Люси Смоук & Э. Дж. Мейси Перевод группы: tg. RUINBOOKS Читатели, которые используют триггерные предупреждения, как список покупок, книга посвящается вам. Предупреждения о триггерах Данная книга содержит очень мрачное содержание, которое может вызвать триггеры у некоторых читателей. Некоторые из этих сцен включают, но не ограничиваются ими, насилие, откровенные сексуальные ситуации, мазохизм, садизм, деградацию, унижение, бондаж, фистинг киски, вынужденное согласие, сексуальное насилие, убийство, потерю и другие темы, которые распространены в мрачных романах. Все события и люди, описанные в этой книге, являются художественными произведениями. Любое сходство с живыми или умершими людьми является чистым совпадением. Если вам не нравятся эти темы, перечисленные выше, или у вас есть определенные триггеры, которые вредны для вашего психического здоровья, пожалуйста, не читайте. Эта книга рекомендована для лиц старше 18 лет из-за сексуального содержания и взрослых ситуаций. Пожалуйста, имейте это в виду, и читайте на свой страх и риск. Пролог 11 лет … Тела в черных плащах двигались синхронно, окружая моего отца, мою сестру и меня, ведя нас троих от лимузина, из которого мы только что вышли, к холму, где ждали еще несколько фигур, одетых в черное. Сухой, слегка прохладный воздух ударил мне в лицо. Я повернулась, чтобы посмотреть на облака, нависшие над головой, угрожая этому и без того унылому дню новым дождем. При виде еще большего количества людей в черном, расположившихся вокруг кладбища, у меня внутри все перевернулось. Нервничая, я потянулась к папиной руке, но остановилась, когда он отстранился. — Помни правила, Ангел, — сказал папа. Словно желая доказать, что она лучше, Джеки перегнулась через его спину и хмуро посмотрела на меня. — Ты должна знать лучше, — огрызнулась она, прежде чем вернуться на свое место. Я прикусила губу так сильно, что, клянусь, почувствовала вкус крови. Однако она права; я действительно знала лучше. Я просто надеялась, что при таких обстоятельствах мы можем быть немного другими... можем быть нормальными. Очевидно, нет. Даже на похоронах мамы нам не разрешено проявлять привязанность. Существует так много правил. Где мы можем есть, запрещено если папа еще не одобрил это место. Что мы можем надеть. Где мы можем делать покупки - только в лучших брендах и только из определенных магазинов, которые обеспечивали дополнительную безопасность, пока мы были внутри. Кому разрешалось заезжать за нами или отвозить нас в школу, и никогда не было никого, с кем бы нас раньше специально не знакомили. Кого пускали в ту же школу - детям из определенных семей никогда не разрешалось приближаться к нам на определенное расстояние. Я никогда ничего из этого не понимала до этого момента. Все эти секреты. Все те времена, когда я не могла понять, почему у нас так много охраны и так много людей живут в особняке. Здесь все стало ясно. Мы не нормальная семья, и никогда ею не были. Мы другие, и то, что делал мой отец... это нехорошо. У него были враги, и как у его кровных, так и у нас. Мои плоские черные туфли Мэри Джейнс скользили по грязи ледяной земли. Все онемело. Мои глаза болели и саднили от обилия слез. Они казались опухшими, и всякий раз, когда я протягивала руку, чтобы дотронуться до них, становилось только больнее. Я чувствовала, что вся выплакалась. У меня так иссякли слезы, что подумала, никогда больше не смогу плакать. Темное, вызывающее зуд платье, которое я надела, резко контрастировало с моей светлой кожей. Мои туфли быстро пачкались от дождя, который заливал наши лица, пока мы тащились через кладбище. Сегодня хоронили маму - в грязи, под дождем и на холодном зимнем воздухе. Я слышала глухой стук дождевых капель, когда один из людей моего отца раскрыл зонт и держал его над нашими головами, когда мы заканчивали подниматься на холм. Это только усиливало печаль, которую я несла в себе, и мне казалось, что с каждым мгновением мое сердце раскалывается все больше. Мои шаги замедлились, когда я увидела дюжину или около того широкогрудых мужчин, втиснутых в костюмы, похожих на раздутых пингвинов, стоящих вокруг гроба. Папа, не оглядываясь, двинулся вперед, и мужчины, которые пришли сегодня, потянулись к нему, протягивая руки в знак соболезнования. Думаю, похороны любимой жены мафиози довольно важное событие. Я огляделась в поисках места, где можно было бы спрятаться, чтобы не мешать, но оставаться поближе к папе и его телохранителям. — Что ты делаешь? Резкий голос моей сестры напугал меня, нарушив тишину в моей голове. Жаклин хмуро посмотрела на меня, зависнув неподалеку. Ее тонкие губы сжались от резкого взгляда, отчего ее лицо стало казаться еще больше похожим на птицу, чем это уже было, с ее немного большим, чем обычно, носом и вдовьей горбинкой в верхней части лба. Она больше походила на нашего папу своими темными волосами и оливковой кожей, но я... я была похожа на нашу маму. Мягче, округлее и короче. В свои почти семнадцать лет Джеки была почти на шесть лет старше меня, и, если не считать того, что у нас одинаковый разрез глаз, хотя у нее карие, а у меня карие но с оттенком зеленого, реальность родства с ней казалась почти невозможной. Было немного других сходств, как физических, так и личностных. У меня были эмоции, а у нее... ну, даже на похоронах своей собственной мамы ее макияж был совершенно нетронут, ни слез, ни размазанной по щекам туши. Это было так, как будто это просто обычный день. В то время как я обычно опускаю голову и извиняюсь за невидимое оскорбление. Сегодня я другая. Я уставшая, злая и грустная. Я нашла стул в первом ряду и села на краешек, прежде чем поднять глаза на ее выжидающее лицо. — Сижу, — огрызнулась я в ответ. Глаза Джеки расширились от моего тона. Она отступила назад и скрестила руки на груди. — Очень сентиментальна? Я снова прикусила губу, но ничего не ответила. Вместо этого я перевела свой взгляд на гроб. Закрыто, конечно. Почему бы и нет? Внутри никого нет. Из того, что я подслушала от папиных людей, тело мамы было так сильно избито, что его с трудом можно было узнать. Ни один одиннадцатилетний ребенок не должен был это слышать, но мне остается винить только себя. Я подслушивала возле папиного кабинета, и когда я не была в зоне их прямой видимости, папины люди не очень-то умели сдерживать свои слова. Проглотив образовавшийся комок, я старалась не вздрагивать, когда люди двигались вокруг и между мной и Джеки. Мое сердце бьется со скоростью миллион миль в минуту. Пот выступил у меня на ладонях, даже когда я попыталась вдавить в них пальцы, чтобы остановить это. Взгляд Джеки продолжал сверлить меня в течение нескольких мгновений, пока ей, казалось, не наскучило и она, наконец, не сдалась. Я была благодарна, когда она откинула волосы с плеча и направилась через пространство к нашему отцу. Именно такой была Джеки, и не похоже было, что мы когда-либо были особенно близки. Закрыв глаза и откинувшись на спинку сиденья, я сделала глубокий вдох, а затем медленно выдохнула, думая о том факте, что, несмотря на неосторожность телохранителей моего отца Джеки была единственной, кто рассказал мне правду о том, как умерла мама. Несколько дней назад я плакала в своей комнате, когда она заглянула внутрь и прислонилась к косяку, наблюдая за мной холодными, невозмутимыми глазами. Меня всегда выводило из себя, когда она так делала. Иногда Джеки просто появлялась где-нибудь и вместо того, чтобы вообще что-то сказать, пристально смотрела. Наблюдала. Затем она задавала странные вопросы вроде: "Тебе больно, когда ты плачешь?" или "Почему тебе неприятно лгать?" И в тот день, когда нам сообщили о смерти нашей матери, все было точно так же. — Ты знаешь, что убило маму? — спросила она. Я сильно шмыгнула носом. — Автомобильная авария? Они сказали, что это был несчастный случай. Я сердито вытерла мокрые полосы у себя на лице. Неужели ей действительно нужно допрашивать меня именно сегодня, из всех дней? Джеки кивнула и вздохнула, но вид у нее был не совсем утешительный. Раньше я думала, что это просто из-за того, как естественно вытянулось ее лицо, но в тот момент я поняла, что это потому, что ей действительно наплевать на меня. Не было никакой реакции на мои слезы, никаких попыток утешить. Ее губы были искривлены в еще большей степени опущенной вниз раздраженной гримасе. — А, так вот что он тебе сказал. Моя рука замедлилась, задержавшись на щеке, пока я переваривала ее слова. — Сказал мне? — повторила я. — Что значит "сказал мне"? — Это просто потому, что ты еще довольно маленькая, — ответила она, фактически не ответив на мой вопрос. — Достаточно маленькая, чтобы держали в неведении... Она замолчала, поворачиваясь, чтобы уйти. Смятение закружилось во мне. Что она имеет в виду? Я рванулась вперед. — Подожди! — сказала я, хватая ее за руку, чтобы не дать ей уйти. — Что значит "держали в неведении"? Папа не стал бы мне лгать. Иногда он был злым и кричал, но он любил меня и маму. Он не стал бы лгать о том, как она умерла, но Джеки говорила так уверенно. Я надеялась, что это всего лишь одна из ее подлых выходок. Джеки повернулась, чтобы посмотреть на меня, на ее лице не было ни жалости, ни вины. Это я тоже ненавидела. Я знала, мама всегда говорила, что Джеки особенная и ей нужна помощь, чтобы лучше понимать эмоции, но это было слишком тяжело, и иногда она была чертовски злой. Клянусь, она делает это нарочно. — Мама погибла не в автокатастрофе, — сказала она, снова поворачиваясь ко мне лицом. Она склонила голову набок. — Папа разозлил кого-то, и они пошли за ней. У меня отвисла челюсть. — Что? Она не может быть права. Я покачала головой. В этом нет никакого смысла. Однако, прежде чем я успеваю закончить свою мысль, Джеки снова начинает говорить. Закатив глаза и раздраженно фыркнув, она выдернула свою руку из моей и скрестила ее вместе с другой у себя на груди. — Уф, повзрослей, Ангел, — огрызнулась она. — Мы не обычная семья. Папа - преступник. Мы преступники, а преступники не живут долго и счастливо. Мы не попадем на небеса, сколько бы раз тебе ни говорили, что ты папин маленький ангел. Папа - могущественный человек, и у него есть враги, враги, которые подобрались слишком близко, и мама заплатила за это цену. В ее смерти не было ничего случайного. У меня начала пульсировать голова. — Я не понимаю… почему ты говоришь мне это? — Потому что я устала от того, что все в этом доме защищают тебя от правды, как маленькую принцессу, — зарычала она на меня. — Это раздражает. Чем скорее ты поймешь правду, тем лучше. Мамы теперь нет, так что это значит, что я следующая хозяйка дома. То, что я говорю, будет исполняться. Я игнорирую ее последнее заявление. Кем бы она ни хотела быть - главной, контролирующей или кем бы то ни было еще, - я не собираюсь даже признавать это. — Ты, должно быть, ошибаешься, — настаивала я. — Нет, — усмехнулась она. — Это из-за того, кто он такой. Кто мы такие - Семья Прайс. Синдикат. Почитай газеты, а еще лучше - почему бы тебе просто не спросить папу?