— Ну да, наверное, так. Фудзибаяси слушал этот диалог с неприятным чувством. Он мог представить себе лишь одну причину, по которой Уэмура согласился принять в качестве доказательства протокол признательных показаний. Если правда раскроется, для Кадзи Соитиро возникнут неблагоприятные обстоятельства. Кабукитё в Синдзюку. Не только название вызывает плохие ассоциации, но это и в самом деле постыдно для Кадзи. Уэмура знает об этом. Поэтому он решил поддержать версию подделки протокола, которую по взаимному сговору спланировали полиция и прокуратура. Другими словами, интересы трех сторон совпали. Нет… Не трех, а четырех сторон, можно так сказать. В тот момент, когда Уэмура произнес: «Выражаю свое согласие», от Фудзибаяси не ускользнул легкий вздох облегчения с места главного судьи. Наверняка из газет он слышал и о Кабукитё, и о подделке показаний, поэтому не исключал ответ «я не согласен». В этом случае судебное разбирательство затянулось бы на неопределенное время. Цудзиути не любил это. Он знал по своему опыту, что именно «быстрый ход судебного процесса» — кратчайший путь к продвижению по карьерной лестнице. В глубине души судья, должно быть, подозревает, что в данном деле не все чисто. Но, так или иначе, согласился закрыть на это глаза и быстро завершить разбирательство. Как и ожидалось, приветливо улыбаясь, Цудзиути начал: — Похоже, никаких спорных моментов нет, поэтому, прокурор Сасэ, сможете ли вы в следующий раз произнести заключительную речь? — Смогу, — резко ответил Сасэ. Выражение его лица говорило о том, что он с самого начала предвидел намерения Цудзиути. Затем судья обратил свою притворную улыбку в другую сторону. — Уэмура-сан, а вы как? Если получится, сможете произнести защитительную речь? Уэмура со слегка растерянным видом пролистал блокнот. — Да… Ну, наверное, так или иначе, смогу. — Тогда так и поступим. Цудзиути удовлетворенно кивнул. В это самое мгновение было принято решение закончить слушание дела Кадзи на следующем, втором заседании, а на третьем — объявить приговор, то есть провести скоростное судебное разбирательство. Хоть это и убийство, но подсудимый полностью признал свою вину, и если других спорных моментов нет, как иногда случается, можно быстро вынести решение. Однако… Фудзибаяси был не согласен с таким вариантом. Неужели возможно, чтобы дело об убийстве, совершенном сотрудником полиции, так легко решалось? Оно же связано с проблемой ухода за страдающими от болезни Альцгеймера. И, разумеется, нельзя допустить, чтобы четыре стороны договорились и отказались от того, чтобы выяснить правду. Но произнести это он не мог. Для судьи непросто высказать свое предположение о наличии фактов, о существовании которых не упоминают ни сторона обвинения, ни сторона защиты. Ведь суд рассматривает исключительно доказательства, представленные во время заседания. — На этом… Цудзиути приподнялся. В этот момент Уэмура внезапно сказал: — У меня есть одна просьба к суду. — Какая? — Есть основания полагать, что Кадзи Соитиро все еще думает о самоубийстве. Поэтому прошу особенно внимательно следить за ним не только когда он в камере, но и в здании суда. Фудзибаяси бросил злобный взгляд на Уэмуру. Это было не что иное, как хитрая стратегия, имеющая целью добиться условного приговора. И внутри суда, и за его пределами подсудимого обязательно сопровождает охрана из следственного изолятора. Возможность совершения самоубийства исключена. Прекрасно зная об этом, адвокат намеренно сказал так, дабы убедить судей в том, что Кадзи глубоко раскаивается в содеянном. Убийство по просьбе потерпевшего — это так называемое пограничное преступление, за совершение которого можно получить — или же не получить — условный срок. Поэтому Уэмура и обратился к ним. В случае если удается добиться условного приговора, адвокат, помимо предварительного гонорара и суточных, может получить вознаграждение за достигнутый успех, выражаемое кругленькой суммой. Но Цудзиути принял это за чистую монету. — Он говорил об этом? Наверняка это влияние его собственных рассуждений перед заседанием суда о «возрасте 49 лет». Подсудимый совершил самоубийство в здании суда… У судьи было такое лицо, будто он представил себе подобный заголовок в газете. — Уэмура-сан, подсудимый сказал вам об этом? — Буквально — нет, но похоже, что он точно решил прервать свою жизнь в пятьдесят лет. Цудзиути посмотрел в лежащий перед ним обвинительный акт, чтобы уточнить дату рождения Кадзи. — Двадцать третье марта… Уже скоро. Но неужели он всерьез решил поступить так? — Думаю, да, — внезапно ответил Сасэ. — Что? Прокурор Сасэ, вы тоже слышали об этом? — Я видел в его доме лист с каллиграфической надписью. «Человеку суждено жить под небом лишь полвека». Когда исполнится пятьдесят лет, или когда он проживет пятьдесят лет… Я так это понял. Фудзибаяси был поражен. Не говоря уже о защитнике, даже прокурор делает высказывания явно в пользу подсудимого. К тому же — Сасэ, имеющий репутацию сурового обвинителя… Может быть, именно это и является доказательством того, что полиция и прокуратура совершили сделку? Может быть, полиция попросила смягчить наказание? Фудзибаяси поочередно смотрел то на Сасэ, то на Уэмуру. Лица обоих были совершенно бесхитростными. В чем же дело? Вдруг он представил ясные глаза Кадзи. Неужели они попали под действие этих глаз? И в глубине души хотят спасти этого Кадзи… Может быть, в этом причина? Фудзибаяси почувствовал сильное раздражение. Это же человек, который, не обеспечив должного ухода, с легкостью задушил жену, с которой прожил много лет! Разве они не думают о том, что, намекнув им на самоубийство и вызвав в них сострадание, он пытается избежать тюрьмы? Кадзи бросил тело жены и отправился в Кабукитё, самый большой увеселительный район в Японии. Можно ли утверждать, что он ездил туда не с целью развлечься? А если он не делал ничего постыдного, то почему о причине этой поездки ничего не было сказано в зале суда? Переполнявшие сомнения заставили Фудзибаяси заговорить: — Я хотел бы спросить вас обоих: не ездил ли подсудимый в Токио, прежде чем явиться с повинной? Уэмура испуганно посмотрел на Фудзибаяси. Сасэ продолжал смотреть прямо, но было видно, как он побледнел. — Фудзибаяси-кун… — В газетах писали, что он ездил в Кабукитё. С разных точек зрения, я считаю, что это правда. На Фудзибаяси были направлены пронзительные взгляды. — Все, что касается этого человека, понятно лишь ему самому, — отрезал Сасэ и пошел к выходу. Вслед за ним торопливо покинул комнату и Уэмура. Лицо Цудзиути пылало. — И ты считаешь себя судьей? Фудзибаяси повернулся к нему. — Но ведь очевидно, что они врут. Вы же тоже, наверное, это заметили. — Не говори чепухи! Судебные прения ведутся в зале суда. — Но ведь это они спровоцировали. С серьезным видом завели разговор о самоубийстве… Собирались повлиять на нас, разве нет? — Какой смысл нашей ссоры с ними? И с кем? Со стороной обвинения и со стороной защиты? Судья всегда должен сохранять присутствие духа и в то же время соблюдать нейтралитет. — Но… — Всё, прекрати. Если еще что-то скажешь, отстраню тебя от этого дела. Фудзибаяси, сжав зубы, замолчал. Поднявшись, Цудзиути сказал: — Подумай хорошенько. Если б твой отец увидел тебя таким, он зарыдал бы. 5 В пять часов вечера Фудзибаяси вышел из здания суда. Группа из трех человек, проживавших в служебных квартирах в одном доме, вместе села в черный служебный автомобиль. Каваи не говорил ни слова. На лице его было написано, что ему совсем не хочется, чтобы его считали заодно с бунтовщиком, поднявшимся против всех. Может быть, на него подействовала гнетущая атмосфера, но Сайки из отдела гражданских дел тоже всю дорогу молчал. Мысли путались в голове у Фудзибаяси. Сказал лишнее? Или недосказал? Два чувства боролись друг с другом. Дома его ждал факс из Токио от Сумико. Отец упал в коридоре и сломал мизинец на правой руке. Он сразу же позвонил. — Это было ужасно, да? — Прости меня, — голос Сумико звучал подавленно. — Тебе не за что извиняться. Последнее время, когда я вижу, как он ходит, замечаю, что движения его рук и ног стали странными, неверными…