завершен, метка исчезла. – Не пытайся ее проявить, – сухо предупредил Дэмьен. Морриган безразлично пожала плечами. Пропасть ей не дом – лишь временное пристанище. Как только Клио поправится, они обе уберутся отсюда. И хотелось бы верить, что навсегда. Глава 17. Воскресшая из мертвых Волна паники сдавила горло. Подавшись вперед, Клио часто-часто задышала. Нащупала на тумбе стакан с водой и залпом выпила. Поставить его обратно уже не получилось – рухнув с тумбы, стакан покатился по полу. Но, судя по звуку, так и не разбился. Одну темноту она променяла на другую. Только эта, кажется, уже никуда не уйдет. Клио убеждала себя, что самое страшное позади. Зрение – такая малая плата за право называться живой. За спокойную жизнь вдали от теней и фоморов. «Такая малость», – повторяла она, слепо шаря руками в воздухе и ощущая каждый синяк на теле. Наверняка впервые за долгое время обратившись к стихийной магии, Морриган превзошла саму себя. Каждый предмет мебели в выделенной сестре спальне она пометила огненным знаком, чтобы Клио, чувствуя его на расстоянии, смогла избежать бесконечных столкновений с острыми углами. Но знаки располагались слишком близко друг к другу, и огонь в них быстро угасал – все-таки Морриган не была полноценной рассветной. В какой-то момент Клио вообще перестала их различать. Сестре знать об этом было не обязательно. Из-за смерти Клио, а после ее воскрешения и слепоты итак поднялась нешуточная суматоха. Не хотелось причинять родным еще больше неудобств, чем она уже причинила. Она сама не заметила, как задремала. Сон был рваным, беспокойным, пробуждение – тяжелым, словно с похмелья, хотя о последнем Клио имела весьма отдаленное представление. Но это уже что-то. Все эти несколько дней, минувшие с воскрешения, она почти не спала, если только в сон ее не погружали целительницы. Стоило закрыть глаза, как возникало жуткое ощущение, что некая сила затягивает ее… куда-то. На смену черному цвету приходил кипенно-белый, природу которого понять она не могла. Вдобавок начинала сильно кружиться голова. Клио пугалась и заставляла себя проснуться. Шелест порошков, пересыпаемых из одной чаши в другую, хруст растираемых веточек и трав. Саманья колдовала над очередным амулетом или зельем, которое поможет Клио вернуться в нормальную жизнь. Или, во всяком случае, облегчит это возвращение. – Расскажи мне о ритуале, который меня оживил, – попросила Клио. Она мало говорила в эти дни – собственная речь казалась какой-то неправильной. Будто ее губы замерзли на холоде и теперь никак не могли отогреться и четко произносить слова. К тому же… что ей говорить? Спасибо, что вернули? Ничего страшного, что ваши чары лишили меня глаз? С телом еще хуже. Порой Клио сама себе напоминала куклу, брошенную сразу нескольким нищим детям. И теперь они тянут ее в разные стороны, торопясь отобрать, поиграть. Порой оно просто отказывалось подчиняться, притворяясь кулем муки. Клио то внезапно переставала чувствовать собственные руки, то на ровном месте подворачивалась нога, то пропадали болевые ощущения. А когда возвращались, Клио обнаруживала, что, желая ощутить хоть толику тепла, подставляет руки под кипяток, который лился из крана с выкрученной до упора сущностью огня. – Связь между душой и телом слишком долго была потеряна, – объясняла Саманья, покрывая ушибы и ссадины толстым слоем остро пахнущей мази из перемолотых листьев, целительной змеиной крови, толченых костей и… богиня знает чего еще. Сейчас же отвечать на вопрос она не спешила. Пока Саманья готовила очередное магическое средство, которое поможет ее душе примириться с тем, что отныне у нее есть хрупкое смертное тело, Клио пыталась представить, как выглядит дочка бокора. Наверняка она очень красива. Высокая, с гладкой смуглой кожей и широким полногубым ртом. Она носила длинные дреды – это Клио выяснила, когда Саманья, склонившись над ней, лежащей на постели, вешала на шею гри-гри. Одна из тонких косиц мазнула по запястью, и Клио схватила ее плохо слушающимися пальцами, как новорожденный хватается за большой палец мамы или врача. Это воспоминание было одним из первых в новой жизни Клио, в новом для нее – темном, невидимом – мире живых. – Зачем тебе это? – глухо спросила Саманья, и Клио в очередной раз отметила, какой у нее диковинный, но интересный говор. – Если я узнаю, – чуть помедлив, ответила она, – может, чуть меньше буду чувствовать себя мертвой. И чуть больше – воскресшей из мертвых. Не смогла бы объяснить лучше, но Саманье этого не требовалось. – Ну что же. Перво… Как вы это говорите? Перво-наперво, мы призвали Папу Легба. – Подожди, – нахмурилась Клио, приподнимаясь на локтях и принимая удобное положение. – Морриган говорила, вы взывали к Барону Суббота. – Самеди, да. Но прежде чем призвать кого-то из Лоа, мы призываем Папу Легба. Он – проводник. Нет. Как это говорится? Посредник. Без его участия связи с Лоа не произойдет. – Он тоже требует… плату? Саманья хрипло рассмеялась.