На полке с табличкой «Местная жизнь» я без труда нахожу книжицу, которую видела в руках Анжело, «Прогулки в Вёле». У них здесь вся серия, десяток брошюр. Нетерпеливо открываю, смотрю оглавление. Вот – Гюго и его праздник, 24 сентября 1882-го. Страница 42. Переворачиваю страницы. 38, 39, 40, 41… О господи! 42-й страницы нет. Она вырвана. Женщина с высокой прической смотрит удивленно. Не возмущается, но негодует ровно настолько, чтобы выглядеть искренней. – Я… Я ничего не понимаю. Очень странно, эти старые брошюры берут редко, но за всем не уследишь. Люди совсем совесть потеряли. Вы все-таки хотите ее взять? * * * Я тороплюсь, обходя квадратную колокольню церкви Сен-Мартен, чтобы вернуться на улицу Меленга. Меня ждет Анаис. Шагаю стремительно и твержу себе: ничего необычного не происходит, все это мелочи. Вырванная из книги страница. Сбежавшая черепаха. Чувство, что за мной следят. На миг мне чудится угроза в тени вилл Вёля: деревня-призрак, деревня-ловушка. Я здесь чужая, меня заманили. Беззащитная одинокая жертва, которую будут мучить забавы ради. А потом… Что потом? Бред чистой воды! Надо взять себя в руки, я должна заботиться об Анаис и думать о моем магазине. Я должна держаться. 7 Вёль-ле-Роз, 18 января 2016 Набережная Вёль-ле-Роз безобразна. Единственное безобразное место в Вёле – выход к пляжу! На открытках с видами деревни его прячут, как физический изъян. Ладно, согласна, «безобразная» – суждение субъективное. Следовало написать, что набережную Вёль-ле-Роз реконструировали после войны. Наспех. Говорят, Вёль-ле-Роз мог войти в число самых красивых деревень Франции, но его кандидатура была отвергнута – из-за набережной. Только представьте, вся коммуна пережила фиаско по вине трех уродливых домов, глядящих на Ламанш, и старого казино. Три дома из… скольких? Трехсот? Пятисот? Похоже, обитатели трех коттеджей, стоящих на первой линии и портящих вид, испытывают мстительное удовольствие. В парижских агентствах недвижимости их жилища выставляют на продажу за несколько миллионов евро. Забавный парадокс: лучший вид на деревню, где панораму не уродуют эти бородавки, открывается, если в них жить. А в остальном я обожаю Вёль! Все сильнее и сильнее. Мне не приедаются долгие прогулки вдвоем с Анаис по пляжу в час отлива, когда солнце садится за скалы, и утром, в тумане, среди грядок кресс-салата. Анаис больше всего любит гулять вдоль леса, по Елисейским Полям[10]. Я узнала, что эту тропу так называют, потому что два столетия назад там жил некий папаша Элизе[11]. Парижане нашли это забавным. По дороге Анаис останавливает меня у каждой мельницы, при виде каждой плещущейся в Вёли утки, каждой взлетающей птицы. Моя любопытная малышка любит заглядывать за ограды садов. Я терпеливо жду. Не спорю, когда она говорит, что мы должны посидеть пять минут на каждой скамейке. Как в песенке. Местные жители начинают меня узнавать, кто-то уже здоровается. Я почти подружилась с Клер из блинной «Марина» на улице Виктора Гюго, в двух шагах от моего магазина. Я трижды заходила туда выпить кофе. Мы с Клер ровесницы, и она уже заказала мне десяток натюрмортов для своего ресторана. «Женская солидарность», – рассмеялась она, скрестив пальцы. Еще я часто встречаю парализованного старика – прикрытый клетчатым пледом, он сидит в инвалидном кресле, которое катит сиделка. Старик живет на вилле «Маржолен». Клер рассказала, что его семья разбогатела в начале двадцатого века на торговле страусовыми перьями. Анжело подтвердил. Любопытные персонажи встречаются в Вёле. Таких немного, но все заслуживают внимания. Анаис часто играет на деревянной плотине. Целая игровая площадка в ее единоличном распоряжении, с огромной горкой, веревочными мостиками и песочницей. Она прыгает по лужам в лягушатнике, пустом и грязном, словно простуженном в ожидании тепла. Да, я обожаю эту деревню зимой. Этот лабиринт в спячке. Этот диковинный микрокосм. Все знакомы, никто друг с другом не общается. 8 Вёль-ле-Роз, 19 января 2016 Сегодня, во второй половине дня, у меня случилась удивительная встреча. Я стою на большой деревянной террасе на сваях, построенной над пляжем и Вёлью. Здесь ее называют эстакадой. Начинается прилив, но песок между камнями еще виден. Вдали возвращается на стоянку трактор устричного хозяйства. Я провожу здесь много времени – ищу вдохновения в белых и охряных скалах, похожих на огромный каменный водопад, бесконечно стекающий в море. Солнце щекочет лицо, и мне хочется выпустить из-под кепки мои белокурые волосы, которые тут же растреплет сильный западный ветер. Если повернуться к нему лицом, нетрудно понять, почему самые красивые виллы построены на западном склоне. Под защитой. Позже, там, где оставалось место, возвели новые. Хлопают под ветром четыре флага на высоких шестах, качели на пустой игровой площадке раскачиваются, как будто невидимое дитя-призрак играет там в одиночестве. Из моря выходит мужчина в черном гидрокостюме с красными и зелеными флуоресцентными вставками. С него течет вода. Его зовут Александр. Не юноша, я бы дала ему лет сорок с хвостиком. Но когда он высвободился из второй неопреновой кожи и подставил торс ледяному ветру, я невольно задержала на нем взгляд. Молния расстегнулась до середины живота, под ней угадывался пучок седой поросли – ровно столько, сколько надо. Эффект был умело рассчитан, но это я поняла позже. Александр идет босиком по гальке с легкостью, которая, поверьте мне, требует долгих лет тренировки. Нет, не так. Для этого надо просто родиться здесь. У жителей Вёля, вследствие эволюции по Дарвину, наверняка затвердела кожа на подошвах. Александр, наплевав на волну, бросает на берегу свой виндсерф с красным парусом, украшенным золотым шлемом викинга, взъерошивает волосы и ослепительно улыбается. – Вы Ариана? Художница? Невестка Элизы и Анжело? Я изумленно таращусь на него из-под козырька бархатной кепки, тру окоченевшие руки в перчатках, а этот почти голый чудик, вышедший из ледяной воды, продолжает: – Удивляетесь моей осведомленности? Все просто – в деревне только о вас и говорят. А как же иначе? Красотка-парижанка, та, что сумела заарканить Рюи. – А… Он смеется и, подтянувшись на руках, влезает на дамбу метрах в трех от меня. Его ноги оставляют мокрые следы на экзотическом дереве эстакады. – На ваш счет даже заключают пари. Продержится парижанка, не продержится. Протянет зиму, протянет лето, дотянет до Рождества… Я смеюсь в ответ. Мне нравится этот бабник, возникший из пены морской. Я принимаю игру: – А вы как думаете? Шесть мокрых шагов по дощатому настилу. Вода с его торса уже капает на мои сапоги. Я почти утыкаюсь носом в седую поросль на груди. – Что они чертовски правы, когда говорят, что парижанка – красотка! Выпад и туше! Я опять смеюсь. Не могу вспомнить, когда в последний раз мужчина пытался меня охмурить. Пялились – это да, в Дефанс, тысячу раз на дню. Тысячи спешащих безымянных встречных провожали взглядом, оценивали, касались. Но чтобы кто-то подкатился… Александр предложил мне выпить кофе в «Викторе Гюго», огромном уродливом ресторане над пляжем. Я посмотрела на часы. Через пятнадцать минут надо идти за Анаис, но это в двух шагах. Я опоздала на двадцать минут. Впервые! Не сказать чтобы Александр очень мне понравился, о нет. Ему бы скинуть лет двадцать и рисоваться поменьше. Он полная противоположность мужчине, в которого я могла бы влюбиться, но с ним приятно… поболтать. Я сознательно не использую слово «диалог», Александр не готов к диалогу, не готов хотя бы делать вид, что слушает женщину. Он вёлец – вёлец по рождению, по крови… вплоть до подошв! Его жена работает в центре развития туризма в Дьеппе, он же летом трудится инструктором по парусному спорту и музыкантом по выходным и праздникам. За его услуги платят курортники, когда играют свадьбы на виллах, празднуют крестины и первое причастие. Еще он ухаживает за садами, орудует газонокосилкой за отдыхающих, подрезает розовые кусты. Времена для сыновей ветра нынче суровые. Он пожирает меня небесно-голубыми глазами и говорит, говорит без умолку. Развлекается, похоже. Многое явно присочиняет. Я верю ему в одном – в том, что очевидно. Этот парень знает Вёль, его историю и жителей как собственный карман. В который он за словом не лезет. 9 Вёль-ле-Роз, 22 января 2016 Когда я в пять часов забирала Анаис у Элизы, она не преминула съязвить, что я вовремя… сегодня! Мы возвращаемся домой с неизменным заходом на пляж, через лужи в лягушатнике и холодный пластик горки, потом играем в прятки на почти пешеходных улицах – Анаис Обер и Морской, на просеке Сен-Николя.