— Нет, — я пристально смотрю ей в глаза. — Я не испытывал к нему никакого уважения. — Любовь и уважение — это не одно и то же, Ронан. И, детская любовь прочно укореняется, разве нет? Я делаю глоток вина, позволяя тяжёлым танинам обволакивать мой язык. — Ты ведёшь себя так, будто веришь, что у меня есть совесть. Уверяю тебя, маленькая кошечка, этого не так. Она наклоняется вперёд и кладёт локти на стол. — Я считаю себя безжалостной, но у меня есть свои привязанности. Каждый чем-то мотивирован, Ронан, — она постукивает ногтями по бокалу. — Я отказываюсь верить, что у тебя действительно их нет. Я смеюсь. Она не поймёт моих мотивов, потому что у неё слишком большое сердце. — Корысть — вот то, что мотивирует меня. Это и только это. — И что произойдёт, когда у тебя будет всё это? Когда мир склонится к твоим ногам, что ты будешь делать? Я бросаю взгляд на её нетронутую тарелку, которая с каждой секундой становится всё холоднее. — У нас пропал аппетит, не так ли? — Я предпочитаю выпить после мести, а ты уходишь от моего вопроса. — Думаю, что проведу отпуск на Фиджи, — я широко улыбаюсь, довольный своим нелепым ответом. — Ты в плавках… — смеётся она. — На Фиджи. Ты же превратишься в пепел на солнце, — она встаёт со стула и обходит стол. Мурашки пробегают по моей руке, когда она проводит ногтем по воротнику моей рубашки. — Конечно, вид был бы захватывающим, — её губы прижимаются к моему горлу, затем раздаётся скрежет зубов, а после она выходит за дверь столовой. Я сижу и ем свою еду, а тело Себастьяна восседает во главе моего стола. Как только я заканчиваю, я прощаюсь с ним, приказывая слугам прибраться в комнате по пути в свой кабинет. Едва я сажусь за свой стол, как слышу, как Шопен громким эхом разносится по коридору. Я откидываюсь на спинку стула, закрываю глаза и слушаю навязчивую мелодию, гадая, что она делает. После прелюдии я встаю со стула и иду на звук в сторону библиотеки. Дверь приоткрыта, и из коридора я вижу Камиллу, взгромоздившуюся на пианино, одной рукой она делает вид, что дирижирует оркестром, а другой заливает в себя бутылку водки. Когда я открываю дверь, моя челюсть напрягается. Мои пластинки разбросаны по полу, несколько потрескавшихся и разбитых. Я поправляю свои запонки и прочищаю горло, направляясь к ней. — Камилла? Нахальная улыбка мелькает на её губах, когда она оглядывается на меня через плечо. — Ронан, — поёт она, хлопая почти пустой бутылкой водки по крышке пианино. И хотя я съёживаюсь от звука треска… Я наслаждаюсь её потерей контроля. — Почему мои пластинки разбросаны по комнате? — Я искала музыку. Тебе нужно больше разнообразия, Русский. Я протягиваю руки и запрокидываю голову назад, вслушиваясь в чарующую мелодию. — Нет никакой музыки, отличной от этой. Она смеётся и поворачивается на крышке пианино лицом ко мне, похлопывая меня по груди. — Ты такой милый, — невнятно произносит она. Запах водки разносится в воздухе, заставляя меня сморщить нос. Я хватаю её за руку, переплетаю свои пальцы с её и оттаскиваю её от пианино. Она хватает водку прежде, чем я усаживаю её в шезлонг в углу комнаты. — Выпей со мной, — говорит она, протягивая мне почти пустую бутылку. — Нет. — С тобой неинтересно, — она запрокидывает голову допивая остатки из бутылки. — Как Себастьян убил твою семью? — это ужасно, что я спрашиваю? Возможно, но моё любопытство достигло пика, а честность начинается с алкоголем. Трагедии и травмы формируют нас, и я хочу знать каждую частичку тьмы, которая сформировала мою маленькую кошечку. Камилла встаёт и, пошатываясь, возвращается к пианино, пытаясь приподнять блестящую крышку. Она просовывает руку в щель и достаёт новую бутылку. — Мне нужна ещё водка для этого разговора, — произносит она, отвинчивая крышку и делая большой глоток. — Он застрелил их. — Как оригинально… — вздыхаю я. — Почему тебя и Габриэля пощадили? — Пощадили? — она смеётся. — Не-а, мы сбежали. Одна из наших горничных-мексиканок вывезла нас из страны. Если бы не Мария… — она размахивает бутылкой в воздухе, водка расплёскивается по её руке. — Я была бы мертва. Никакого картеля, который ты мог бы украсть, и тогда меня бы здесь не было. Твоё здоровье, Мария! — говорит она, широко разводя руки и поднимая бутылку в небрежном тосте. — Я должен отправить этой Марии открытку с благодарностью. Кривая улыбка танцует на её губах, когда Камилла неторопливо направляется ко мне, несколько раз спотыкаясь, прежде чем остановиться передо мной. Её руки обвиваются вокруг моей шеи, и она садится на меня верхом, наклоняясь близко к моему лицу. — Мария мертва. А ты симпатичный, — шепчет она, прижимаясь ко мне. Я опускаю взгляд на её бёдра, наблюдая, как её платье медленно задирается вверх. — Почему ты напилась, Камилла? — я провожу пальцем по изгибу её шеи, и она со стоном закрывает глаза. — Я пью в честь мести. Это полезно для тебя. — Ясно. — Тебе стоит попробовать, — она неуклюже проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Немного расслабиться. Я хватаю её за запястье и сжимаю. — Ах, но это означало бы, что я потеряю контроль, а поверь мне, ты не захочешь видеть, как я теряю контроль. Ты можешь не выжить. — А что, если я это сделаю? — её глаза вспыхивают. — А что, если мне всё равно? Короткий смешок срывается с моих губ. — О, я не думаю, что ты понимаешь… — я сжимаю её волосы в кулак, дёргая ее голову в сторону. — Твоя жизнь зависит от того, сохраню ли я этот кусочек контроля, убери его, и я знаю, что обескровлю тебя досуха. Я ничего не смогу с собой поделать. Я делаю глубокий вдох, мой член набухает при мысли о её рубиновой крови, проливающейся на пол, идеальный звук, который она могла бы издавать, капая в гармонии с Шопеном. Её пальцы зарываются в мои волосы, и Камилла прижимается своим лбом к моему. — Почему тебе нравится резать меня, Ронан? Что такого в крови, что делает тебя таким твёрдым? — она дышит мне в губы, в её дыхании чувствуется запах водки. Я вспоминаю своё детство. Мою собственную трагедию, которая оставила во мне шрамы, порочность. — Металлический запах, — шепчу я, мой пульс неуклонно учащается. — Этот вкус. Это ощущение, — моя хватка на её волосах усиливается, и я прерывисто выдыхаю. — Это так успокаивает. Тёплая и влажная, ощутимая частичка жизни покидает чьё-то тело. — Тебе всегда это нравилось? — тихо спрашивает Камилла, поглаживая пальцами мой затылок. — С тех пор, как мне исполнилось семь лет, — мои челюсти сжимаются от воспоминаний, от ужаса. Полное отсутствие контроля. Она кладёт голову мне на плечо. — Мне жаль, — говорит она, и её голос полон сочувствия. Наступает момент, уязвимый момент, когда я хочу рассказать ей, что произошло. Это пугает меня. Секреты лучше всего хранить в тайне. Уязвимость, в которых никогда не признавался… Я мягко отталкиваю её от себя и встаю, разглаживая рубашку. — Пойдём… — я направляюсь к двери, но, когда оглядываюсь через плечо, Камилла всё ещё сидит в шезлонге и свирепо смотрит на меня. Она снова глотает водку. — Такой придурок, — бормочет она. Я щёлкаю пальцами и приподнимаю бровь. Камилла поднимает средний палец. Я вздыхаю, прежде чем распахнуть дверь и позвать Игоря. — Скоро увидимся, — говорю я, прежде чем покинуть библиотеку и направиться в свою комнату. Глава 11 КАМИЛЛА Игорь укладывает меня на кровать Ронана. — Русские мудаки, все вы! — кричу я. Игорь уходит, а Ронан просто стоит, скрестив руки на груди, с самодовольной улыбкой на лице. — Дерзкая дикарка, — подмигивает он, прежде чем раздеться до боксеров и забраться в постель. Боже, я ненавижу его, но я хочу его. Всегда. Застонав, я переворачиваюсь и стягиваю с него одеяло, прежде чем оседлать его тело. Он приподнимает бровь. Я улыбаюсь. — Я нравлюсь тебе дикаркой. А теперь… — я просовываю руку ему под трусы и сжимаю его твёрдый член.