Не зря лейтенант юстиции Анатолий Колесов, перед тем как стать помощником следователя, несколько недель корпел над разными справками, отчетами и планами мероприятий. Такая работа приучила его к многочасовому терпению, усидчивости и вдумчивости, а также к умению находить нужный материал в кратчайшие сроки. Разрешение на получение материала сыграло свою благотворную роль: Колесов получил доступ к архивному делу Люберецкого маньяка. Несколько пузатых папок, каждая из которых по толщине была равна роману «Война и мир», были им проштудированы вдоль и поперек. Без внимания не осталась ни одна страница. Проанализирована была каждая справка и учтена каждая фотография. Так что к предстоящему разговору с майором Анатолий был готов. Через два дня лейтенант юстиции вошел в свой отдел Следственного управления если не победителем, то человеком, выполнившим порученное задание на совесть. В руках у него имелась тонкая папочка с выписанными из архивного дела данными, которые проливали свет на действия маньяка Шестакова в Москве. Колесов дождался прихода Шамова в отдел, дежурно поздоровался, подождал, пока шеф нальет себе (как обычно) полкружки растворимого кофе и сделает первые два глотка, и только после этого приступил к докладу. Начал Анатолий со вступительной фразы, которая должна была очертить Сергею Ивановичу весь объем затраченных им, лейтенантом юстиции Колесовым, сил и энергии на поиск нужной информации. Однако Шамов лишь покосился на своего помощника и, сделав еще один глоток, холодно и сухо произнес: – Давайте, лейтенант, по существу. Колесов кивнул (что-то не очень задалось начало, обычно майор обращался к нему на «вы» в крайнюю степень раздражения) и начал докладывать, не удержавшись, чтобы еще раз подчеркнуть: – В результате кропотливых и многочасовых поисков мною были обнаружены и досконально проработаны признательные показания Шестакова Николая Порфирьевича, его сообщника Шувалова Андрея Владимировича и протоколы следственных экспериментов, проводимых старшим следователем Московской областной прокуратуры Бебутовой. Из них следует, что по Москве имеется два места, где, возможно, наш Подражатель планирует совершить убийство под номером «шесть». Это Косино-Ухтомский район в Восточном административном округе города, где в тысяча девятьсот семьдесят пятом году Люберецким маньяком недалеко от железнодорожной станции Ухтомская, рядом с автобусной остановкой, было совершено покушение на Ирину Фридман, – лейтенант докладывал четко, старательно подбирая каждое слово. – Приехал Николай Шестаков сюда на своем «КрАЗе», чтобы после совершения убийства и изнасилования загрузить труп, отвезти его в заброшенный Косинский песчаный карьер и там спрятать. Все вроде бы шло по плану: он выследил одинокую девушку, пошел за ней, догнал, ударил по голове кувалдой, но не убил. Девушка нашла в себе силы закричать. На крик подбежали две девушки-подростка, и Шестакову пришлось вернуться к «КрАЗу»… – Эта Фридман выжила? – воспользовавшись паузой, спросил Сергей Иванович. – Да, выжила, – ответил Колесов. – Возможно, это не наш случай, – не совсем уверенно произнес Шамов. – Повторяя действия Люберецкого маньяка, Подражатель будет убивать. Или пытаться убить. И свидетелей постарается не оставлять. – Я тоже так думаю, Сергей Иванович, – согласился с ним Колесов. – Значит, нам больше всего подходит Кузьминский лесопарк. А именно та его часть, что входит в Юго-Восточный административный округ города, в те времена являющийся рабочей окраиной Москвы. – Излагай, – вскинул взор на своего помощника старший следователь-криминалист. – Излагаю, – охотно отозвался Анатолий Колесов. – В том же семьдесят пятом году в Кузьминской лесопарковой зоне Люберецкий маньяк совершил два нападения на молодых женщин. Первое произошло в первой половине марта. Жертва – Марина Додолева. Она получила тяжелейшую черепно-мозговую травму, но чудом выжила. Когда оправилась, дала показания. Но следствию это помогло мало, оно и понятно: чего может увидеть жертва, на которую напали сзади и прежде, чем она что-либо сообразила, ударили по голове, лишив сознания. По показаниям «Люберецкого маньяка», когда его поймали, оглушив женщину, он собирался ее изнасиловать и стал расстегивать женщине брюки. Но где-то сзади хрустнула ветка. Потом послышался говор. И маньяк тотчас ретировался. Второе нападение случилось в конце октября. Была убита и изнасилована молодая женщина Ирина Агафьева. Затем район преступлений смещается в Люберецкий и Балашихинский районы. – Значит, все же Кузьминский лесопарк, – заключил Сергей Иванович раздумчиво. – А где именно была убита Агафьева? – Тело было найдено на правом берегу Шибаевского пруда в кустах у подошвы склона холма, недалеко от плотины, – быстро ответил Анатолий и заглянул в свои бумаги: – В протоколе осмотра места происшествия было указано, что на заиндевелой траве были обнаружены следы волочения тела от ближайшей тропинки. По показаниям самого маньяка, он выследил одинокую девушку, резко и неожиданно напал на нее сзади, оглушил, оттащил ее, потерявшую сознание, в приозерные кусты, где изнасиловал и добил двумя ударами кувалды по голове. – Значит, правый берег Шибаевского пруда, недалеко от плотины, – произнес Сергей Иванович и заключил: – Вот где следует ожидать очередное убийство под номером «шесть». – Шибаевский пруд занимает площадь девять гектаров, – тоном учителя начальных классов промолвил Колесов. – А правый берег, надо полагать, длиною больше километра… – Вы что, заработались, товарищ лейтенант? – немного удивленно посмотрел на своего помощника Шамов. – Сами же мне сказали, что тело Ирины Агафьевой было найдено «на правом берегу Шибаевского пруда в кустах у подошвы склона, недалеко от плотины». Вот где Подражатель будет совершать свое очередное убийство. Там нам и надо выставить скрытые наблюдательные посты. Ну и привлечь несколько оперативных групп под видом физкультурников, ротозеев, влюбленных, чтобы были наготове. – Да, конечно, – как-то конфузливо посмотрел на своего начальника Колесов. – Наверное, заработался… – Тогда отдыхайте, – безапелляционно изрек майор юстиции Шамов. – Только сначала дождитесь меня… Майор поднялся из-за стола и вновь потопал на прием к полковнику Лебешеву. * * * На сей раз начальник Следственного управления полковник юстиции Лебешев был более покладист (интересно, что на него такое нашло? Ну может же быть человеком, когда захочет). Правда, сначала вытребовал план совместных следственно-оперативных мероприятий, предоставить который Сергей Иванович клятвенно пообещал «через час по выходу из вашего кабинета», имея в виду, конечно, лейтенанта Колесова, который остался дожидаться своего начальника. Только после заверения, что план через час будет лежать на столе Лебешева, Геннадий Викторович пообещал выделить в распоряжение Шамова две оперативные группы и еще пятерых сотрудников для скрытных наблюдательных постов. И Шамов, и Лебешев свои обещания сдержали: майор через час представил полковнику написанный Колесовым по форме план, а начальник Следственного управления показал приказ о выделении в распоряжение старшего следователя-криминалиста нужных ему людей. Две недели прошли в тягостном ожидании. В течение всего времени не было никаких подвижек. Даже подозрительных личностей не было замечено. Если не считать группы подростков, затарившихся пивом и расположившихся на самом берегу озера, да нескольких парочек влюбленных, изыскивающих укромные места для интимного уединения. Шамов всерьез начал думать, – а не помер ли, часом, Подражатель, но крамольную мысль не высказывал. В эти трудные минуты позволял себе лишь немного поворчать, проявляя себя знатоком русского фразеологизма: – Эдак мы можем просидеть в засаде до морковкиного заговенья. Надо как-то ускорить процесс и спровоцировать Подражателя. – Есть план? – поинтересовался Колесов, который уверенно тянул с ним лямку нудного ожидания. – Есть кое-какая мысль, – туманно ответил Шамов. На следующий день Колесов дежурил в лесопарке у Шибаевского пруда один. А майор юстиции Шамов беседовал с женщинами-полицейскими на предмет приманки для маньяка. Всего таковых оказалось шесть человек. Две из них отсеялись по возрасту, поскольку были старше сорока лет; еще две были физически не подготовлены и в случае нападения маньяка не смогли бы дать ему должный отпор. Остались две. Первая – старший лейтенант-дознаватель Екатерина Матюшкина, владеющая боевыми искусствами и даже выступавшая в показательных выступлениях в две тысячи тринадцатом году на открытии Кубка России по кобудо. Вторая – капитан из отдела миграции Гульнара Мирзоева, совсем недавно отправившая в нокаут троих парней, имевших глупость попытаться взять ее на гоп-стоп. И Матюшкина, и Мирзоева ничего не имели против того, чтобы сыграть роль подсадных уток (похоже, что предстоящее задание они воспринимали как маленькое приключение). Ведь в случае поимки маньяка, за которым охотился майор юстиции Шамов из Следственного управления, им обоим светила награда и досрочное повышение звания. Что в полицейской службе отнюдь не лишне. Но имелась одна закавыка. Люберецкий маньяк, роль которого предстояло исполнить Подражателю, нападал на свою жертву чаще всего неожиданно: набегал сзади из укрытия или когда шел следом. Тотчас бил по голове. Конечно, Матюшкина и Мирзоева все время были бы начеку, но никто не застрахован от непредвиденного. К тому же начальник Следственного управления Лебешев был категорически против того, чтобы подвергать неоправданному риску молодых женщин-полицейских, у одной из которых – капитана Мирзоевой – было двое малолетних детей. – В данном случае риск вполне оправдан, – пытался втолковать ему Сергей Иванович, но полковник Лебешев стоял на своем. Понять его было можно: случись что-нибудь нелегкое с одной из женщин – по головке его не погладят и нового звания не дадут, а скорее всего, попросят освободить должность для более молодых и перспективных. Стали искать компромисс. Помощник следователя Колесов, также присутствующий при этом разговоре, вспомнив архивное дело по Люберецкому маньяку, которое он проштудировал вдоль и поперек, попросил разрешения высказаться и, когда Лебешев дал таковое разрешение, изрек: – Зимой тысяча девятьсот семьдесят пятого года, в самый разгар розыска маньяка Шестакова, Люберецкий райотдел внутренних дел тоже пытался поймать Люберецкого маньяка на подобную приманку. Они нашли несколько физически подготовленных девушек, служащих в полиции, и надели на них строительные каски, замаскированные волосами. А поверх них – вязаные пуховые платки. При нанесении удара по голове каска защитила бы голову, девушка не потеряла бы сознание и могла бы вступить в противоборство с маньяком. После чего подоспевшая опергруппа задержала бы маньяка с поличным. – Лейтенант Колесов чуть помолчал и добавил: – Может, и нам придумать что-то наподобие касок? Полковник Лебешев покосился на лейтенанта: – Пышные прически, начесы, фальшивые волосы, шиньоны всякие, – ворчливо произнес Геннадий Викторович, – в семидесятых это все было в моде. Тогда даже трехлитровые банки под волосами прятали! А сейчас кто это все носит? – Полковник Лебешев посмотрел на Колесова как на врага (обычно так взирают на подчиненного, которому грозит служебное несоответствие; лейтенант невольно сжался), и сам же ответил: – Никто! Как, скажите на милость, будет смотреться оренбургский пуховый платок в августе, да пусть и в сентябре месяце? И где вы видели молодых привлекательных женщин в бабушкиных платках? Даже не пуховых. Ну разве что только в церкви. – А как тогда защитить голову от удара? – непроизвольно вырвалось у лейтенанта Колесова. – Я предлагаю никак не защищать, – подал голос молчавший покуда майор Шамов. – Девушки должны быть естественны и ничем не стеснены. Только в этом случае они смогут дать должный отпор Подражателю. А вот страховать «приманку» нужно обязательно. – И как ты собираешься страховать? – не без недоверчивой нотки в голосе спросил Геннадий Викторович. – Подберезовиком, что ли, притвориться? – Ну-у, почему же подберезовиком… Во-первых, надо строго определить путь их следования, – произнес Сергей Иванович так, словно уже давно для себя все решил. – Скажем, одна идет от летнего кафе до детской площадки, другая – от спортплощадки до парка развлечений. Далее надлежит снять выставленные нами наблюдательные посты и расставить их на всем пути следования наших «подсадных уток». Чтобы они ни на секунду не выпадали из поля зрения. – Шамов на секунду замолчал, потом продолжил: – Во-вторых, связь… Девушки все время должны находиться на связи с наблюдателями. И как только кто-то из них заметит подозрительного человека, а уж тем более человека, похожего по описанию на нашего Подражателя, в то же мгновение «приманка» должна узнать об этом… – Сергей Иванович снова немного помолчал: – На пути следования обеих девушек должны находиться группы захвата. Они тоже обязаны поддерживать постоянную связь с «подсадными утками». Кроме того, обе девушки должны быть вооружены. Полковник Лебешев молчал примерно две минуты. План Шамова, конечно, был неплох. И вроде все предусмотрено. Но в подобных ситуациях может произойти всякое. К примеру, отказать связь (ну сядет эта чертова батарейка!). Или группа захвата окажется далеко от «приманки», когда на нее нападут. Или девушка на секунду отвлечется и потеряет бдительность (например, о кавалере задумается, с ними такое случается). И именно в это время на нее может напасть Подражатель. Словом, всего не предусмотришь. А с другой стороны, надо поймать этого Подражателя как можно скорее, ведь он, судя по всему, не намерен останавливаться. И за то, что он продолжает разгуливать на свободе, – тоже по головке не погладят… – Хорошо, – изрек наконец Геннадий Викторович. – Общее руководство операцией и всю ответственность за ее проведение возлагаю на майора юстиции Шамова. – Произнеся эти слова, начальник Следственного управления города посмотрел прямо в глаза Сергею Ивановичу. – С него соответственно и будет весь спрос… – Есть, – ответил по-военному Шамов. – Ты понимаешь, какая на твоих плечах ноша, майор? – строго спросил Геннадий Викторович. – Так точно, товарищ полковник, – охотно ответил Шамов и почувствовал невероятное облегчение. Так оно тоже бывает. – Вот и славно, – заключил Лебешев. – Товарищи офицеры (при этих словах Шамов и Колесов встали), я вас больше не задерживаю. Глава 17. Сообщник Долго искать подходящую кандидатуру на своего сообщника Стасу не пришлось… Люберцы – город не лучше и не хуже иных. Из числа обыкновенных. Московские окраины бывают и похуже. Был в Люберцах один знакомый Стаса. Не близкий, а так… шапошный. Познакомились они в то время, когда поступали в Московский энергетический институт. Стас поступил, а вот Коля Зеленин – так звали знакомого Стаса – не прошел по конкурсу. И уехал обратно в Люберцы. Что с ним стало дальше – Стас не ведал. Однако знал, что живет Зеленин в микрорайоне «Поселок Калинина» на улице Калинина в двухэтажном деревянном доме барачного типа. К нему Стас и двинул… Коля Зеленин, как оказалось, был болен русской болезнью: запоем. Поэтому с предприятий и организаций города вылетал, как пробка из теплой бутылки шампанского. Поначалу у него все было, как у всех: пивко с приятелями; красненькое крепленое в хорошей компании, включая девушек, в редких случаях водочка, – это если угощал кто-то «из взрослых». Годам к двадцати пяти водка стала тем самым продуктом, без которого Коля уже не мог обойтись. Правда, попив недели с две, Зеленин на время угомонялся, брал себя в руки и устраивался на работу. Но потом, получив зарплату, срывался и снова запивал. С работы его, конечно, увольняли, и он уже теперь пил с горя. Последним местом его работы был городской комбинат стройматериалов и конструкций, где он продержался аж полтора месяца. После него Колю уже нигде не брали, хотя он бил себя в грудь и клятвенно заверял кадровиков, что давно «завязал», что больше не пьет ни капли, зашился сразу в нескольких местах одновременно. Но, судя по всему, ему не верили – Зеленин успел «наследить» и наобещать всюду. По причине такого вольного образа жизни семьей Коля не обзавелся. Единственно не равнодушная к нему девушка в городе по имени Татьяна, устав бороться за него, в сердцах махнула рукой и свалила в Москву, чтобы не видеть его вечно пьяной физиономии и попусту не переживать за него, теперь уж совершенно пропащего. Когда в квартире прозвучал звонок, Николай валялся на продавленном диване в полудреме. Он поднялся и в надежде, что это пришел кто-то из приятелей с бутылкой, не спрашивая «Кто там?», гостеприимно распахнул дверь. Поначалу он не узнал гостя и тупо смотрел на него, соображая, кто бы это мог быть и что ему от него нужно. – Что, не узнаешь? – усмехнулся гость. – Не, братан, – мотнул головой Коля Зеленин. – Никак не могу вспомнить… Может, подскажешь? – А ты напрягись, – весело произнес Николай. – Вспомнил, – стукнул себя по лбу Зеленин. – Ты Протас с восьмого дома… Послушай, я отдам тебе твою пятеру! Чего уж ты так сразу… Давай обойдемся без мордобоя. На меня завтра… нет послезавтра, – немного подумав, продолжил Николай, – деньги должны хорошие упасть. Я их лопатой просто загребать буду! Так я с тобой сразу и рассчитаюсь… – Да успокойся ты, Коля, никто тебе рожу бить не собирается, – великодушно заверил Стас, – подумай как следует. – Ага, припоминаю, – с приподнятым настроением продолжил приятель, обрадованный тем, что обойдется без мордобоя. – Ты Фрол с Пролетарской… Послушай, Фрол, я тебе сразу хочу сказать, что у меня с твоей женой ничего такого не было. Меня оговорила какая-то паскуда!.. Когда ты вырубился, Маруська мне сама на колени прыгнула, с нежностями лезла… Говорила, что ты до утра не проснешься, что нам не помешаешь. А если муж чего и увидит, так все равно спьяну ничего не поймет. А я как отрезал… Сказал, не могу я так с друганом поступить! Что ничего у нас с ней не выйдет… А потом, у тебя ведь комнатка маленькая, как-то стремно… А если тебе сказали, что мы того… в сортире заперлись… что гремели будто бы и что именно мы унитаз сломали, когда трахались, так ты не верь! Он и до этого был треснут. А если у Маруськи задница поцарапана, так я тут ни при чем. И вообще я тогда очень бухой был, мне не до любви было и… – Не о том ты все говоришь… – широко улыбаясь, перебил гость. – Я Стас… Стас Кулигин. Мы вместе с тобой когда-то поступали в институт. Дружили, можно сказать. И ты сам дал мне свой адрес. Сказал, если окажусь как-нибудь в Люберцах, чтобы обязательно к тебе зашел… – Стас немного помолчал, оглядывая Николая с головы до ног. – Вот я и зашел. – Ну и правильно сделал, – отступив от двери и как бы приглашая войти, ответил Коля. – Проходи… Только знаешь, ни выпить, ни закусить нет… Как-то все так подъел и выпил. А в магазин смотаться все времени нет… Николай вспомнил Стаса не сразу. Поначалу Зеленин только делал вид, что припомнил. Задавал дежурные вопросы, получал столь же незначащие ответы, почему-то избегая посмотреть гостю в глаза. Разговор вот-вот готов был зайти в тупик и заглохнуть, после чего наступила бы неловкая пауза, но Николай наконец вспомнил Стаса. Лицо его враз просветлело: ну да, это тот самый парень, с которым он как-то быстро сошелся, когда они вместе поступали в Московский энергетический институт… – Так ты Стас! – обрадованно произнес Коля Зеленин. – Стас Кулигин! – А я о чем, – широко улыбнулся гость. – Наконец-то до тебя дошло.