Часть 8 из 37 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Понимаю, — я переплетаю пальцы с её и веду Камиллу в направлении выхода. Когда мы проходим мимо одного из охранников, я прижимаю её к себе. — Всё будет хорошо, — говорю я, притворяясь, что утешаю её.
Она сжимает мою руку так, что её ногти впиваются мне в костяшки пальцев.
— Без предупреждения, — говорит она себе под нос, — …ёбанный сердечный приступ.
Мы толпой выходим на улицу и спускаемся по бетонным ступеням, всё это время она что-то бормочет себе под нос. Вокруг нас воют полицейские сирены. Машины скорой помощи и сапёры уже здесь, но это принесёт мало пользы тем, кто оказался в ловушке в бункере безопасности.
— Что это? — кричит незнакомец в толпе, указывая на крошечную струйку дыма, поднимающуюся теперь с крыши здания. Врываются мужчины в защитных костюмах и шлемах, с пистолетами наготове, а я лишь достаю сигару из нагрудного кармана, зажигаю её и делаю длинную затяжку. Камилла выхватывает её у меня из рук и подносит ко рту. Дым просачивается сквозь её красные губы, как у соблазнительной искусительницы, и я сжимаю её подбородок пальцами.
— Давай уйдём, Красивая.
***
Позже вечером я вхожу в свою гостиную, Камилла следует за мной. Как всегда, меня ждут выпивка и сигара.
Один из слуг бросается к серванту, чтобы налить стакан водки, а мы с Камиллой усаживаемся на диван. Он спешит через комнату и с лёгким поклоном протягивает напиток Камилле.
— Серьёзно? — Камилла свирепо смотрит на меня, когда берёт стакан. Он включает телевизор, прежде чем передать мне пульт.
— Манеры имеют первостепенное значение, — говорю я с едва заметной усмешкой.
Камилла допивает водку, прежде чем пересечь комнату и выхватить бутылку из шкафчика. Изогнув бровь, она снова садится рядом со мной и пьёт из горла. Я смотрю, как крошечные пузырьки поднимаются по горлышку, и качаю головой.
— Нам правда нужно поработать над твоими манерами, — произношу я, прежде чем переключить своё внимание на новости.
— Ох, не знаю, Ронан. Я думала, тебе нравятся маленькие дикарки.
Я игнорирую её. Знаю, она ненавидит, когда я так делаю.
Первое, к чему обращается ведущий, — это предполагаемое нападение на правительственное здание. Как ужасно, когда кто-то нападает на скорбящих после похорон. Тск. Тск. Она рассказывает о взрывах, хаосе: «Лидеры Германии, Китая, Великобритании, Франции и Италии были доставлены в безопасное помещение, куда, как полагают, через вентиляционную систему было введено смертельное химическое вещество».
Я улыбаюсь, допивая свой напиток и бросая взгляд на Камиллу.
Камилла смеётся и качает головой.
— Умный, Русский.
Я поднимаю свой бокал в тосте, чокаясь с ней.
— Ты хоть представляешь, как долго я это планировал? — я киваю в сторону телевизора, моя грудь раздувается от гордости.
— Я бы сказала, возможно, с рождения, но не уверена, что тебя не выплюнули из огненной трещины в земле, когда ты уже был взрослым.
Я смеюсь.
— Годы, Красивая, — отвечаю я, проводя пальцами по её щеке, шее. — Так много лет.
Её зрачки расширяются, дыхание перехватывает, хотя тело напрягается. Что-то не так с маленькой кошечкой… Она с трудом сглатывает.
— Ну, все эти женщины, которых нужно похитить, и марионетки, которыми нужно манипулировать, — шепчет она, — …на это нужно время.
— И что же я буду делать с собой, когда всё это закончится? — это реальный страх, который я испытываю. Скука. Неспособность стремиться к большему, ибо как только ты держишь мир в своих руках, чего тогда вы вообще можно хотеть? — Я презираю саму мысль о нормальности.
Она пожимает плечами.
— У таких людей, как мы, никогда не может быть нормальной жизни, но мы находим свою собственную версию нормальности в хаосе.
И чем больше я наблюдаю за ней, чем дольше она со мной — интересно, понимает ли она, что именно такой она станет для меня? Моей нормой в пределах хаоса.
— Я бы никогда не удовлетворился нормой.
— Моя нормальность — это мой бизнес и кровавая бойня моего брата, — смеясь, она наклоняет голову. Её смех звучит так чуждо, беззаботно, как песня какой-нибудь экзотической птицы, которую я бы с удовольствием посадил в клетку и заставил петь. — Это не обязательно должно быть ужасно.
В её глазах мелькает искорка уязвимости, и если бы у меня была совесть, она вполне могла бы вызвать у меня сочувствие к ней. Она любит своего брата, и в какой-то момент я вспоминаю, каково было быть маленьким мальчиком на коленях у матери, но эта нежность быстро сменяется болью от потери того, кто тебе дорог. Любовь — это эмоция, которую ты не можешь контролировать… Я провожу пальцами по ране на горле Камиллы, моё сердце странно колотится в груди.
— Такая порочная малышка, — говорю я, — и всё же ты способна любить. Так интересно.
Она склоняет голову набок, изучая меня.
— Это тебя разочаровывает?
— Может быть, — я делаю глоток виски, переключая своё внимание на телевизор. На сегодня достаточно задушевной беседы.
Смеясь, она похлопывает меня по бедру.
— Не волнуйся, это то, что предназначено только для Габриэля.
Я наблюдаю за картинками войны, мелькающими на экране, мои пальцы танцуют по её бедру.
— Ты можешь позвонить ему, знаешь ли… — возможно, это предложение мира, а возможно, что-то для моего собственного развлечения — понаблюдать за её реакцией, когда она заговорит с ним.
Повисает долгая пауза. Я чувствую, что она смотрит на меня, но я не смотрю в её сторону.
— Потому что, — наконец выдыхает она, — я не пленница…
Я правда верю, что у неё идёт настоящая внутренняя война. Она решила остаться, и всё же она должна убедить себя, что она не пленница. Чтобы ответить на её вопрос, я достаю из кармана сотовый и протягиваю ей.
И я спрашиваю себя: зачем я на самом деле это делаю?.. Возможно, я забочусь о ней больше, чем признаю.
Возможно — ключевое слово.
Глава 9
КАМИЛЛА
Я беру у Ронана телефон, колеблясь, прежде чем набрать номер Габриэля. Он звонит несколько раз, прежде чем брат берёт трубку.
— Привет?
— Гейб.
— Камилла, — выдыхает он. — Ты всё ещё с этим ёбанным Русским?
— Да.
— Какого хрена ему нужно? — спрашивает он.
Мой взгляд скользит к Ронану, сидящему на диване с сигарой во рту. Тонкая струйка дыма проплывает перед его лицом, когда его глаза встречаются с моими и сужаются.
— Я… Я не знаю.
Я снова чувствую себя разорванной на части. Мы с Ронаном превратились из врагов в любовников, в обоих одновременно. И сейчас… Я даже не вижу линий фронта, которые когда-то были начертаны кровью. Так легко забыть обо всём, кроме Ронана и опьяняющей силы, которая кружится вокруг нас, когда мы вместе, но слышать голос Гейба… Мой брат напоминает мне, в чём должна заключаться моя преданность, и о моём собственном предательстве, когда я испытывала что-то к Ронану. Ронан наблюдает за мной, как ястреб, и мне кажется, что он может видеть мои эмоции, поэтому я отворачиваюсь от него.
— Как дела? — спрашиваю я Гейба, меняя тему.
— Лос-Зеты чертовски сумасшедшие, — вздыхает он. — Они скачут на моём члене и… — он мгновение колеблется. — Я слышал, что Себастьян сейчас в Мексике, ведёт с ними дела, — моё сердце бешено колотится о рёбра.
— Уходи, — говорю я, обрывая его. — Если он найдёт тебя…
— Ах, пускай он найдёт меня, — он сплёвывает. — Грёбаная шлюха. Я перережу ему горло и помочусь на его труп, Мила.
— Габриэль, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
— Что? Хочешь, чтобы я сбежал? Ай, ай, ай… Он убил нашу семью. Этот долг всё ещё должен быть выплачен!
Я сжимаю переносицу и пытаюсь замедлить дыхание.
— Габриэль, я приказываю тебе покинуть Хуарес.
Он фыркает.
— Да, и ты в таком положении, что можешь приказывать что угодно… ёбанный Русский.
— Гейб, ты грёбаный мудак! — кричу я, но связь обрывается.
Я смотрю на экран, наблюдая, как он дрожит в моей трясущейся руке. Я пытаюсь перезвонить, но написано, что номер недоступен. Моё сердце колотится от очень реального и инстинктивного страха. Габриэль и я, мы живём определённой жизнью. Мы признаем, что смерть придёт за нами в какой-то момент, но, если он отправится за Себастьяном Кортезом, это будет самоубийством. Он не сможет справится с ним. С тех пор как он убил мою семью, он стал одним из самых могущественных людей в Южной Америке. Он убил моего отца, мою мать, моего брата — и всё это для того, чтобы украсть нашу наркоимперию. Я принимаю смерть, но я не потеряю ещё одного брата из-за этого человека. Гейб — это всё, что у меня осталось.
Мои пальцы сжимают телефон в руке, и я поворачиваюсь лицом к Ронану.