– А ты всегда его слушаешься? Папу, – уточнила Глафира. Таисия снова посмотрела на нее как взрослые люди смотрят на неразумное дитя. – Дело не в том, слушаюсь я или нет. Дело в выполнении данного обещания, – пояснила она. – Если папа просит сделать что-то, с чем я не согласна, то я сразу так и говорю и обещать ничего не буду. А уж если пообещала, то слово свое сдержу всегда. Это базовый принцип, на котором строится репутация. В общем и целом Глафира была с этим согласна. – И что ты будешь делать? – с любопытством спросила она, наблюдая, как Тася с удобством располагается на кровати, по-турецки поджав ноги, и открывает крышку ноутбука. – Искать информацию о фирме «Ника», которую когда-то, сто лет назад, учредили Алексей Тобольцев и его партнер, про которого мы знаем только то, что его зовут дядя Коля. Пальцы Таисии летали над клавишами, те постанывали, щелк, щелк. Глафира присела рядом и затихла, не мешая работать. Ей казалось, что раздобыть в Сети информацию о фирме, созданной больше тридцати лет назад и давно уже закрытой, невозможно. Или она так считает, потому что не умеет работать с базами данных профессионально? Минут десять ничего не происходило, просто лицо Таисии становилось все более сосредоточенным, она даже губу закусила в своем сыщицком азарте. – Так, готово, – сказала она и ловко вывела на экран какой-то текст. – Смотри. Фирму «Ника» в 1994 году зарегистрировали Алексей Тобольцев и Николай Бабушкин. – Как в девяносто четвертом? – не поняла Глафира. – Светлана говорила, что этот самый дядя Коля был компаньоном и другом ее отца, когда она еще была ребенком. А это было никак не в середине девяностых. – Правильно, – согласилась Тася. – Они оба в советское время вместе работали в облисполкоме. Тобольцев отвечал за строительство новых промышленных предприятий, а Бабушкин работал его замом по снабжению – мотался по всей стране, добывая дефицитные стройматериалы. Тобольцев много времени проводил за границей, ездил в страны социалистического лагеря в составе официальных делегаций. Так, в Венгрии он познакомился с Инессой Резановой, у них начался роман, и вскоре серьезно влюбившийся чиновник развелся с женой и ушел к молодой любовнице. – Странно, что его карьера не пострадала. Тогда с этим было строго. – А она и пострадала, – безмятежно сообщила Тася. – Ему пришлось уволиться из облисполкома, но какая-то у него была волосатая лапа в Москве, по крайней мере, они с Инессой на какое-то время переехали в столицу, и он устроился на работу во Внешторг. – Ничего себе. – Ага. На какое-то время его пути с Бабушкиным разошлись, но в девяностые годы Тобольцев, умело чувствующий конъюнктуру, пошел в бизнес. Ему нужен был компаньон, и он вспомнил про исполнительного Бабушкина, у которого были хорошие снабженческие связи. Ты вспомни, предприятия тогда закрывались по всей стране, промышленность умирала, и можно было за копейки скупать заводы, технологии и оборудование, что фирма «Ника» с успехом и делала. – Я не могу этого помнить, я тогда еще маленькая была, – улыбнулась Глафира. – Нечего записывать меня в старушки. – Да я и не записываю. По рассказам можешь помнить или по книгам и фильмам. Неважно. В общем, фирма «Ника» успешно функционировала семь лет, после чего Алексей Тобольцев поймал своего ближайшего друга и правую руку на обыкновенном крысятничестве. Тот открыл вторую фирму и проводил через нее часть денег, выводя их из общего бизнеса. – Другими словами, воровал. – Ну да. Воровал. Тобольцев был человеком крутым, предательства не стерпел, предпринял какие-то действия, прямо скажем, аналогичные действиям Бабушкина, в результате которых фирма «Ника» закрылась, а весь бизнес и активы оказались сосредоточены в руках мужа Инессы Леонардовны. А на Бабушкина еще и уголовное дело завели, плюс на него какие-то рэкетиры наехали, что-то он у кого-то взял, что-то пообещал, а выполнить из-за Тобольцева не получилось. В общем, в один далеко не прекрасный день он застрелился. – Это мы и так знали, – пожала плечами Глафира. – Не в деталях, конечно, но детали нам и ни к чему. – Ни к чему, – согласилась Тася. – У Бабушкина остались жена, дочь и то ли внук, то ли внучка. Пол ребенка нигде не всплывает. Из-за того, что Бабушкин оказался перед смертью весь в долгах, им пришлось продать все, что у них было, в общем, они, похоже, сильно нуждались и даже предприняли попытку обратиться к Тобольцеву за помощью, но он отказал, заявив, что не собирается прощать Иудино племя. Года через полтора жена Бабушкина умерла от инфаркта. – Ты все это в интернете вычитала, – не поверила Глафира. – Как? Где? – Неважно. В архив областной газеты «Курьер» залезла, но суть не в этом. – А в чем? – В том, что дочь Бабушкина по мужу, с которым та была в разводе, носила фамилию Мурзинова. Понимаешь? – Мурзик, – задумчиво сказала Глафира. – Да, понимаю. Получается, что этой самой дочери, которая, кстати, как мы помним, после смерти Тобольцева снова просила о помощи, на этот раз саму Инессу Леонардовну, сейчас должно быть около пятидесяти. И кто из обитателей усадьбы подходит под это определение? Светлана и Наталья не в счет, потому что они к Мурзиновым-Бабушкиным никакого отношения не имеют. Марианна моложе, да и она тоже вряд ли при чем. Тогда, получается, что остается только Клавдия. – Не получается, – парировала Тася. – И чего ты такая нетерпеливая, Глаша. Ты слушай, я все тебе расскажу. Дочери Бабушкина, Ирине Мурзиновой в 2014 году был поставлен онкологический диагноз. Болезнь была запущенной, российские врачи отказывались браться за лечение, Мурзиновы нашли клинику за границей, которая была согласна принять Ирину, но требовались деньги. Много. – И тогда она приехала к Резановой, – догадалась Глафира. – А та отказала. – Ага. В результате в начале 2016 года Ирина Мурзинова умерла, причем перед смертью она сильно мучилась. Так что Клавдия тоже ни при чем. Во-первых, дочери Бабушкина давно нет в живых, а во-вторых, Инесса Леонардовна уж всяко бы ее узнала. – Да. Про это я не подумала, – призналась Глафира. – Но тогда получается, что эта ниточка оборвалась. – Нет, не получается. Потому что жена и дочь этого самого Бабушкина умерли, а вот внук или внучка вполне себе может быть живее всех живых. – И ты нашла в интернете, кто это? – Нет, не нашла, – покачала головой Тася. – Но на этот вопрос нам сейчас по телефону ответят. – Кто? – Дочь Светланы Маша. Это же с ней, скорее всего, Светлана говорила про таинственного Мурзика. Вот у нее мы и спросим, кто имелся в виду. – А как ты найдешь ее телефон? – снова не поняла Глафира, чувствуя, что рядом с этой девушкой бьет все рекорды тупости. – Балда, – усмехнулась Тася и потянулась за телефоном. – Разумеется, у Кирилла спрошу. – Постой, а если она еще не знает о смерти матери? Как ты ей про это расскажешь? – Во-первых, знает. Ей Павел Резанов позвонил. Он вовсе не такая размазня, как выглядит. В трудные моменты может собраться и поступить так, как положено. Я слышала, как он звонил и Ивану, и Марии. А во-вторых, я думаю, что для этой самой Маши нет ничего важнее, чем узнать, кто убил ее мать. Так что на вопрос она мне точно ответит. – Этот вопрос должна задавать полиция, – слабо возразила Глафира. – А я не виновата, что работаю быстрее полиции, – парировала девушка. Она набрала телефонный номер, забитый в память телефона. Выслушала ответ. Потом деловито потыкала в кнопки пальчиками и, прижав трубку к уху, дождалась, пока ей ответят, коротко представилась, задала свой вопрос, выслушала ответ и попрощалась, не забыв выразить соболезнование. Что ж, навыком ведения переговоров она тоже владела в совершенстве. Выслушав полученную информацию, Глафира даже рот открыла от изумления. – Ни за что бы не догадалась! – воскликнула она. – Вот просто ни за что. Тася, какая же ты молодец. Все так просто, если уметь спрашивать и искать. Пойдем, нам нужно обязательно рассказать все Глебу. То есть твоему отцу. Она смутилась так сильно, что снова предательски покраснела. Несносная Тася тут же засмеялась. – Да ладно тебе, думаешь, я не вижу, что вы с папой запали друг на друга? Я даже рада, он классный, но после развода один, а ты ему подходишь, я знаю. Еще больше смутившаяся Глафира не стала уточнять, откуда именно. Они выскочили на улицу и отправились искать Ермолаева, который стоял неподалеку, беседуя с полицейским и следователем. Как машинально отметила Глафира, лицо у него было странное. Впрочем, сейчас ей было не до выражения лица этого мужчины. Нужно срочно рассказать обо всем, что они узнали. Всех обитателей усадьбы, кроме рабочих, конечно, следователь Зимин собрал в гостиной. Только здесь можно было с удобством разместиться за большим столом, поставив у входа двух полицейских. Марианна, прижимающаяся к плечу Павла, была бледна. Другой рукой Резанов-старший обнимал заплаканную дочь. У Кирилла Резанова на лице читалась искренняя заинтересованность. Наталья Лаврецкая выглядела усталой, но спокойной. Клавдия, Осип и горничная Ксения, примостившиеся с краю, чувствовали себя явно не в своей тарелке, поскольку до этого никогда за хозяйский стол не садились. Глеб Ермолаев выглядел сосредоточенным и отчего-то расстроенным. Глафира никак не могла взять в толк почему. Они с Тайкой были усажены Зиминым и Вороновым во главе стола. Оперативная группа орудовала в беседке, выполняя все то, что положено на месте убийства. – Что ж, надо признать, что оба преступления удалось раскрыть по горячим следам во многом благодаря грамотным действиям Глеба Валентиновича, а также двух молодых леди – Таисии и Глафиры, – сказал Зимин. – Конечно, они все равно были бы раскрыты, потому что преступник наделал массу ошибок. И главная из них – он забыл, что в месте, где собралось много народа, всегда найдутся лишние глаза и уши. Здесь же ему не повезло вдвойне, потому что в усадьбе оказались еще и люди с особенными мозгами, умеющие делать выводы. И раз уж именно эти люди обо всем догадались, то им и рассказывать. Пожалуйста, кто из вас начнет? – Я, – твердо сказал Ермолаев. Глафире и Тасе даже в голову не пришло ослушаться. Он встал, приковывая к себе внимание собравшихся. Высокий, статный, красивый. Глафира так им залюбовалась, что даже начало прослушала, но тут же спохватилась и стала внимать, не пропуская ни слова. Глеб говорил о том, что в прошлом любого человека есть темные пятна и мутные истории, которых лучше бы не было. Не стали исключением и Инесса Резанова с Алексеем Тобольцевым. Выходя замуж за любимого, а к тому еще и влиятельного и богатого мужчину, Инесса Леонардовна скрыла от него свою тайну, которую, кроме нее, знала лишь ее младшая сестра, и больше никто. Уезжая за границу работать, Резанова отказалась от своего новорожденного сына, которого попросту сдала в детдом. К счастью для ребенка, его отец, случайно узнавший о поступке женщины, которую любил, но высоким запросам которой не соответствовал, забрал малыша к себе. Он был милиционером, работал в уголовном розыске и звали его Валентин Ермолаев. Все встрепенулись, включая Тасю, которая в изумлении смотрела на своего отца. – Да, я – тот самый сын Инессы Леонардовны, которого она сдала в детдом, – продолжил Глеб через силу. – Клянусь, я об этом не знал. Это стало известно от адвоката Резановой, потому что она какое-то время назад попросила его меня найти, а когда выяснила, кто я такой, то вписала в завещание. Инесса Леонардовна никак не могла заставить себя встретиться со мной и все мне рассказать, поэтому она решила пойти другим путем и заказала писательнице Северцевой книгу о своей жизни, в которой собиралась честно во всем признаться. Так уж совпало, что именно в этот момент я попросился на встречу, чтобы обсудить аренду леса в поместье. Резанова решила, что это знак. Мало того, я еще привез сюда Тайку, ее внучку. – Ты что, мне родственница? – в ужасе воскликнул Кирилл, побледнев. – Нет, только не это. Горничная Ксения торжествующе ухмыльнулась. – Не все романы счастливо заканчиваются, да, Кирюша? – Я твое мнение не спрашивал. – Родственница, – кивнула Тася. – Но дальняя. Внучка твоей тети, двоюродная племянница, то есть даже не кровная родня. С этим мы, как мне кажется, разберемся. – С одной стороны, это неожиданное обстоятельство играло настоящему преступнику на руку, потому что делало меня и мою дочь идеальными подозреваемыми. С другой – именно нам с Тайкой в завещании Инессы Леонардовны отписаны ружье Петера Хофера и скрипка Страдивари. А значит, нам не было ни малейшего смысла красть эти предметы. Они и так фактически наши. Так что линия «блудного сына» рано или поздно привела бы следствие в тупик. Зато неожиданно плодотворной оказалась другая линия. Она бы ни за что не всплыла, если бы Светлану Тобольцеву не вовремя не потянуло на воспоминания, а Глафира не обладала бы острым слухом и отличной памятью. Глаша, рассказывай. Глеб отдавал пальму первенства ей, а не дочери, и она благодарно ему улыбнулась. Писательница Северцева умела облекать слова в мысли, а потому ее рассказ про семью бывшего компаньона Алексея Тобольцева не занял много времени. После того, как дочь Николая Бабушкина скончалась от рака, ее ребенок остался совсем один и, решив, что во всех бедах семьи виноват Тобольцев и его наследница Инесса Леонардовна, решил отомстить. Скорее всего, эта мысль так и жила бы в подсознании, не реализовавшись в короткий план, если бы совершенно случайно человек, которого знакомые ласково звали Мурзиком, не попал на работу в Мариинский театр, где служит Маша Лобанова, младшая дочь Светланы Тобольцевой, и не подружился с девушкой. Как известно, Светлана часто ездила к дочери в Санкт-Петербург, и в один из визитов Маша познакомила ее с Мурзиком. Именно в эту встречу и стало понятно, что семья главного врага оказалась совсем близко. Маша много болтала, в том числе и про главную наследницу деда – Инессу Резанову, продавшую всю заграничную недвижимость и обустраивающую шикарное поместье на их общей малой родине. Осталось лишь подобраться поближе и втереться к Резановой в доверие. Для этого как нельзя лучше подходил младший племянник Инессы Леонардовны Кирилл, приехавший к Маше на Новый год. Оказавшись в одной компании, Мурзик, то есть, разумеется, Ксения Мурзинова легко окрутила молодого человека. – Ксюша? – спросил Кирилл потрясенно. – Так это ты. Горничная вскинулась было, попытавшись сбежать, но была остановлена полицейским, шагнувшим от двери и усадившим ее обратно на стул, положив ладонь на плечо. – Сидите уже, девушка, – посоветовал ей Зимин. – Добегалась. Будет. – Да, Ксюша, – кивнула Глафира. – Длительных отношений с Кириллом у нее не вышло, но они, собственно, ей были и не нужны. Выждав какое-то время, Ксения сообщила господину Резанову, что ждет ребенка, а когда он в этом усомнился, уволилась из театра, вернулась в родной город и через полгода заявилась к Инессе Леонардовне с рассказом, как возлюбленный бросил ее с двумя детьми на руках. – Я не понял, так дети-то были или нет? – подал голос Павел. – Да в том-то и дело, что нет никаких детей. Это Инессе Леонардовне и подруге Маше Ксения рассказала, что родила близнецов, которых назвала Иван да Марья. Резанова, надо признать, узнав о детях, растаяла и поверила Ксюше, хотя интуитивно и чувствовала фальшь. В первый же день моего пребывания здесь, она сказала мне, что в нарочито деревенских именах, подходящих к антуражу усадьбы, есть какая-то искусственность. За те восемь месяцев, что Ксения провела здесь, она вообще стала вызывать у владелицы поместья подозрения.