Я обнимаю ее в ответ, прижимаясь к ней так долго, как только могу. От нее пахнет ее сладкими ванильными духами, и я ненадолго возвращаюсь к дням, проведенным в ее комнате, пока она одевалась для свидания, или мы прижимались друг к другу на диване за просмотром фильма, или вместе тусовались на кухне, пытаясь испечь что-то новое. Целая жизнь и дружба отняты у меня в одно мгновение. Лука может позволить ей по-прежнему навещать меня или выходить под усиленной охраной, но это уже никогда не будет прежним. — Пойдем, — говорит Ана, и я вижу, что ее глаза такие же затуманенные, как и мои. — Давай оденем тебя. * * * Час спустя мои волосы завиты и заколоты сзади, а макияж нанесен мягким и розовым свечением так, что я выгляжу, как будто сияю. Ана застегивает молнию на моем платье и застегивает все пуговицы на спине, а затем вставляет в мои волосы маленький золотой гребень с бриллиантами, прикрепляя к нему вуаль. — Это принадлежало моей бабушке, — говорит она. — Ты можешь вернуть мне его позже, но пока это может быть то, что ты позаимствовала. Украшения. Это напоминает мне о подарке Луки. — Спасибо, — говорю я ей, осторожно поворачиваясь на высоких каблуках, чтобы снова ее обнять. — В этих коробках что-то мое голубое. У Аны отвисает челюсть, когда она поднимает крышку с той, что поменьше. — О боже мой…они прекрасны. — Они принадлежали матери Луки, — тихо говорю я. — Он оставил этот комплект прошлой ночью. Ана выглядит такой же растерянной, какой чувствовала себя я. — Я его не понимаю, — говорит она, качая головой. — Я тоже. — Я поворачиваюсь лицом к зеркалу, убирая с лица выбившийся локон. — Но я выхожу за него замуж сегодня. К тому времени, как мы заканчиваем, я становлюсь воплощением идеальной невесты. Платье сидит безупречно, моя прическа и макияж идеальны, бриллианты и самоцветы в ушах, на запястьях и пальцах сверкают на свету, а вуаль развевается позади меня, как мягкое облако тюля. Я протягиваю руку, прикасаясь к крестику у себя на шее, единственному украшению, которое я ношу и которое выглядит немного неуместно, хотя мне на это наплевать. — Я бы хотела, чтобы моя мама была здесь, — тихо говорю я. — И в то же время я рада, что это не так, так что ей не обязательно знать, что это происходит. — Мне так жаль, София. — Ана выглядит так, словно изо всех сил пытается сдержать слезы. — Я хотела бы, чтобы этот день был для тебя счастливым. — Я просто рада, что ты будешь там на церемонии. — Я делаю глубокий вдох, в последний раз глядя в зеркало. — Хорошо. Поехали. Я рада, что мне не нужно беспокоиться о том, что я увижу Луку, когда мы будем уезжать. Водитель лимузина ждет нас у лифта, а лимузин стоит в гараже, блестящий и черный в свете фар. Ана не утруждает себя доставанием шампанского, как только мы заходим внутрь, ни у кого из нас нет настроения праздновать. Вместо этого я наблюдаю за пробками, пока мы едем к церкви Святого Патрика, думая о том, как я собираюсь пережить следующий час, прием после него и сегодняшний вечер. Сегодня вечером мы остановимся в отеле Plaza вместе с остальными главными гостями свадьбы, Лука сообщил мне это в тот день, когда я подписала контракт, и нам придется провести ночь в одном номере, независимо от моих условий. Даже если он сдержит свое обещание не прикасаться ко мне, мне все равно придется провести с ним целую ночь. Выхода из этого нет. У меня возникло бы слишком много вопросов, будь у меня своя комната, даже если бы мы провели в ней достаточно времени вместе, чтобы имитировать завершение. Я знаю, что у меня нет шансов избежать этой части ночи. Когда мы выходим из лимузина, небо серое и облачное, собор нависает над нами с Анной, когда мы поднимаемся по ступенькам. Катерина ждет нас в вестибюле, одетая в темно-синее кружевное платье и держащая букет из белых роз. Она вручает мне букет побольше, нервно поглядывая на Анну. — Прости, — мягко говорит она. — Я должна встать рядом с ней как подружка невесты. Это должна быть ты, но… — Они не могут допустить, чтобы русская девушка стояла перед собором, полным итальянской мафии, — сухо говорит Ана. — Я поняла. — Она наклоняется, целует меня в щеку, прежде чем накинуть вуаль на мое лицо. — Ты можешь сделать это, Соф, — мягко говорит она. — Ты сильнее, чем даже сама думаешь. — Только из-за тебя. — Я сжимаю ее руку. — Я постараюсь поймать тебя, прежде чем мы покинем церковь. И я скоро увижу тебя, я обещаю. Я не позволю Луке разлучить нас. — Надеюсь, что нет. — Ана грустно улыбается мне, прежде чем проскользнуть в церковь, чтобы найти свое место, все время избегая взгляда Катерины. Катерина закусывает губу. — Мне так жаль, — шепчет она. — Все в порядке. — Я делаю глубокий вдох, заставляя себя улыбнуться, когда сжимаю букет. — Это не твоя вина. — Я… Что бы Катерина ни собиралась сказать, ее прерывает Франко, входящий в двери. Он присвистывает, увидев меня. — Я никогда не пойму, почему у Луки сейчас такое вытянутое лицо, — говорит он со смехом, беря Катерину за руку. — Давай, любимая. Я провожу вас наверх. Катерина одаривает меня последней натянутой улыбкой, когда начинается свадебный марш, заглушающий все, что кто-либо из нас мог бы сказать. Мое сердце колотится в груди, пока я жду, когда подойдет моя очередь, мой желудок скручивается в узел. Не споткнись, лихорадочно думаю я, ожидая у дверей. Не плачь. Не бойся. Я вижу Луку, когда начинаю идти по проходу, тщательно подстраивая свои шаги под музыку. Я рада этому, это дает мне возможность на чем-то сосредоточиться, но я не могу оторвать от него глаз. Он выглядит красивее, чем когда-либо, высокий и худощавый в идеально сшитом костюме цвета древесного угля, но его лицо твердое, как камень. Я не вижу там никаких эмоций, когда я, наконец, подхожу и встаю в конце прохода, надеясь, что мой букет скроет дрожь в моих руках. Отец Донахью прочищает горло, когда музыка затихает. — Невеста готова выйти замуж? Слова застревают у меня в горле. На мгновение мне кажется, что я не смогу говорить, и мой взгляд скользит к Луке под моей вуалью, задаваясь вопросом, о чем он думает. Я помню его слова, сказанные прошлой ночью. Один телефонный звонок, и я буду мертва. — Да. — Мне удается произнести слова вслух, твердо, а не шепотом, как я боялась, они прозвучат. Мне кажется, я вижу вспышку восхищения в глазах Луки, когда я подхожу, чтобы встать перед ним, но я не могу быть уверена. Месса продолжается, кажется, целую вечность: причастие, молитвы, Священное Писание, слова. Я сосредотачиваюсь на движениях, вспоминая коленопреклонение и стояние, когда смотреть в лицо Луке, а когда отцу Донахью, просто чтобы довести меня до конца. Чем меньше я думаю о том, что происходит на самом деле, тем лучше. Когда отец Донахью начинает произносить обеты, я едва могу сосредоточиться на словах. Широкие гладкие руки Луки сжимают мои, удерживая меня там, хотя и не так крепко, как я ожидала. Я слышу, как он повторяет "любить", "лелеять", "почитать", и это все, что я могу сделать, чтобы не рассмеяться. Он не планирует делать ничего из этого, и я не могу не задаться вопросом, почему именно моя девственность может аннулировать наш брак, когда каждое слово, которое Лука произносит в этот якобы священный момент, является ложью. Когда наступает моя очередь, я чувствую, как пульс поднимается к горлу, угрожая задушить меня. — Я, София Наталья Ферретти, беру тебя, Лука Антонио Романо, в мужья. — Слова выходят спокойно, равномерно, и я не знаю, как мне вообще удается произносить их вслух, как будто все в порядке. Как будто я хочу быть здесь, произнося эти клятвы. — Я обещаю быть верной тебе в хорошие и плохие времена, в болезни и здравии, любить и почитать… Я делаю паузу. Слушаться. Я не могу заставить себя сказать это. Я не хочу подчиняться ему. Я не хочу принадлежать ему, но прошлой ночью я принадлежала. Прошлой ночью мое тело выгнулось навстречу ему, как цветок, ищущий солнца. Я думаю, это была похоть, а не любовь. Не послушание. Руки Луки предостерегающе сжимаются вокруг моих. Я вижу выражение его глаз сквозь дымку вуали, говорящее мне, что прямо сейчас я хожу по тонкому льду. Что я должна тщательно подбирать свои следующие слова. Позади меня кто-то откашливается. Дон Росси? Волна холодного страха захлестывает меня, и я выдавливаю слова, спотыкаясь о них в спешке. — … любить, почитать и слушаться тебя, все дни моей жизни. Хватка Луки ослабевает, и когда я поднимаю на него взгляд, я вижу что-то похожее на облегчение на его лице. Он действительно так рад, что я прохожу через это? Я тупо задаюсь немым вопросом. Он действительно так сильно хочет, чтобы я жила? Почему? Остальная часть церемонии проходит как в тумане. Я едва замечаю, как Лука надевает мне на палец обручальное кольцо, едва справляюсь со своими оставшимися клятвами, когда я неуклюже надеваю его золотое кольцо на него. Прежде чем я это осознаю, я слышу, как отец Донахью говорит Луке, что он может поцеловать невесту, и когда Лука тянется к краю моей вуали, я чувствую слабость. Его рука касается моей щеки, когда он натягивает тюль мне на голову, рассыпая его по моим волосам, а затем его ладонь прижимается к моей щеке, он поднимает мое лицо вверх, его губы касаются моих в сладком, почти целомудренном поцелуе. Я чувствую, как слезы жгут мои веки. Вот на что это было бы похоже, если бы это было реально. Если бы он любил меня. Если бы я любила его. Поцелуй нежный, как целуют того, кого любят, и мое сердце болезненно сжимается, когда я смакую его всего секунду, зная, что, возможно, это единственный раз за всю оставшуюся жизнь, когда кто-то целует меня таким образом. Это ложь, но я все равно позволяю себе насладиться этим на секунду. А затем мы поворачиваемся лицом к хлопающей аудитории на своих скамьях, и я слышу голос отца Донахью позади нас. — Я представляю вам, мистера и миссис Романо! Дело сделано. Клятвы произнесены, брак засвидетельствован. Я жена Луки. До тех пор, пока мы оба будем живы. ЛУКА Я женатый мужчина. Наконец-то. Дело не в самом браке, конечно. Я был бы очень счастлив провести все свои дни убежденным холостяком. Но теперь, когда дело сделано, засвидетельствовано, подписано и скреплено печатью, я могу обратить свое внимание на устранение непосредственной угрозы Братвы, отправив их ползти обратно на их собственную территорию, а затем поселить Софию в хорошей, роскошной квартире как можно дальше от меня. Я смогу забыть о ней. О том, что произошло прошлой ночью. О том, как это было чертовски здорово, как это заводило меня больше, чем любой секс, который у меня когда-либо был, несмотря на то, как мало мы на самом деле делали. Прошлая ночь никак не удовлетворила мое желание к ней. Если уж на то пошло, это разожгло пламя еще сильнее. Вот почему мне нужно, чтобы она исчезла с моих глаз как можно скорее, прежде чем я повторю то, что произошло прошлой ночью. Хуже того, прежде чем я окончательно потеряю контроль. Прием — грандиозное мероприятие, полностью организованное Катериной и Джулией Росси. София выглядит немного несчастной, когда мы входим, и я поворачиваюсь к ней, заставляя себя выглядеть как можно приятнее. — Никому из нас это не нравится, — говорю я ей категорично. — Но, по крайней мере, постарайся не выглядеть так, будто ты собираешься разрыдаться. София ничего не говорит. Ее лицо выглядит бледнее обычного. — Давай просто покончим с этим, — бормочет она, не встречаясь со мной взглядом. — На этот раз я не сбегу. В ее голосе есть резкость, которая пугает меня, но я предпочитаю не обращать на это внимания. Вместо этого я беру ее за руку, которая безвольно лежит в моей, наши пальцы едва соприкасаются, когда мы проходим через широкие двойные двери в приемный зал. Все в золотисто-белом цвете, с дорогими атрибутами стульями и фарфором по всей комнате, россыпью белых и розовых цветов на всех возможных поверхностях, и наш стол во главе всего этого. — Столик для влюбленных, — бормочет София с оттенком сарказма, проследив за моим взглядом. На этот раз я согласен с ее отношением к этому. Все было спланировано до мельчайших деталей, и ничто из этого не кажется личным ни одному из нас, что кажется уместным. Я сохраняю приятную улыбку на лице, когда мы проходим мимо гостей, и, к моему удивлению, София делает то же самое, но внутренне все, чего я хочу, это чтобы все поскорее закончилось. Я уже подсчитываю минуты до того, как смогу сбежать в отель. На самом деле это не будет более расслабляющим. Нам с Софией придется провести ночь вместе, а это значит, что это будет либо чертовски неловко, либо какая-то вариация прошлой ночи, когда ни один из нас не уйдет полностью удовлетворенным. Все это, в сочетании с моим новым нежелательным статусом мужа, приводит меня в мрачное настроение. Но я не достиг бы того, кто я есть, не контролируя свои эмоции, и поэтому в комнате нет ни одного человека, который бы это понял. Кроме, может быть, Софии. Удивительно, но я ловлю ее взгляд на мне время от времени, когда мы занимаем свои места за столом, когда начинает подаваться ужин, с легким беспокойством в ее глазах. Она беспокоится за себя или за меня? Мрачно размышляю я, ковыряя филе у себя на тарелке.