Между нами повисает тишина, поскольку он не намерен продолжать разговор, сосредоточив все свое внимание на дороге. Я смотрю в окно, наблюдая, как исчезает город, когда мы направляемся в лес, усаженный деревьями, где Академия Синдиката скрыта от посторонних глаз. — Мэн прекрасен, — говорю я, поглядывая на директора. Это так отличается от бетонных джунглей Атланты, в которых я выросла. — Вы видели черного медведя, сэр? Он качает головой. — У меня нет времени ходить в лес. Я чувствую разочарование, что он не поддерживает со мной разговор, но у меня ощущение, что Оакли Бирн — человек, который предпочитает не участвовать в светских беседах. — Тогда что Вы делаете для развлечения? — спрашиваю я, задаваясь вопросом, занимается ли он чем-нибудь еще, кроме преподавания и управления академией. — Развлечения? — он усмехается, ухмылка играет в уголках его губ, несмотря на все его попытки сдержать ее. — Я слишком занят, чтобы развлекаться. Я наматываю волосы на пальцы, сосредоточившись на красивом мужчине, сидящем рядом со мной. — Это позор. Жизнь слишком коротка, чтобы быть скучной. Я тяжело сглатываю, думая о своем покойном брате. Его жизнь едва началась, когда эти байкеры забрали его слишком рано. Это жестоко, и хотя мы были такими разными, мы были близки с детства. — У меня мало свободного времени, учитывая мои обязанности в академии. Его голос становится мягче, и когда я смотрю на него, напряжение спадает. — Жизнь пролетит быстрее, чем Вы думаете, — говорю я, качая головой. — Всегда нужно находить время для себя. Его глаза встречаются с моими, пылая эмоцией, которую я не могу определить. — Это правда. Он впервые улыбается настоящей улыбкой, и это зрелище выбивает кислород из моих легких. Это захватывает дух. — Возможно, я так и сделаю. Как ты развлекаешься? И нельзя говорить «учебой», так как это не считается. Я вздыхаю, выглядывая в окно. — Я люблю читать. Он улыбается. — Какой твой любимый роман всех времен и народов? Я хмурю лоб, пытаясь подобрать. — Это сложный вопрос. Я люблю "Джейн Эйр" Шарлотты Бронте. Я вижу, как он закатывает глаза при этих словах. — Но мне нравятся все жанры, а не только романтика. — Я пожимаю плечами. — Что Вам нравится делать? — спрашиваю, желая узнать больше о человеке-загадке. Напряжение возвращается, когда он прочищает горло. — Мне нравится рисовать. Рисовать. Я не ожидала, что он это скажет, ведь он такой серьезный. — В самом деле? Что Вы рисуете? — спрашиваю, пока он въезжает через огромные кованые ворота на длинную извилистую подъездную дорожку академии. Он проводит своей большой рукой по затылку. — Я не рисовал много лет, но раньше мне нравилось рисовать людей. — Ух ты, Вы, должно быть, талантливы. Вы писали портреты? Его взгляд перемещается с дороги на меня. — В основном обнаженную натуру. — О, ясно, — бормочу я, жар разливается по моим венам и сжигает меня. — Я хотела предложить Вам нарисовать меня, но это было бы неуместно. Не знаю, откуда это взялось, но я сразу же жалею об этом. Он бросает на меня горячий взгляд. — Определенно, — выдавливает он из себя, прежде чем заехать на парковку перед готическим зданием. Мужчина выходит из машины и обходит ее, открывая мою дверцу. Обнимает меня одной рукой за спину, а другой подхватывает под колени, поднимая так, словно я ничего не вешу. Я обнимаю его за шею, чтобы поддержать себя, наслаждаясь теплом его тела, прижатого к моему. Я чувствую, как он напрягается, когда несет меня через главный вход в школу, но вместо того, чтобы повернуть направо, он поворачивает налево. — Может, мне попробовать пройтись? — я спрашиваю. На его челюсти дергается мускул. — Нет, в твоей карте сказано, что тебе нельзя вставать на ноги, пока не заживут швы, за исключением кратковременного мытья и посещения туалета. Он несет меня вверх по нескольким лестничным пролетам, пока не подходит к большой двойной дубовой двери со словом "Медпункт", вырезанным на деревянной вывеске. Директор Бирн разворачивается и пятится к дверям, которые распахиваются внутрь, прежде чем повернуться обратно. Медпункт похож на шикарную частную клинику с комнатами, расположенными по обе стороны от большого зала ожидания в передней части, заполненного чрезмерно дорогой мебелью. Он несет меня в третью комнату справа. — Это твоя, — говорит он, осторожно опуская меня на кровать. — Сестра Джаспер зайдет через минуту, чтобы помочь тебе устроиться. — О, хорошо. — Я улыбаюсь ему, чувствуя себя неловко, когда он задерживается рядом со мной, его аквамариновые глаза пристально смотрят на меня. Когда он больше ничего не говорит, я нарушаю молчание. — Спасибо вам за все, сэр. Он сжимает кулаки и кивает, прежде чем выйти. Я тяжело вздыхаю, поскольку, что бы он ни говорил, он всегда кажется сердитым рядом со мной. Стук приближающихся каблуков предупреждает меня о том, что медсестра уже в пути. В дверном проеме появляется невысокая русоволосая женщина с мягкой улыбкой. — Здравствуй, дорогая. Я медсестра Джаспер, и я буду ухаживать за тобой. — Она спешит ко мне. — Помочь тебе переодеться? — спрашивает она. Я киваю, желая, чтобы директор Бирн также помог мне с раздеванием. Напряженность того момента и мягкое прикосновение его мозолистых пальцев к внутренней стороне моих бедер до сих пор находят отклик во мне. Я никогда ни в кого по-настоящему не влюблялась раньше, за исключением Джейми Орли в шестом классе, но он ненавидел меня. Возможно, это закономерность в отношении мальчиков и мужчин, к которым я неравнодушна, поскольку я не уверена, что нравлюсь и Оакли. Директор Оакли Бирн, однако, самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала. Думаю, что забыть о своей влюбленности в него будет невозможно, особенно после того, как я увидела его без рубашки, почувствовала его тело на своем и его руки побывали так близко к самой интимной части моего тела. Он снился мне прошлой ночью, и что-то подсказывает мне, что он, вероятно, появится еще во многих снах, особенно после сегодняшнего дня.  Следующие четыре дня я развлекала себя чтением для подготовки к выпускному экзамену SAT1. Если и есть что-то положительное в моей травме, так это свободное время для изучения того, что я хочу. Академия Синдиката не утруждает себя сдачей экзаменов SAT, но я зарегистрировалась, чтобы сдать экзамены в ближайшей средней школе в следующем году, и у меня есть входной билет. В глазах закона, в настоящее время я учусь на дому, а не посещаю какую-то гребанную академию для наследных преступников. Кто-то прочищает горло у моей двери, пугая меня. Я даже не слышала, как она открылась. Я поднимаю глаза, и на меня смотрят те пронзительные аквамариновые глаза, которые преследуют мои фантазии с тех пор, как я встретила его. Оакли Бирн. — Здравствуйте, сэр, — говорю я, тепло распространяется по моему телу, когда покалывание разгорается на каждом дюйме моей обнаженной кожи. — Здравствуй, Ева, — говорит он. Мое имя звучит непристойно из его уст, но, вероятно, это мое воображение. Его пристальный взгляд напряжен, как будто он хочет прожечь им во мне дыру. — Как у тебя дела? Я сглатываю, разрывая зрительный контакт между нами, когда потребность разливается по моему телу, согревая меня изнутри. — Гораздо лучше, спасибо. — Меня никогда и ни к кому не тянуло так сильно, как к директору Бирну.