Её глаза дразняще мерцают, когда она прикусывает нижнюю губу зубами. — Ох, Ронан, это же вечеринка, — её пальцы скользят по моей шее, прежде чем она прижимается губами к моему подбородку. — Потанцуй со мной, — она прикусывает мою кожу, прежде чем отстраниться, сверкая ослепительной улыбкой, берёт меня за руку и ведёт нас к центру комнаты. Я притягиваю её к себе, изящные изгибы ощущаются желанным теплом на моей коже. Её бёдра покачиваются в экзотическом танце, который совсем не согласуется с музыкой. Она правда является воплощением похоти, желания, запретных вещей. С ухмылкой она поднимает бутылку и делает большой глоток, прежде чем поцеловать меня. — Прямо сейчас каждая женщина здесь хочет быть на моём месте, — шепчет она мне на ухо, свешивая бутылку через моё плечо. — А каждый мужчина хочет быть на моём, — ухмыляюсь я. Смеясь, она кружится. Камилла раскована. Неконтролируема. Люди вокруг нас смотря на неё, уверен, с любопытством наблюдая за красивой латиноамериканкой и сердитым русским. Кто-то похлопывает меня по плечу. — Ронан, — я узнаю голос Ивана ещё до того, как оборачиваюсь. — Да? — говорю я, всё ещё сжимая руку Камиллы в своей. Его тёмные глаза перемещаются на Камиллу, когда он незаметно кивает в направлении коридора. — Мне нужно поговорить. — Слушаю… Он неловко засовывает руки в карманы брюк и вздыхает. Колеблется. Я знаю, что он не хочет говорить в присутствии женщины, к тому же иностранки. Я прочищаю горло и приподнимаю одну бровь. — Виктор мёртв, — говорит он. — Ах, — я разворачиваю Камиллу и пожимаю плечами, — так устроен мир, — Камилла ухмыляется, а Иван тупо смотрит сквозь меня. — Но… итальянцы нанесли по нему удар… — Да, и что? — Мы должны нанести ответный удар, — в его глазах горит огонь. Месть. Такая пустая трата времени. — Нет. Прижимаясь ко мне, Камилла проводит рукой по моей шее сзади. — Нравился ли нам Виктор? — шепчет она, и её вопрос пронизан любопытством. — На самом деле мне никто не нравится. Она похлопывает меня по груди. — И то верно. Иван прочищает горло, и моё внимание возвращается к нему. — Передайте мои соболезнования его жене, — говорю я. — Вот… выпей чего-нибудь, — Камилла прижимает бутылку водки к груди Ивана, и он берёт её, свирепо глядя на неё. — Пойду принесу ещё, — она исчезает в переполненном бальном зале, и я переключаю своё внимание на Ивана. — Мы выше таких вещей, как ответные меры. Его челюсть сжимается. — Мы будем выглядеть слабыми, — его голос дрожит от напускной храбрости. — Виктор был слаб. Иван хочет возразить, я вижу это по его глазам, но он знает, как лучше. Вместо этого он кивает головой, ставит бутылку водки на ближайший столик и уходит. Мужчина, чьё имя я не могу вспомнить, встаёт передо мной и пожимает мне руку, всё время бормоча о смерти Деревечи. Я смотрю через его плечо на Камиллу, стоящую у стойки бара, и не могу не заметить, что мужчина рядом с ней стоит слишком близко. В воздухе чувствуется присутствие беды из-за него, и мои чувства обостряются. Не говоря ни слова, я отворачиваюсь от мужчины, который всё ещё что-то бормочет, и плечами прокладываю себе путь к бару. Мужчина за стойкой внезапно двигает рукой, и тело Камиллы напрягается, прежде чем она горбится. Её пальцы сжимают его предплечье, когда она, спотыкаясь, отступает на шаг. Все вокруг них замирают. Мой взгляд падает на кровь, растекающуюся спереди по её платью. Жар охватывает моё тело, когда меня охватывает ярость. Моя челюсть напрягается, и я вскидываю руку в воздух, щёлкая пальцами. Прежде чем я успеваю подойти к ним, двое моих охранников хватают мужчину и выводят его из комнаты. Я разберусь с ним позже. Джентльмен рядом с Камиллой хватает её за плечи, когда её ноги угрожают подкоситься. В большинстве мест случайная поножовщина вызвала бы массовый хаос, но не здесь. Это не является чем-то необычным среди захудалых преступников российского преступного мира, но что необычно, так это то, что кто-то осмелился прикоснуться к тому, что принадлежит мне. Камилла убирает окровавленную руку от живота, смотрит вниз и морщится, прежде чем снова прижать её к ране. В ту секунду, когда я подхожу к ней, я обхватываю её рукой за талию, оттаскивая от мужчины в смокинге. Она прижимается ко мне, её кожа холодная и влажная от пота. Я помогаю Камилле сесть на стул и опускаюсь перед ней на колени, осторожно убирая её руку. Из колотой раны сочится кровь. Когда я прижимаю ладонь к её животу, тёплая кровь посылает по мне волну возбуждения, и я сдерживаю стон. — Игорь, — кричу я, — готовь машину! Камилла изо всех сил старается держать глаза открытыми, её голова продолжает клониться набок. Золотистый оттенок её кожи стал белым. — Не засыпай, ради меня, маленькая кошечка, — шепчу я, прежде чем встать, подхватить её на руки и отнести к машине. Кто-то другой заставил её истекать кровью. Кто-то другой забрал то, что принадлежало мне. Эта мысль прокручивается снова и снова по дороге домой, разжигая кипящий во мне гнев. Она моя. Её кровь — моя. А я не делюсь тем, что принадлежит мне. Никогда. Глава 13 РОНАН Огонь потрескивает в камине, отбрасывая тени на Камиллу, так мирно лежащую в моей постели. Врач ещё раз проверяет её пульс, прежде чем взять оставшиеся предметы с прикроватного столика и положить их в свою сумку. — Ей нужно много отдыхать и пить жидкости. Я зайду и проверю её завтра. Я киваю, благодаря его, когда он уходит. Донован собирается последовать за ним, но я останавливаю его. — Ты останешься с ней, — говорю я, выходя из комнаты. Игорь стоит на страже за дверью, и я жестом приглашаю его следовать за мной по коридору. — Мне понадобятся крысы, — говорю я, поправляя запонки. — Да, босс. — Он отстаёт от меня, исчезая в одном из коридоров. Напряжение скручивает мои мышцы, посылая вспышку боли вверх по шее и вдоль виска. Мой список врагов обширен, однако список людей, готовых встретиться лицом к лицу с моей яростью, невелик, и я думал, что давным-давно уничтожил таких людей. Возможно, новый игрок решил присоединиться к игре? Жаль его. Напевая, я спускаюсь по лестнице мимо главного этажа в подвал. Я бы солгал, если бы сказал, что не ждал этого с нетерпением. Петли на двери протестующе скрипят, когда я открываю её. Посреди комнаты стоит длинный стол, и к нему прикован мужчина, который ударил Камиллу ножом. Я подхожу к столу, ухмыляясь, когда моя тень падает на его лицо. В нём нет ни грамма эмоций. Нет страха. Нет волнения. Как мужественно с его стороны. Я изучаю, прикидывая, что могло бы вызвать его наибольший страх. Для кого-то это просто идея смерти, но я обнаружил, что это приходит с возрастом, а у этого — кожа всё ещё гладкая, борода ещё не отросла… Ему, должно быть, двадцать два, может быть, двадцать три? А молодым смерть кажется мимолётной фантазией. Чрезвычайная боль подойдёт! — Ах, — говорю я, и мой голос гулко разносится по маленькой бетонной комнате, — видимо, в твоей глупости я могу винить твою молодость? Он молчит, и мне доставляет огромное удовольствие знать, что это молчание будет недолгим. Продолжая напевать, я подхожу к металлическому шкафу в углу комнаты и достаю маленькую стеклянную клетку. Она похожа на маленький аквариум, но эта гораздо большее. Трепет пронзает меня, как электрический угорь. Пытки — одна из многих варварских вещей, которые мне стали нравиться. Вот почему я ограничиваю их — чтобы усилить удовольствие. — Давненько у меня в этой комнате не было гостей, — говорю я, скользя пальцами по гладкому краю стекла. — Итак, хотя я очень расстроен твоим вопиющим неуважением, я также взволнован. Добро пожаловать, — я улыбаюсь. Дверь со скрипом открывается и закрывается. Когда я оборачиваюсь, Игорь пересекает комнату с картонной коробкой под мышкой. Оттуда слышны крошечные писки и царапанье крыс внутри. — Крыса проглотила свой язык, Игорь, — смеюсь я. Игорь ухмыляется, подходя к столу. Я с улыбкой прикладываю стеклянную клетку к животу мужчины. — Как тебя зовут? Он плюёт в меня, и я приподнимаю бровь, открывая крошечную дверцу стеклянной клетки. Я киваю Игорю, и он открывает картонную коробку, загоняя крыс внутрь. — Сожалею об этом, — шепчу я крысам. Я наблюдаю, как они бегают внутри стеклянных стен. Мышцы живота мужчины напрягаются, когда их крошечные лапки постукивают по его коже. — То, что мне нужно, очень просто: имя того, кто тебя прислал, — я пожимаю плечами. — Одно имя, и я позабочусь о том, чтобы твоя смерть была гуманной. — Пошёл ты, Русский, — говорит он. О, как же меня возбуждает его сильный испанский акцент. — Какой восторг, — молвлю я, хлопая в ладоши. — Ты, должно быть, из одного из тех пыльных картелей. Как забавно. Вопрос в том, почему один из картелей решил, что сможет свергнуть меня? Конечно, это личная вендетта против Камиллы. Ни один человек в здравом уме не проявил бы ко мне такого вопиющего неуважения. Игорь достаёт из-под стола паяльную лампу и разжигает её. Пламя шипит, переливаясь такими идеальными оттенками синего и оранжевого, когда я постукиваю по стеклу. — Пинки и Брейн не любят жару, — говорю я. Глаза мужчины чуть-чуть расширяются. Я замечаю, как он сглатывает. — Хотел бы ты знать, что с тобой сейчас произойдёт, или предпочли бы удивиться? — я улыбаюсь. — Я действительно люблю сюрпризы. Я щёлкаю пальцами, и Игорь идёт вперёд, поднося паяльную лампу к верху клетки. В течение нескольких секунд крысы впадают в неистовство, царапая стекло в течение нескольких мгновений, прежде чем начать вгрызаться в мягкую плоть человека. Он кряхтит от боли. — Скажи мне его имя, и я прикажу Игорю просто обезглавить тебя. Чем дольше тепло удерживается на закалённом стекле, чем жарке становится существам, тем сильнее обостряются их инстинкты самосохранения. Я лишь зачарованно наблюдаю, как они разрывают его кожу, пытаясь вырваться наружу через его тело. Их белый мех окрашивается кровью, и я улыбаюсь. — Скажи мне его имя… — пою я рядом с ухом кричащего мужчины. — Ты понятия не имеешь, с чем имеешь дело, — выдавливает он из себя. Какая выносливость! К настоящему времени голова Пинки в большинстве своём спрятана в животе мужчины. Боль от того, что животное съедает тебя заживо, пытаясь спасти свою собственную жизнь, должно быть, невыносима.